Просто совершенство

– Сэди… – Герцог угрожающе нахмурился.

– Только испугалась и выбилась из сил, мама, – объяснил Джозеф. – Но в остальном невредима. С ней осталась мисс Мартин. Думаю, сейчас Лиззи уже спит.

– Бедняжка… – повторила его мать.

Джозеф взглянул на отца.

– Пойду разыщу Порцию, – сообщил он.

– Она с твоей сестрой и Саттоном в цветнике, – известил отец.

Это его порицает отец, напомнил себе Джозеф, покидая библиотеку, – за разрешение привезти Лиззи в Линдси-Холл и Элвесли, где она очутилась в кругу его родных и встретилась с его невестой. И за то, что он публично признал Лиззи дочерью.

Против Лиззи как таковой герцог ничего не имеет. Но черт побери, можно подумать, будто именно девочка раздражает его сильнее всего!

«…твой внебрачный ребенок…»

«…этот слепой ребенок…»

Ему следовало бы устыдиться. Он нарушил неписаные, но недвусмысленные правила высшего света. Отец назвал его секреты «интрижками», как будто и не ожидал ничего другого от джентльмена. Но стыдиться Джозеф не собирался. Если он признает себя виновным, тем самым он лишит Лиззи права общаться с другими детьми и с ним.

Жить непросто – самая глубокая мысль сегодняшнего дня!

Как и сказал отец, Порция ждала его в цветнике, в обществе Уилмы и Саттона. Уилма посмотрела на Джозефа так, словно хотела смертельно ранить взглядом.

– Ты нанес всем нам нестерпимое оскорбление, Джозеф, – заявила она. – Сделать такое признание там, где полно гостей! Никогда в жизни я не испытывала такого унижения. Надеюсь, тебе уже стыдно.

Джозеф пожалел, что не может велеть ей замолчать, как сделал недавно Невилл. Уилма руководствовалась высокими нравственными нормами, к тому же следовало признать, что его откровение было слишком поспешным и необдуманным, значит, могло лишь навредить Лиззи.

Но никакие другие слова не дали бы ему такой же свободы, вдруг осознал Джозеф.

– Что ты намерен сказать мисс Хант? – продолжала Уилма. – Имей в виду, если она согласится выслушать – тебе повезло.

– Уилма, все, что я намерен сказать ей, и все, что ответит она, останется строго между нами.

Уилма взглянула на него так, словно собиралась возразить и даже набрала побольше воздуха. Но тут Саттон прокашлялся и взял ее под локоть. Не проронив ни слова, Уилма позволила увести себя в сторону дома.

Порция, все в том же нежно-желтом муслине, в который она нарядилась на пикник, выглядела такой же свежей и прелестной, как утром. Ее спокойствие и выдержка заслуживали всяческих похвал.

Джозеф стоял, глядя на нее сверху вниз и чувствуя, что запутался. Он поступил непорядочно по отношению к ней. Унизил ее в присутствии своих родных и друзей. Но как он мог извиниться, не отрекаясь при этом от Лиззи?

Она заговорила первой:

– Вы потребовали, чтобы мы с леди Саттон придержали языки.

Боже милостивый! Да неужели?

– Прошу меня простить. Это случилось вскоре после того, как потерялась Лиззи. От беспокойства я чуть не лишился рассудка. Конечно, мою грубость это не оправдывает, но я прошу простить меня. И если можете, простите за…

– Впредь я не желаю слышать это имя, лорд Аттингсборо, перебила она со спокойным достоинством. – Надеюсь, само позднее завтра вы увезете ее отсюда и из Линдси-Холла, после чего я предпочту забыть об этом злополучном инциденте навсегда. Мне все равно, куда вы отправите ее, других детей или… особ, которые произвели их на свет. Я не нуждаюсь в подобных сведениях и не желаю их знать.

– Других детей нет, – сказал Джозеф. – Как и любовницы. Неужели сегодняшнее откровение убедило вас в моем… распутстве? Уверяю, вы ошибаетесь.

– Дамы не настолько глупы, лорд Аттингсборо, хотя их принято считать наивными. Мы прекрасно осведомлены о животных страстях, которые одолевают мужчин, и не возражаем, если они утоляют эти страсти сколь угодно часто – при условии, что мы не имеем к этому отношения и ничего не знаем. Все, о чем мы просим – и о чем прошу я: соблюдать приличия.

Господи! Он похолодел. Может быть, узнав всю правду, Порция разуверится, что ей предстоит выйти замуж за животное в обличье джентльмена?

– Порция, – произнес он, глядя ей в глаза, – я не склонен к распущенности, мой идеал – моногамия. После рождения Лиззи я был с ее матерью до тех пор, пока в прошлом году она не умерла. Поэтому я до сих пор не женат. После свадьбы я буду верен вам до конца наших дней.

Внезапно он понял, что ее глаза разительно отличаются от глаз Клодии. Если в глазах мисс Хант и отражались глубина, характер, чувства, то разглядеть их было невозможно.

– Можете поступать, как вам будет угодно, лорд Аттингсборо, – отчеканила она, – как делают все мужчины. Я прошу вас только не афишировать свои поступки. И пообещать, что этой слепой сегодня же не будет здесь, а завтра – в Линдси-Холле.

«Этой слепой».

Джозеф отошел на несколько шагов, повернулся спиной к Порции и уставился на клумбу гиацинтов на фоне деревянной решетки для вьющихся растений. Просьба вполне разумна, мысленно рассуждал он. Порции – вероятно, как и всем в Элвесли и Линдси-Холле – присутствие Лиззи кажется проявлением крайней бестактности.

Но Лиззи не вещь, а человек. Невинное дитя. Его дочь.

– Нет, – произнес он. – Боюсь, дать такое обещание я не смогу, Порция.

В ее молчании укоризна сквозила заметнее, чем в словах.

– Все эти годы я соблюдал приличия, – продолжал Джозеф. – У моей дочери были мать и удобный дом в Лондоне, я мог навещать ее, когда пожелаю – иными словами, ежедневно, когда я находился в столице. О Лиззи я не рассказывал никому, кроме Невилла, и никогда не появлялся с ней в тех местах, где нас могли увидеть вместе. Согласен, так и надлежит поступать. Я даже не пытался оспаривать светские правила – до тех пор, пока Соня не умерла и Лиззи не осталась одна.

– Я не желаю этого слышать, – твердила Порция. – Это непристойно.

– Ей еще нет и двенадцати лет, – добавил Джозеф. – Будь даже у нее зрение, она еще слишком мала, чтобы вести самостоятельную жизнь.

Он обернулся к невесте.

– И я люблю ее. Я не могу вычеркнуть ее из своей жизни, Порция. Не могу и не буду. Теперь я понимаю: моей худщей ошибкой было то, что я так долго скрывал существование Лиззи от вас. Вы имели право знать о ней.

Некоторое время она молчала, сидя неподвижно и прямо, как на редкость хрупкая и прелестная статуэтка.

– Боюсь, я не смогу стать вашей женой, лорд Аттингсборо, – наконец объявила она. – У меня нет ни малейшего желания знать о существовании подобных детей: странно, что вы вообще сочли своим долгом известить меня об этом отвратительном существе, лишенном даже зрения. Больше я не хочу о ней слышать, а тем более знать, что она находится здесь или в Линдси-Холле. И если вы не можете пообещать увезти ее отсюда и больше никогда не упоминать при мне ее имени, я вынуждена отклонить ваше предложение руки и сердца, несмотря на то что уже приняла его.

Как ни странно, облегчения он не ощутил. Еще одна расторгнутая помолвка – даже если весь свет будет знать, что в этом событии нет ни капли вины самой мисс Хант, – навсегда лишит ее шанса на удачную партию, закроет путь на брачный рынок. А она уже не юная девушка. Скорее всего ей лет двадцать пять. С точки зрения светского общества, ее требования вполне разумны.

Но эти страшные слова – «отвратительное существо»…

В адрес Лиззи!

– Очень жаль, – выговорил он. – Прошу вас, подумайте как следует. Я ничуть не изменился, я все тот же человек, которым вы знакомы уже несколько лет. Отцом Лиззи я стал задолго до нашего знакомства.

Она вскочила.

– Вам не хватило объяснений, лорд Аттингсборо? – осведомилась она. – Я не желаю слышать это имя. И сейчас же напишу обо всем папе. Это его не обрадует.

– Порция… – пробормотал он.

– Насколько я понимаю, – перебила она, – вы только что лишились права обращаться ко мне по имени, милорд.

– Значит, нашей помолвке конец?

– Не представляю, что может заставить меня передумать, – заключила мисс Хант и зашагала к дому.