Страница 18 из 30
Кто эти люди — Дебби, Эдди, Лиз — и как они попали в такую жуткую переделку? Я уверен, Сью-Энн это знает; очевидно, что она изучала их историю как путеводитель по тому, чего можно ожидать, едва она вдруг покинет этот плоский и тусклый класс.
Я злюсь и сую журналы ей, даже не прошептав спасибо.
Шестой класс начальной школы имени Хорэса Грили — раскаленный горн любви, любви, любви. Сегодня идет дождь, но внутри воздух густ и пронизан страстью. Сью-Энн отсутствует; подозреваю, слегла от нашего вчерашнего бартера. Меня окутывает облаком вины. Она не виновата — я это знаю — в том, что читает, в том, какие образцы предлагает ей корыстная издательская индустрия; не следовало мне дозволять такую резкость. А может, у нее просто грипп.
Никогда еще не оказывался я в атмосфере, настолько пронизанной зарядами недоношенной сексуальности, как сейчас. Мисс Мандибула тут беспомощна; сегодня все идет наперекосяк. Амоса Дарина застали в раздевалке за рисованием неприличной картинки. Прискорбная и неточная, она не призвана служить таком чего-то, но сама по себе — акт любви. Картинка возбудила даже тех, кто ее не видел, даже тех, кто видел и понял только, что она неприличная. Класс гудит от недоосмысленного зуда. Амос стоит у дверей и ждет, когда его отведут к директору. Он колеблется между страхом и восторгом своей преходящей известности. Время от времени мисс Мандибула с укором поглядывает в мою сторону, словно винит в этом брожении меня. Но не я же нагнал такую атмосферу, я сам барахтаюсь в ней, подобно прочим.
Моим одноклассникам и мне обещано все, а превыше прочего — будущее. Мы принимаем вопиющие заверения, не моргнув глазом.
Я наконец собрался с дерзостью и подал прошение о парте побольше. На переменах я едва способен двигаться: ноги мои не желают распрямляться. Мисс Мандибула говорит, что поднимет этот вопрос перед завхозом. Ее беспокоит превосходное качество моих сочинений. Мне, спрашивает она, кто-нибудь помогает? В какой-то момент я балансирую на грани: рассказать ей все или не рассказать? Что-то, тем не менее, предостерегает меня: даже не пытайся. Здесь я в безопасности, у меня есть место; я не желаю снова вверять себя прихотям власти. Даю себе слово в будущем писать не столь превосходные сочинения.
Разрушенный брак, разрушенная карьера оценщика, мрачная интерлюдия в Армии, когда я едва ли вообще был личностью. Такова сумма моего существования до сего дня, тягостный итог. Что ж тут удивляться: единственной надеждой казалось полное перевоспитание. Даже мне ясно, что меня следует основательно переделать. Как эффективно общество, таким манером хлопочущее о спасении своего шлака!
Выдернутый из неизученной жизни среди прочих приятных, обреченных молодых американцев, зарабатывающих деньги, отброшенный назад в пространство и время, я начинаю понимать, как именно сбился с пути, как все мы с него сбиваемся. (Хоть это и далеко от намерений тех, кто послал меня сюда; им потребно только одно — чтобы я снова встал на верный путь.)
Различие между детьми и взрослыми, хоть, вероятно, и полезное в каких-то целях, по сути своей обманчиво, понимаю я. Существуют лишь индивидуальные эго, помешанные на любви.
Завхоз проинформировал мисс Мандибулу, что все наши парты — правильного для шестиклассников размера, как это определено Оценочным советом и поставлено в школы «Корпорацией образовательных поставок „Ню-Арт“» из Энгелвуда, Калифорния. Он также отметил, что, раз габариты парты верны, стало быть, неверны габариты самого ученика. Мисс Мандибула, которая и без него пришла к сходному заключению, отказывается поднимать этот вопрос дальше. Мне кажется, я знаю, почему. Прошение, поданное в администрацию, может повлечь за собой мое удаление из класса, перевод в какое-либо заведение для «исключительных детей». А это бедствие первостепенной величины. Сидеть в классе с гениями (или, что вероятнее, с «умственно-отсталыми» детьми) — да я скукожусь за неделю. Пускай же мой опыт здесь пребывает обыденным; оставь меня, Господи, пожалуйста, типичным.
Знаки мы читаем как обещания. Мисс Мандибула по моему большому росту, по зычному голосу понимает, что настанет день, и я на руках отнесу ее в постель. Сью-Энн те же самые знаки интерпретирует так: среди всех ее знакомых мужского пола я уникален, а следовательно — наиболее желанен, а следовательно — ее особое достояние, как и все остальное, что Наиболее Желанно. Если ни один из этих планов не осуществится, жизнь обманет их обеих.
В своем прежнем существовании я читал девиз компании («Работаем, чтобы помочь в нужде») как описание долга оценщика, коренным образом недопонимая глубочайшие интересы компании. Я верил, что, раз приобрел себе жену, состоящую из знаков жены (красоты, очарования, мягкости, аромата, умения готовить), значит, обрел любовь. Бренда, читая те же знаки, что сейчас заводят не туда мисс Мандибулу и Сью-Энн Браунли, чувствовала, будто ей пообещали, что ей никогда не станет скучно. Все мы — мисс Мандибула, Сью-Энн, я сам, Бренда, мистер Доброхотт — по прежнему верим, что американский флаг означает некую общую праведность.
Однако теперь я утверждаю, оглядывая этот инкубатор будущих граждан: знаки есть знаки, и некоторые из них лгут. Вот мое великое открытие, совершенное здесь.
Может статься, мой опыт ребенка здесь в конечном итоге меня спасет. Только удалось бы затаиться в этом классе, пока Наполеон бредет по России под нудное бормотание Гарри Броана, читающего вслух из учебника истории. Все загадки, что ставили меня, взрослого, в тупик, берут свое начало здесь, и одну за другой я перечисляю их, обнажая их корни.
Мисс Мандибула не даст мне остаться неповзрослевшим. Ее руки покоятся у меня на плечах слишком уж тепло, слишком подолгу.
Именно клятвы, которые это место мне дает, клятвы невыполнимые, сбивают меня с толку впоследствии и заставляют думать, что я ни к чему не прихожу. Все представляется результатом какого-то опознаваемого процесса; желая достичь четырех, я доберусь до них посредством двух и двух. Если захочется сжечь Москву, маршрут мой уже проложен другим гостем города. Если, подобно Бобби Вандербильту, меня тянет к баранке двухдверной «ланчии» с объемом двигателя 2,4 литра, мне следует завершить соответствующий процесс, а именно — раздобыть деньги. А если я желаю только денег, мне нужно просто-напросто их заработать. Все эти цели в равной степени прекрасны в глазах Оценочного совета; доказательств вокруг предостаточно — в самом смертельно серьезном уродстве этого здания из стекла и бетона, в прямолинейной обыденности, с которой мисс Мандибула проводит некоторые наши особо неблаговидные баталии. Кто отмечает, что договоры иногда нарушаются, что совершаются ошибки, что знаки читаются неверно? «Они уверены в своей способности совершить нужные шаги для получения правильных ответов». Я совершаю нужные шаги, получаю правильные ответы, и моя жена уходит от меня к другому мужчине.
Мое просвещение протекает изумительно.
Опять катастрофа. Завтра меня должны направить к врачу на освидетельствование. Сью-Энн Браунли застала нас с мисс Мандибулой в раздевалке на перемене и незамедлительно устроила истерику. В какой-то момент мне показалось, что она сейчас подавится. Она с ревом выскочила в коридор и кинулась в кабинет директора — теперь уже в полной уверенности, кто из нас Дебби, кто Эдди, а кто Лиз. Мне жаль, что я стал причиной ее разочарования, но я знаю — она оправится. Мисс Мандибула убита, но удовлетворена. Хотя ей выдвинут обвинение в пособничестве малолетнему правонарушителю, похоже, она пребывает в мире; для нее обещание, по крайней мере, исполнилось. Она теперь знает: все, что ей рассказывали о жизни, об Америке, — правда.