Страница 3 из 53
Молчание повисло в салоне, как грозовая туча. Шефер физически чувствовал, что в эти секунды решается его судьба. Наконец, колючие огоньки в глазах женщины погасли, и она спросила прежним деловым тоном:
— Вы видели, откуда появился Сато?
— Нет, штандартенфюрер. Дождь, плохая видимость. Он вышел прямо на меня…
— С этой стороны улица была перекрыта моей группой, — мягко сказала женщина. — Мы полностью контролировали этот участок, и уверяю вас, комиссар, японец здесь не проходил.
Шефер подумал. Голова после удара проклятого садовника соображала плохо, но сложить дважды два было несложно.
— Значит, он вышел из одного из домов. И, вероятно, туда же и вернулся.
Женщина опустила стекло и выбросила недокуренную сигариллу в дождь.
— Проверьте эту версию, комиссар, — теперь в ее голосе слышалась усталость. — Пусть гестапо потрясет здешних обывателей. О результатах доложите мне лично.
— Есть, штандартенфюрер, — обескуражено проговорил Шефер. Кары небесные, которых он ожидал, явно откладывались на неопределенное будущее, и это окончательно сбило его с толку.
— Можете идти, — нетерпеливо сказала женщина. — Завтра представите рапорт.
Шефер полез наружу, впустив в пропахший духами салон «Майбаха» немного дождливой свежести. Когда дверца автомобиля захлопнулась за ним, женщина произнесла вполголоса, ни к кому особенно не обращаясь:
— Мюллеру мало оторвать голову.
Если бы Шефер присутствовал при этой сцене, он бы очень удивился. Потому что на реплику женщины отреагировал бритый шарфюрер СС Фрицци, которому полагалось играть роль бессловесного сторожевого пса.
— Почему, Мария?
Шефер удивился бы еще больше, увидев, что женщина охотно отвечает своему псу, имеющему наглость называть ее по имени.
— Потому что он убедил рейхсфюрера выделить для этой операции своих костоломов. Два гипнотизера из команды доктора Хирта и один боец твоего уровня взяли бы Сато живым и невредимым. И с предметом в придачу.
— Этот предмет действительно позволяет ему перепрыгивать из одного места в другое? — в голосе Фрицци звучало неподдельное любопытство.
Мария фон Белов ответила не сразу.
— До сегодняшнего дня я не была в этом уверена. Но он появился ниоткуда и ушел в никуда. Этому должно быть какое-то разумное объяснение. Я вижу только одно — предмет действительно у него, и он действительно обладает огромной мощью.
Она с силой хлопнула ладонями по коленям.
— Из-за тупицы Мюллера мы провалили операцию. И к тому же спугнули Сато. Теперь выследить его будет в тысячу раз сложнее.
— Что будем делать, Мария? — спросил Фрицци. Если бы опытный криминалькомиссар слышал, с какой интонацией задан этот вопрос, он окончательно убедился бы, что женщину и ее охранника связывают не только служебные отношения.
— Мне придется доложить фюреру о провале. Гнев фюрера падет на меня, это неизбежно. Но я постараюсь убедить его в том, что работа с предметами должна быть поручена специальным командам «Аненербе». Это единственный выход.
Мария фон Белов, личный адъютант Адольфа Гитлера и первый заместитель руководителя общества «Наследие предков» Вольфрама Зиверса, откинулась на подушки и прикрыла глаза. Перед ее мысленным взором предстал маленький тщедушный японец, державший в руках отлитую из серебристого металла змею.
— Поехали, Фрицци, — скомандовала она. — У нас мало времени. К обеду мы должны быть в Вевельсбурге.
Глава вторая. Тарас Петренко
Где-то под Винницей. Июнь 1942 года
1
Тарас с самого начала знал, что с этого задания не вернется. Ночью ему приснился Бог. Бог плыл высоко в небе, огромный, золотой, похожий на невесомую статую. С ног Бога свешивались почти до земли живые цепочки из людей — мужики, бабы, солдаты в вылинявшей на солнце форме, босоногие детишки. Тарас во сне подпрыгнул и обхватил худые лодыжки какого-то деда, пролетавшего совсем невысоко над ним. Некоторое время они плавно летели над полем, и Тарас удивлялся, как это Богу не тяжело тащить такую ораву людей. Но тут Бог начал подниматься выше и выше, Тарас испугался и разжал руки. Он упал в мягкий стог сена и некоторое время лежал неподвижно, глядя, как удаляется, исчезает среди облаков сверкающая золотая фигура и уцепившиеся за нее люди-муравьи. Потом он проснулся и ясно понял, к чему был сегодняшний странный сон. Тарас брился, поглядывая в треугольный осколок зеркала, когда за спиной у него возник майор Кошкин. Особист, по своему обыкновению, передвигался бесшумно, но Тарас его засек: в осколке блеснули разбегавшиеся от надраенных пуговиц майора маленькие солнечные зайчики. Щегольства этого Тарас не одобрял: в лесу такие блестящие пуговицы ни к чему, только снайперов приманивать. — Как настроение, Тарас Иваныч? — спросил Кошкин. Возможно, он рассчитывал, что у Тараса дрогнет рука и он порежется. Но Тарас ему такого подарка делать не собирался.
— Как у картошки, товарищ майор, — не торопясь, ответил он.
Под козырьком майорской фуражки образовалась глубокая задумчивая морщина.
— Это как?..
— Если сразу не посадят, то потом обязательно съедят.
Морщина разгладилась.
— Ага, — сказал Кошкин. — Шутка такая, да?
Тарас не ответил — старательно добривал правую щеку.
— Это хорошо, что ты шутишь, Тарас Иваныч, — вздохнул майор. — Потому что, когда человек шутит, это значит, он оптимист. А оптимизму нам сейчас ох как не хватает…
«Кому это — нам?» — хотел спросить Тарас. Майор Кошкин появился в отряде неделю назад, но вел себя так, словно был с партизанами с самого начала — с горячих дней августа 41-го, когда немцы рвались к Киеву, не жалея ни людей, ни бензина. Тогда Тарас и пятеро парней из его роты как-то очень быстро оказались за линией фронта — немцы, уничтожив отступавший с боями полк, перекатились через немногих выживших, как волна перехлестывает через прибрежный валун, и ушли дальше на восток. Тараса и его бойцов приютили жители Озерищ — на пару дней, пока деревню не заняла подошедшая с запада немецкая часть. Староста в Озерищах оказался настоящим мужиком, а не сукой, как в иных местах. Немцам, само собой, кланялся — а попробуй тут не поклонись — но своих не выдавал. Может, потому, что те, кого он прятал, не были ни жидами, ни комиссарами — простые солдаты, такие же вчерашние крестьяне, как и он сам. Тарас, правда, уже десять лет не нюхал землю — как призвали в Красную армию в тридцать первом, так там и остался, застряв на нижней ступеньке служебной лестницы. «Вечный старшина», смеялись над ним в полку. Только где теперь этот полк?..
Вместе с Тарасом и его бойцами в лес ушли еще трое крепких озерищенских мужиков. А потом отряд стал расти, как на дрожжах — уже к зиме под началом Тараса было двести партизан. Спокойно жить фрицам не давали — нападали на деревни, где квартировали оккупационные части, убивали мотоциклистов, повесили двоих старост, очень уж преданно служивших немцам, пустили под откос несколько эшелонов с соляркой. Но и не наглели — Тарас своих людей берег. Немцы, конечно, охотились за ним, но без особого успеха. Выследили однажды бывшего агронома, тайком навещавшего в Пружанах жену. Агроном под пыткой рассказал, на каком из болотистых островков находится партизанский лагерь. Айнзатцкомада окружила островок в предрассветных сумерках. Тишина взорвалась лаем овчарок, лязганьем передергиваемых затворов и хриплыми командами на ломаном русском. А потом грянул еще один взрыв — на этот раз настоящий.
На островке действительно были вырыты землянки, под завязку набитые толом и артиллерийскими снарядами. Траншеи, ведущие к землянкам, были заминированы — Тарас использовал островок и как склад для взрывчатки, и как ловушку для врага. Пока айнзатцкоманда приходила в себя, подсчитывая убитых и раненых, партизаны подобрались к ним с тыла и открыли шквальный огонь из пулеметов. Агроном продал свою жизнь дорого. Тарас тогда пообещал себе, что, если доживет до победы, то обязательно добьется, чтобы агроному поставили в Пружанах памятник. Но теперь по всему выходило, что хлопотать о памятнике будет некому.