Очищение смертью

– Угрозы вряд ли…

– Ничего вы не поняли. Никаких угроз. Факты.

– Есть определенные правила в рамках церковной иерархии. Это ведь двойной запрос, к тому же между двумя странами. Подобные запросы требуют…

– «Священник отравлен в церкви освященным вином на заупокойной службе. Католические иерархи препятствуют полицейскому расследованию». Такие будут заголовки. И это еще цветочки. Как насчет вот этого? – продолжала Ева, войдя во вкус: – «Тело священника гниет в морге, пока епископы блокируют следствие». Это всего лишь зубные записи и снимки. Это всего лишь зубы. Или они будут у меня к полудню, или я приду лично, и не просто так, а с ордером за воспрепятствование правосудию. И там будет указана ваша фамилия.

– Я, разумеется, поговорю с епископом.

– Отлично. И лучше бы прямо сейчас.

Ева оборвала связь и откинулась в кресле.

– Я твоя рабыня, – заявила Пибоди. – Стираю со щек слезы благоговейного трепета.

– Ну что ж, было весело. У меня только что состоялся не такой крутой и не такой забавный разговор с монахиней… с монахиней-доктором, – добавила Ева, – из дома престарелых для священников в…

– У них такое есть? Дома престарелых?

– Похоже, есть. Священник, который спонсировал и обучал Флореса, платил за его образование и так далее, был ее пациентом. Семь лет назад Флорес взял академический отпуск у себя по месту службы в Мексике. Считалось, что это на год, не больше. Этот старый священник – Куилби – был смертельно болен, Флорес его навестил. Эта женщина его вспомнила. Куилби о нем часто говорил, они переписывались.

– Она смогла опознать его по фото?

– Она не уверена. Все-таки после того визита прошло почти семь лет. Говорит, похож, но, как ей помнится, у Флореса лицо было полнее и волосы не такие густые. И то, и другое – не постоянные признаки, так что нам это никак помочь не может. Флорес оставил ей номер мобильника и электронной почты, чтобы она с ним связалась, когда Куилби умрет. Она так и сделала. Связалась с ним через пять месяцев, когда Куилби умер. Он не ответил и на похороны не приехал. Между тем Куилби выразил пожелание, с которым Флорес согласился, чтобы именно Флорес служил по нему заупокойную мессу. Он больше не контактировал с домом престарелых, с тех пор как попрощался с Куилби в июле пятьдесят третьего.

– Этот парень тебя учил, ты его навестил вскоре после ухода в долгий отпуск, и вот он умирает, а ты и носа не кажешь? Как-то это не похоже на служителя церкви. По-моему, это вообще не по-людски. – Пибоди изучила фотографию на доске. – Надо будет найти других людей, знавших Флореса еще до его появления в Нью-Йорке.

– Я над этим работаю, – отозвалась Ева. – И хочу поработать еще над парой аспектов. В деле нет ДНК Флореса, но я попросила Морриса отослать образец ДНК убитого в лабораторию. Может, нам повезет. А пока, кто бы он ни был, Флорес или Джон Ячменное Дерьмо, он все равно мертв. Пошли поговорим с Роберто Ортицем.

Еве казалось, что похоронам и поминкам уже должен был прийти конец. Выяснилось, что нет. Роберто Ортица с двумя сотнями родственников и близких друзей она обнаружила в семейном ресторане «Абуэло».

Он оказался высоким и весьма импозантным господином, крепким и бодрым для своих восьмидесяти с чем-то лет. В ответ на просьбу Евы поговорить с ним и его женой он провел их на третий этаж, где уровень шума заметно снизился, и распахнул дверь в аккуратную гостиную с разноцветными диванами и весьма смелыми постерами на стенах.

На одном из постеров была изображена давняя подруга Евы, ныне звезда эстрады Мэвис Фристоун в «костюме» леди Годивы, то есть прикрытой только пышными волосами. Наращенные волосы всех цветов радуги искусно прикрывали ее соски и причинное место, а на лице сияла широкая улыбка.

А вот создающий настроение экран был настроен на изображение идиллического луга под безоблачно-голубым небом.

– Мы держим эту квартиру для семьи. Сейчас в ней живет внучка моего двоюродного брата. Она учится в колледже и помогает в ресторане. Садитесь, пожалуйста.

Когда Ева и Пибоди сели, он тоже опустился в кресло с долгим тихим вздохом.

– У вас сегодня трудный день… – начала Ева.

– Мой отец прожил долгую жизнь. И каждую минуту каждого дня он проживал до упора. Открыл ресторан, когда ему было двадцать пять, и назвал его в честь своего деда. Потом он стал отцом, потом у его детей родились дети и так далее. Семья, община, церковь. Вот, что он больше всего любил, вот, во что верил. Необязательно в таком порядке, – добавил Роберто с улыбкой. – Каждую минуту каждого дня, сколько мне Господь еще отпустит, я буду тосковать по нему. – Он опять вздохнул. – Но ведь вы пришли поговорить не о моем отце, а об отце Флоресе, спаси Господи его душу.

– Вы знали его лично?

– О да. Он принимал участие в жизни прихода, был очень активен. Много сил и времени уделял молодежному центру. Моя семья тоже много вкладывает в молодежный центр. Денежные пожертвования, а те, кто может, принимают личное участие. Чтобы такое случилось, да еще в церкви – это неслыханно.

– Вы с женой первыми прибыли на место. Привезли цветы и все, что нужно, для похорон.

– Да. – Роберто оглянулся, потому что в эту минуту в гостиную вошли две женщины и молодой человек, нагруженные подносами с едой и напитками. – Вы должны поесть, – добавил он, пока вошедшие расставляли на столе тарелки, приборы, стаканы и еду.

– Я принесла чай со льдом. – Женщина постарше, блондинка с зеленовато-карими глазами, наполнила два стакана. – Я Мадда Ортиц. Простите, что перебиваю. – Она с рассеянной улыбкой отослала молодую пару жестом, а сама опустилась на подлокотник кресла, в котором сидел ее муж. – Прошу вас, продолжайте.

– Позвольте мне сначала сказать, что это выглядит изумительно, – сказала Пибоди.

Мадда улыбнулась ей.

– Угощайтесь.

– Простите, что отвлекаем вас, миссис Ортиц. Вы и ваш муж первыми прибыли в церковь этим утром.

– Мы сначала поехали в похоронное бюро, а потом в церковь, перевезли Гектора. Отец Флорес… – она перекрестилась, – и отец Лопес встретили нас там.

– И это было около восьми сорока утра.

– Примерно в это время, – подтвердил Роберто. – Мы только прибыли и сразу начали переносить цветы в церковь.

– Вы кого-нибудь еще видели в церкви в этот час?

– Вскоре начали собираться остальные… кто хотел помочь. Мои дяди тоже и мои кузены вместе с ними.

– Вы не обратили внимания, кто-нибудь входил в ризницу?

Ответил Роберто:

– Отцы Флорес и Лопес, конечно, входили, они должны были облачиться к службе. Моя внучка, мой племянник, кузен Мадды. Они были служками на обряде евхаристии.

– Мне кажется, Винни вернулась в ризницу, – вставила Мадда. – Ей хотелось кое-что уточнить у отца Флореса по тексту.

– А до священников кто-нибудь входил в ризницу?

– Я не заметил, – покачал головой Роберто. – Мы какое-то время простояли на паперти, но многие уже вошли в помещение церкви. Мы слышали, вы подозреваете, что отца Флореса отравили, поэтому вы спрашиваете, не видели ли мы, кто мог это сделать. Никто не мог. – Роберто развел руками. – Извините.

– На службе было много народу. Вы не могли знать всех, кто пришел.

– Нет. – Роберто нахмурился. – Мне кажется, мы с Маддой знаем большинство. Членов семьи – безусловно. Но мы и других хорошо знаем. Ну, по крайней мере, в лицо или по имени. Но, конечно, мы не можем знать всех.

– Это не мог быть кто-то из членов семьи, – решительно заявила Мадда. – Даже если кто-то мог совершить нечто столь ужасное, никто из родственников не способен так опозорить Гектора.

Тем не менее Ева опросила всех троих, принимавших участие в заупокойной службе. Ничего нового она не узнала, зато Пибоди не только объелась мексиканскими блюдами, но и получила огромный пакет всяческой вкуснятины с собой.

– О боже, это была лучшая кукурузная лепешка в моей жизни! А фаршированные перцы с сыром?! – Пибоди в молитвенном благоговении возвела глаза к небу. – Ну почему это место находится за тридевять земель от моего дома? А с другой стороны, я набрала бы пять фунтов, только принюхиваясь.