Страница 2 из 64
– А я и не знал, что ты играешь.
– В Винчестере я еще малышом был в первой команде.
– В первой команде онанистов, – на мгновение обернувшись, ухмыльнулся Фабиан.
– Что?
– Онанистов!
– Фабиан!
Фабиан услышал короткий сдавленный вскрик Отто, почувствовал, как тот дернулся, напрягся. И снова уставился на дорогу.
Прямо на них летели фары. В глаза им бил мощный слепящий поток света; какая-то машина, сбившись с пути, летела им навстречу по полосе скоростного движения.
– Грузовик! – крикнул Фабиан. – Иисусе!
Он ударил по тормозной педали, понимая, что все бессмысленно, что уже слишком поздно. В сияющей пелене света он успел увидеть лишь две цифры номера машины: «75». Париж, мелькнула у него мысль.
И тут внезапно он очутился над «гольфом», глядя на него сверху: сквозь проем открытой крыши он видел Отто, Чарлза и Генри, которых мотало во все стороны, как тряпичные куклы. Он пораженно смотрел, как, словно при замедленной съемке, «гольф» начал сминаться о радиатор грузовика, и тут увидел, что это вовсе не грузовик, а «ситроен», старая тяжелая модель, который, встав дыбом, оторвался от земли.
Сначала смялся капот, потом согнулась и съежилась крыша, затем ветровое стекло словно бы затянулось изморозью и тысячью осколков разлетелось по сторонам; в воздух взмыли куски и обломки стекла, маленькие и большие. Задние дверцы «ситроена» распахнулись – одна наружу, другая вдавилась внутрь, – и «ситроен», похоже, стал заваливаться на бок, отлетев к обочине. Свертки и пакеты, набросанные на заднее сиденье, медленно вздымаясь в воздух, вываливались сквозь разодранную крышу: маленькие человечки, покрытые мехом, белые, коричневые, черные, раскинув ручки, вращались в воздухе в каком-то странном ритуальном танце. Игрушечные медвежата, понял он, пока они падали и, подпрыгивая, разлетались по сторонам.
Все вокруг было заполнено удушливым запахом бензина. На мгновение картина расплылась, словно кто-то закрыл ее мутным стеклом; затем раздался странный приглушенный хлопок, будто лопнули шины, после чего хлынула волна сухого жара. Первыми занялись игрушечные медвежата, пошла волдырями краска на машинах.
От этого жара Фабиана стала колотить дрожь. Он попытался изменить положение, но не смог – все мерцало, сжимая его в плотных объятиях.
– Нет, – внезапно сказал он. – Нет! – Напрягая все силы, он в отчаянии огляделся. – Кэрри! – крикнул он. – Кэрри!
Неожиданно жар отпустил его, и он снова взмыл над автотрассой. Свет был ослепительно-белым – должно быть, быстро восходит солнце, мелькнула у него мысль, – он ухватился за рулевую баранку и почувствовал, как машина набирает ход. Переключать передачу не было необходимости, скорость увеличивалась сама по себе – оторвавшись от дорожного полотна, машина скользила над его поверхностью. Мимо летела дорожная разметка, указатели – все, все… Он тоже летел. Он мог улететь к звездам! Фабиан потянул рулевую колонку на себя, но машина отказалась задирать нос; она бесшумно плыла сквозь сияние, направляясь к какой-то невидимой точке на горизонте, затянутом белым туманом. Он миновал чадящие останки машины на обочине и груду металла сбоку от них – грузовик с развалившейся надвое кабиной: две машины переплелись, как драчливые пчелы; вот еще одна машина, дымящиеся очертания ее смутно виднелись сквозь огонь, и свет впереди с каждой секундой становился все ярче. Он огляделся. Сиденье, которое занимал Отто, было пусто.
– Где Отто?
– Должно быть, вывалился, – ответил Чарлз.
– Он же только что закуривал. Где его сигарета?
– Скорее всего, улетела вместе с ним.
У Чарлза был какой-то странный голос, он звучал словно бы издалека. Фабиан решил, что Чарлз и Генри рядом, но не был в этом уверен.
– Мы что, врезались в эту машину, Чарлз?
– Не знаю. Думаю, что да.
Яркий свет резал глаза, и Фабиан, нагнувшись, стал искать солнечные очки. Впереди в белом тумане он увидел тени, очертания движущихся фигур.
– Мне понадобятся деньги, – сказал он.
– Нет, – возразил Чарлз, – нет, не думаю, что нам понадобятся деньги.
Фабиан почувствовал, что машина поднимается, после чего она исчезла, и он обнаружил себя висящим в коконе белого света; вокруг стояло приятное тепло, и он откинулся на спину, видя, как к нему приближаются какие-то фигуры.
Тут он снова все вспомнил, и его стало колотить.
«Кэрри! – захотелось крикнуть ему, но ничего не получилось. – Кэрри! Ты должна отпустить меня! Ты должна!»
Теперь фигуры окружили его – добрые, улыбающиеся, они радовались ему.
2
Алекс видела, как официант плеснул шамбертена в бокал мужа и, отступив на шаг, застыл рядом с ним. Дэвид поднял к свету бокал, круговыми движениями разогнал вино по стенкам и стал внимательно присматриваться к маслянистым каплям, оставшимся на стекле. Глубоко вдохнув, он нахмурился, глотнул вино, звучно посмаковал его и стал перекатывать во рту, словно бы жевал бифштекс. «Только бы он не отказался, ради бога, только бы не отказался, – взмолилась она про себя, – я не вынесу, если он откажется».
К ее облегчению, он коротко кивнул официанту, и с заказом было покончено.
– Шамбертен семьдесят первого, – сказал Дэвид с такой гордостью, словно сам произвел его.
– Вот как. – Алекс попыталась изобразить восторг; ради его спокойствия она сделала вид, будто в самом деле может оценить хорошее бургундское и способна отличить его от кларета, чего ей никогда не удавалось, и она сомневалась, что когда-либо ей это удастся. – Спасибо, он просто превосходен.
– Что-то ты очень сдержанна сегодня. Словно за чаем у незамужней тетушки.
– Прости, я попытаюсь быть раскованней. – Она уставилась на его загрубевшие руки, короткие пальцы красного, чуть ли не багрового цвета, с черными каемками под ногтями, поношенный твидовый пиджак и мятую шерстяную рубашку под ним – то ли это часть его нового имиджа, то ли он в самом деле больше не обращает внимания на свой внешний вид? Она рассматривала его спокойное загоревшее лицо, слегка задубевшее от пребывания на свежем воздухе, его кустистые спутанные волосы, густую щетину на подбородке. Он поднял бокал, приглашая ее присоединиться:
– Твое здоровье.
Она подняла свой, и стекло зазвенело.
– Ты знаешь, почему люди чокаются? – спросил он.
– Нет.
– Вино можно видеть, обонять, ощущать, пробовать на вкус. Но слышать его ты не в состоянии. Поэтому мы и чокаемся, удовлетворяя все пять чувств.
Улыбнувшись, она вынула сигарету.
– А как насчет телепатии? Не можешь ли ты с ее помощью общаться с вином?
– Я общаюсь с ним все время. С моими винами я могу даже разговаривать.
– И они тебе отвечают?
– Они не любят много болтать. Мне казалось, что ты бросила курить.
– Так и есть.
– Вот что с тобой сделал Лондон, съел тебя с потрохами, затрахал вконец. Ты делаешь то, от чего отказалась, и не делаешь того, что сама себе обещала.
– Я делаю.
Усмехнувшись, Дэвид неохотно кивнул:
– Да. Может, и делаешь.
Алекс, улыбнувшись, вскинула брови.
– Ты здорово выглядишь.
Она покраснела. Он был не мастак говорить комплименты.
– Спасибо, – сдержанно сказала она.
– Ну вот. Снова как на чае у незамужней тетушки.
– А что ты хочешь от меня услышать?
Он пожал плечами и стал нюхать вино.
– От Фабиана что-нибудь слышно?
– Нет – вот уже несколько дней. Он возвращается завтра вечером.
– Когда он уезжает в Кембридж?
– В конце недели. – Алекс увидела, что муж огорчился. – В чем дело?
– Я надеялся, уик-энд он пробудет здесь. Мы бы занялись посадками.
Алекс отбросила с лица длинную прядь светлых волос. Дэвид заметил, что в ее жесте промелькнуло раздражение – Фабиан был болезненной темой.
– Знаешь, дорогая, это раздельное существование довольно глупо. Мы в самом деле должны… – Он не договорил, почувствовав, что между ними появилась стена.