Страница 15 из 66
— Валлаги, не знаю, где дом Астемира, — по-кабардински отвечал Давлет, но тут же ужаснулся: ведь врать тоже нельзя. Стараясь исправить грех, Давлет показал палкой на соломенную, припорошенную снежком крышу, выглядывавшую из-за тополей, и сказал: — Мес!
Прохожий, видимо, понял значение этого слова, поблагодарил русским словом «спасибо» и быстрыми шагами направился к дому Астемира.
Прежде чем подойти к мечети, уже окруженной верующими, Давлет вынужден был задержаться у реки, по которой стелился пар, чтобы смыть скверну. Прихожане с любопытством следили за Давлетом, а он соображал, как объяснить свое поведение, и тут вспомнил, что Астемир ждет кунака, русского мастера из Пятигорска, и понял свой промах: ведь он, Давлет, мог стать первым свидетелем встречи Астемира с его русским кунаком! Благочестивое настроение исчезло. Не только Давлет, все старались поскорее закончить намаз, потому что Давлет всех взволновал новостью: только что с запада, должно быть, из Пятигорска, пришел русский человек, мастер, аталык[12] Астемира, но прежде чем войти в дом своего кунака и кана[13], он вошел в дом к Давлету с просьбой передать от него всем правоверным салям.
В главном Давлет не соврал: в самом деле пришел Степан Ильич Коломейцев.
Лю играл за воротами, когда увидел приближающегося к нему человека. На голове у незнакомца была не широкополая шляпа и не кабардинская шапка, а картуз вроде тех, какие носят русские солдаты. Лю на всякий случай приготовился дать тягу, когда вдруг человек ласково спросил его:
— Ты Лю?
Из ворот уже бежал дада Астемир. Дада и русский человек, которого Лю так было испугался, крепко обнялись.
— Лю, беги за Эльдаром. Живо! — приказал Астемир мальчику, и он побежал, гордый тем, что первым увидел русского человека. О том, что он испугался, Лю не расскажет даже Эльдару.
Выслушав его, Эльдар поспешил к дому Астемира. Лю едва поспевал за ним. Но перед самым домом Эльдар как бы несколько оробел, и это заметил даже Лю.
Да, все так и было.
— Вот Эльдар, сын Мурата, — важно сказал Астемир, когда Эльдар переступил порог. — Входи, входи, Эльдар!
— Салям алейкум, Эльдар, — приветливо произнес русский человек.
Теперь можно было его рассмотреть. И не молодой и не старый! Больше всего Лю удивили веснушки на белом лице гостя и рыжеватые, коротко подстриженные усы над губой. Воротник его рубашки под пиджаком подвязывался пестрыми шнурками с двумя мягкими, очень понравившимися Лю шариками.
Эльдар не сводил глаз с гостя, а тот оглядывал Эльдара и повторял по-русски:
— Здравствуй, здравствуй, сын Мурата… Но ты-то говоришь по-русски?
Приветливость Степана Ильича успокоила Эльдара, и он, широко улыбнувшись, ответил с душевной простотой:
— Я плохо знаю по-русски.
— Он плохо знает по-русски, — подтвердил Астемир. — Он будет учиться.
— Да, надо… Похож на отца. Ну, подойди сюда, сын Мурата, хочу обнять тебя. Мы же с тобой и по работе почти товарищи: ты ведь, кажется, кузнец, а я слесарь, оружейник и… немножко тоже кузнец.
Степан Ильич был не велик ростом, и получилось так, что скорее рослый и сильный Эльдар обнял Степана Ильича, нежели Степан Ильич Эльдара. Но не это было важно: все в семье Астемира стали свидетелями, как Эльдар встретился с человеком, на руках которого умер его отец.
А тут уж входили люди, возглавляемые Давлетом, точно дом Баташева — это вторая мечеть или, по крайней мере, обитель какого-нибудь кадия, а не жилище неугодного аллаху человека. Всех весьма заинтересовал русский мастер из Пятигорска.
С молчаливой улыбкой слушал Степан Ильич неугомонного Давлета, не отрицая, что Давлет мог в прежние времена знать его и даже отдавать ему в починку пистолеты. Больше Давлет не выведал ничего.
Степан Ильич знал еще больше, чем Астемир. Все, что говорил ему русский кунак, Астемир поспешил пересказать людям, и не было такого вопроса, на который Степан Ильич не мог бы ответить.
— Не может быть иной власти, кроме той, которая выдвинута самим народом, — утверждал Степан Ильич и осуждал действия Владикавказского войскового округа. Не соглашался он и с тем, что проповедовали младомусульмане — шариатисты, желающие сочетать верность мусульманству с революционными преобразованиями.
— Разве можно, цепляясь за старое, устроить жизнь по-новому? — спрашивал Коломейцев. — Это все равно, что послать человека в баню, а потом надеть на него грязную одежду.
Но с этим не соглашались:
— А зачем' по-новому? Разве плохо было по-старому? Всегда ли нужно менять одежду? В ношеном теплее и удобнее.
— Конечно, кое-кому было тепло. Не всем и прежде было плохо. Но согласитесь — не всем было одинаково хорошо, не все ходили в чистой одежде и ели чистую пищу. Шариат в Кабарде, если не ошибаюсь, шестьсот лет, а он все еще не умеет накормить бедняка. — И тут впервые Степан Ильич вспомнил имя Матханова: — Слышал я, Казгирей Матханов, молодой арабист, вернувшись из Стамбула, хочет оживлять шариат в Кабарде… Стоит ли?
Степан Ильич говорил не горячась, спокойно, внимательно вглядываясь в собеседников. В Шхальмивоко мало кто слыхал имя Казгирея Матханова, не все знали и о таких людях, как Буачидзе или Инал Маремканов, который тоже, подобно Степану Ильичу, оспаривал правоту князей и шариатистов.
Как-то вскользь Степан Ильич заметил:
— Интересно, что шариатист Матханов скажет Иналу о соблюдении закона кровной мести. Старики-то ваши, наверное, помнят, как Кургоко Матханов, отец Казгирея, застрелил соседа, отца Инала…
Это и в самом деле помнили многие. О дружбе Степана Ильича с сыном Касбота, однако, тут не знал еще никто, даже Астемир. Как обойдется Инал с Казгиреем, тоже мало кого интересовало, но вот вопрос, почему за шесть веков своего существования в Кабарде шариат не установил справедливости — это занимало людей. Интересовало также: как это нынче большая страна Россия управляется без царя и генералов? Имена Аральпова, Клишбиева, князя Шарданова для многих еще звучали грозно и повелительно, как основы самого шариата. Но разве, с другой стороны, не соблазнительно все то, что Степан Ильич с Астемиром говорят о новой жизни?..
Эльдар уже всей душою прилепился к Степану Ильичу, часами готов был смотреть на него, и Сарыма, как ни старалась, не умела разгадать смысл новых чувств, которые отражались в его глазах. И девушке было даже обидно, что Эльдар начинает жить как бы иной жизнью, словно меньше замечает ее.
— Эльдар, — сказал однажды Степан Ильич, — не довольно ли нам есть хлеб в этом гостеприимном доме? Не хочешь ли ты пойти со мною в Прямую Падь?
Нечего и говорить, с какой охотою отозвался Эльдар на приглашение Степана Ильича идти с ним в Прямую Падь, аул, известный по всей Кабарде. Этот аул с давних лет славился зажиточностью и красотой девушек. Прямая Падь — это знал и Эльдар — лежала почти на границе с Осетией, за Аргуданом, на берегу Уруха. Да что там! Эльдар пошел бы за Степаном Ильичом не только на край Кабарды, но и на край света.
12
Аталык — учитель, наставник.
13
Кан — воспитанник, ученик.