Смоленское направление

Глава 5. Новгородский купец.

Смоленская пристань гудела. Новгородский купец, торгующий заморским товаром, наделавшим столько шума на рынке города, скупал булыжники. Монетка серебра за возок, наполненный камнями, размером с голову человека. Деньги на земле валяются, где такое видано было? Женщины отправляли своих детей собирать камни, подростки сколачивали ватажки и, умыкнув телегу со двора, работали на свой страх и риск, не сообщив об этом родителям. Через день город облетела весть, что на торгу появились кубки из прозрачного камня, под названием стекло. Люди приходили, приценивались, но покупать отказывались. Расстроенный Пахом, выставил перед лавкой двух приказчиков и заставил их попивать морс из стаканов. Должного действия реклама не произвела, было продано две штуки приезжему киевлянину, и всё. Однако события приобрели несколько криминальный оборот. Перед закрытием рынка, лавку навестил тот самый киевлянин, его заинтересовала подзорная труба. Торг не принёс результатов, однако ночью бдительная стража, прикормленная Пахомом, схватила шайку воров. В главаре Ильич опознал своего покупателя. В итоге выяснилось, что струг, который использовался для перевозки камней, киевлянину был очень знаком. Да настолько, что принадлежал ему. Пахома пасли несколько дней, отомстить за побитых разбойников хотели ограблением и поджогом склада купца.

На суд Ильича не вызвали, судить было некого. Главарь сбежал из поруба, а двое подельников скончались на дыбе при допросе. Беда, как обычно, не приходит одна, лавку стали обходить стороной. С чьей-то подачи, товар Пахома стали называть дьявольским. Купец поначалу решил, что это происки завистливых конкурентов, однако мысль эту отбросил. У монополиста нет конкурентов, есть только недоброжелатели. Для их выяснения был отправлен Евстафий, брат жены Ильича. Подающий надежды на торговом поприще родственничек обладал даром моментально оценивать ситуацию и извлекать выгоду из сложившихся обстоятельств. Был незаменим в щекотливых делах, и если б не прокол с чудо-лодкой, то вообще не имел бы нареканий. Будучи в Бирке, сумел пустить слух о караване с медью, который вот-вот придёт, после чего Пахом скупился так, что утроил свой капитал в Новгороде.

Через день Евстафий доложился о проделанной работе. Воду мутил настоятель церкви Михаила Архангела, той, что была построена ещё при Давыде Ростиславиче. Пахом решил не откладывать дело до завтра и отплыв по реке на пару вёрст, связался по рации со мной. Решались сразу два вопроса. Первый – это поп с обрядом освящения строительства крепости во избежание нехороших слухов, второй – получение поддержки церкви в торговых делах. Выслушав рассказ купца о его приключениях, договорились о встрече на реке. Чудо механической мысли в виде швейной машинки с запасом ниток перекочевало в резиновую лодку. Отцепив от цепочки золотой крестик, намазал клеем, прижал к корпусу, теперь всё богоугодно.

Восемь вечера, мы идём по реке. Савелий научился управлять лодкой, теперь есть возможность прокатиться в качестве пассажира. Не удержался и опустил ладонь в реку, на шлюпочной стажировке это называлось 'пустить леща'. Мелочь, но воспоминание о юности обрадовало меня. Много лет назад, в Севастополе, на первом курсе военного училища мы старательно гребли на шестивёсельном яле, а рулевой мичман рассказывал о флотских традициях; гребец, сломавший весло у основания рукояти получал отпуск домой. Конечно, мысли были о доме, и мы гребли с удвоенной силой втайне мечтая переломить весло. Боже, как давно это было, где теперь страна, которой давал присягу? А может название страны никогда и не менялось, есть Русь, она никуда не делась. Клятва, данная СССР равна присяге данной Руси. Что ж, я буду защищать Родину, в каком бы времени она не находилась, во имя памяти деда, сгоревшего в танке под Брестом, во имя моих сокурсников, погибших на 'Курске', во имя женщин и детей, которые с надеждой смотрят на нас, на защитников Отечества.

Когда Пахом в четвёртый раз правильно заправил в шпульку нитку и вторую нить с катушки вдел в иголку, мы попрощались. Швейная машинка, в виде подарка настоятелю церкви, скорее всего, перейдёт в хозяйство жены священнослужителя. Через год, от работы или сломается игла, или несмазанный механизм заклинит. При ремонте её сломают окончательно, а к тому времени меня уже тут не будет. Впереди были более насущные дела, даже строительство крепости стояло на втором месте. Орда, хозяйничавшая на Руси, приближалась к Смоленску, крупный торговый город был, несомненно, обозначен на картах. Значит, передовой отряд разведки кочевников уже сейчас отмечает места переправы, высылает шпионов, пытает местных жителей, вербуя проводников. Составляя план действий, пока в голове, мы добрались до базы.

Ночь Пахом провёл беспокойно, во сне ему являлся красномордый мужик в сапогах, поразительно похожий на настоятеля церкви Михаила Архангела. Снимал обувь и перематывал портянки. Вместо ступней у гостя были копыта. Второй сон был ещё хуже: сбежавший киевлянин предстал перед купцом в чалме и с саблей, размахивал оружием, грозился вспороть живот, утопить ладью и забрать подзорную трубу. Голова татя была выбрита, одного уха не было, на груди сверкала золотая бляха.

– Господи, спаси и сохрани. – Ильич перекрестился несколько раз, посмотрел по сторонам, образа не обнаружил, испил воды и вышел во двор. Присниться же такое, врагу не пожелаешь. А батюшка-то, с копытами, как такое возможно?

– Евстафий! – Позвал Пахом своего приказчика. Помощник спал, прислонивши голову к мешку, в котором лежала швейная машина. Выполняя наказ Ильича беречь подношение пуще своего глаза, не расставался с ценным грузом, так и уснул в обнимку. Что снилось братцу жены купца осталось для Пахома тайной, но пережитый страх надо было на ком-то выместить.

– А ну вставай, пёс. Я ужо на ногах, а ты всё дрыхнешь. Собирайся живо, к настоятелю пойдём, будь оно всё неладно.

-Не сплю, не сплю, Пахом Ильич. Мешок стерегу, всю ночь глаз не сомкнул. Как почивать изволили? – Лучше бы Евстафий и не спрашивал, купец заново вспомнил пережитый сон, по лицу пошли красные пятна, замахнулся ногой, желая пнуть приказчика, но не рассчитал спросонья и, промахнувшись, упал на пятую точку. Евстафия как ветром сдуло, схватив мешок, он отбежал к двери, замер, поискал глазами укрытие, куда ж спрятаться? Босиком бегать по двору было несподручно, а пострадать от ног Ильича не хотелось и вовсе.

-Прости Евстафий, не с той ноги встал. Сон бесовский мне приснился, тать киевский во сне приходил, жизни обещал лишить.

– То бывает Пахом Ильич, сплюнь через левое плечо, да свечку в храме поставь. – Совет был дельным, а главное легко исполнимым, поплевав три раза, купец отправился завтракать, обдумывая на ходу, какие слова сказать настоятелю, дабы прекратились слухи о дьявольском товаре.

Солнце стояло в зените, дежуривший при лавке монах Иннокентий, освящал крестом каждого покупателя, попутно попивая холодный квас из собственного стеклянного стакана. Отрешённым взглядом поглядывал на церковную кружку, в которой иногда позвякивал кусочек меди, брошенный очередным горожанином.

– Так что это за войско такое, что струг с разбойниками побило? – Монах спрашивал с почтением, словно ученик у преподавателя, хвалил сообразительность Евстафия, ставя его много выше хозяина. Мол, и умён и находчив, красотой бог наделил, девки так и сохнут, небось, а речь ведёт, так и проповеди не читают. И прожженный приказчик поплыл, забыв, как сам таким же образом убалтывал клиентов на покупку никчёмного товара.

– Войско то называется отряд 'Меркурий', руководит боярин Лексей, сотник Савелий у него в ближниках. Сильны дюже, татей полупили, глазом моргнуть не успел. Полсотни татей было, грохот, треск, а как глаза открыл, то они уже на ладье нашей.

– Кто на ладье, тати?

– Не, 'Меркурьевцы', лихих людишек к тому времени ужо в реку скинули, а воевода их к Пахому Ильичу подошёл и лыбится так, словно комара назойливого прихлопнул, а не людей жизни лишил. Пожелал счастливого пути, прыг в свою лодку и был таков.