Всесожжение

Большинство людей бы не поняли. Большинство нормальных, во всяком случае.

Я сказала:

– Ты оставишь Натаниеля в покое. Когда приедет полиция, ты сделаешь все, что они тебе скажут. Без споров, без сопротивления, или я убью тебя. Ты меня понял, Зейн?

– Да, – сказал он, и кровь изо рта потекла сильнее. Он начал плакать. Слезы текли по испачканному кровью лицу.

Слезы? Плохие парни не должны плакать.

– Я так рад, что ты пришла, – сказал он, – я старался заботиться о них, но не смог. Я старался быть Габриелем, но у меня не получилось им стать.

Его плечо уже было в порядке, так что он закрыл лицо рукой, чтобы мы не видели, как он плачет, но его голос был полон слез, так же, как и его кровь.

– Я так рад, что ты пришла к нам, Анита. Я так рад, что мы больше не одни.

Я просто не знала, что сказать. Отрицать то, что я буду их вожаком, было бы глупо, учитывая разбросанные тут и там тела. Если я откажусь, он опять может взбеситься, и мне придется его пристрелить. Я вдруг поняла, почти физически почувствовала, что не хочу его убивать. Было ли дело в слезах? Может быть. Но не только в этом. Я убила их альфа, их защитника, и никогда не задумывалась, что теперь делать остальным верлеопардам.

Мне никогда и в голову не приходило, что у них в стае не было второго, кого-то, кто мог заменить Габриеля. Я в любом случае не могла бы быть их альфа. Я не покрываюсь мехом раз в месяц. Но если я могу удержать Зейна от того, чтобы разорвать еще парочку врачей, то я могу недолго поиграть в эту игру.

К моменту, когда приехала полиция, Зейн уже вылечился. Он баюкал Натаниеля, который все еще был без сознания, как плюшевого мишку, и плакал. Он гладил волосы Натаниеля, и повторял снова и снова:

– Она позаботится о нас. Она позаботится о нас. Она позаботится о нас.

Думаю, «она» – это я. И это было выше моего понимания.

Глава 5

Стивен лежал на узкой больничной кровати. Его волнистые светлые волосы были длиннее, чем у меня, и расстилались по всей подушке. Резкие красные и розовые шрамы расчерчивали его нежное лицо. Он выглядел так, будто его швырнули в окно, что в действительности и произошло. Стивен, который весил всего фунтов на 20 больше меня, настаивал на своем. В результате Зейн бросил его в стекло с металлической сеткой. Это как кинуть кого-то через металлическую терку для сыра. Если бы ему под руку попался человек, он был бы мертв.

Даже Стивену досталось, и серьезно. Но он исцелялся. На самом деле я не могла уследить, как пропадают шрамы. Будто наблюдаешь, как распускается цветок: знаешь, что это происходит, но никак не можешь уловить.

Я отводила глаза, затем смотрела на него, и не находила еще одного шрама. Это чертовски нервировало.

Натаниель лежал на другой кровати. Его волосы были еще длиннее, чем у Стивена. Готова была поспорить, что до пояса. Хотя трудно судить, так как видела я его только лежащим. Волосы были темно-рыжие, почти каштановые, но не совсем. Это был глубокий, насыщенный цвет красного дерева. Они лежали на белых простынях, как тонкая и блестящая звериная шкура.

Он был красив скорее женской красотой, и в нем вряд ли было больше 5 футов 6 дюймов роста. Волосы только добавляли в его облик женственности. Но плечи у него были непропорционально широкие, отчасти – накачанные, отчасти – от природы. У него были великолепные плечи, но для того, кто хотя бы на полфута выше. Ему должно было быть не меньше восемнадцати, чтобы работать стриптизером в "Запретном плоде".

Его лицо было тонким, линии слишком плавными. Может, восемнадцать ему уже и исполнилось, но вряд ли больше. Возможно, когда-нибудь он дорастет до своих плеч.

Мы были в отдельной палате, в специальном изолированном крыле. Это этаж, который многие больницы отводят для ликантропов, вампиров и других противоестественных граждан. Для всех, кто кажется им опасным. Зейн мог бы быть опасным. Но копы скрутили его и увезли, когда раны уже почти зажили. Его плоть вытолкнула мои пули на пол, как отторгнутые ткани организма. Я не думала, что нам нужен изолятор для Стивена и Натаниеля. Я могла ошибаться на счет Натаниеля, но не думаю. Я доверяла мнению Стивена.

Натаниель так и не пришел в сознание. Я расспросила врачей про его ранения, и они мне все рассказали, так как все еще думали, что я из полиции, и спасла их задницы. Благодарность – великая вещь.

Кто-то практически выпотрошил Натаниеля. Я не имею в виду – просто вспорол ему живот. Этот кто-то вспорол его и дал его внутренностям вывалиться на пол. Так же у него были сильные повреждения и других частей тела. Над ним сексуально надругались. Конечно, занимаясь проституцией, будь готов к насилию. Все что надо сделать – сказать «нет». Скорее всего, сначала было насилие, а затем они хотели убить его. Это было слегка менее отвратительно в таком порядке. Слегка.

На запястьях и лодыжках у него были отметины, как будто он был скован. Кровоподтеки были такие, будто он вырывался, а раны не заживали. Это означало, что они использовали цепи с высоким содержанием серебра, которые не только держат, но и причиняют боль. Кто бы это ни сделал с ним, они знали о том, что им попался ликантроп. Они подготовились. Что заставляет задаться очень интересными вопросами.

Стивен говорил, что Габриель был сутенером. Я понимала, почему людям нравилась такая экзотика, как верлеопарды. Я знала так же, что существует садомазохизм. Оборотни могли выдержать чертовски много боли. Так что такой вариант имел смысл. Но это было за рамками сексуальных игр. Я не видела ничего настолько жестокого, если не считать дел о серийных убийствах.

Я не могла оставить их одних, без защиты. Даже если не брать в расчет сексуальных извращенцев, нельзя было забывать про верлеопардов. Хоть Зейн и целовал в слезах мне ноги, есть и другие. Пока у них нет порядка в стае, нет альфа, им некому велеть оставить Натаниеля в покое. Настоящих леопардов обычно не волнует, кто главный. У них нет стаи, но обротни – не звери, они люди. А это означает, что как бы ни была сильна и проста их звериная часть, человеческая половина всегда найдет способ все испортить. Раз Габриель не сдерживал своих людей, то я не могла быть уверена, что они не придут и не постараются опять забрать Натаниеля. Габриель был просто больным котенком, да и Зейн не произвел на меня особого впечатления.

Кого в этом случае надо звать для подкрепления? Местную стаю вервольфов, конечно. Стивен был членом стаи. Они должны его защитить.

В дверь постучали. Я достала браунинг и положила на колени под журнал, который читала. Мне удалось найти старый номер "National Wildlife" со статьей про медведей. Журнал прекрасно скрывал пистолет.

– Кто там?

– Это Ирвинг.

– Заходи.

Я не убрала браунинг, на случай, если кто-нибудь попытается войти, втолкнув его в комнату перед собой.

Ирвинг был вервольфом и репортером. Для репортера он был неплохим парнем, но не таким осторожным, как я. Когда увижу, что он один, тогда уберу пистолет.

Ирвинг открыл дверь, улыбаясь. Его курчавые каштановые волосы обрамляли голову, как нимб, с круглой блестящей лысиной посередине. На маленьком носу сидели очки. Он был невысокого роста и производил впечатление кругленького, но не толстого. Он выглядел как угодно, но не как большой злой серый волк. Он так же не был похож на репортера, что было одной из причин, почему у него получались отменные интервью, но и поэтому же он всегда оставался за камерой. Он работал на St. Louis Post-Dispatch, и много раз брал интервью у меня.

Он закрыл за собой дверь. Я достала из-под журнала пистолет, и его глаза расширились.

Он сказал тихо, но не шепотом:

– Как Стивен?

– Как ты сюда попал? У двери должна быть охрана.

– Боже, Блейк, я тоже рад тебя видеть!

– Не шути со мной, Ирвинг. За дверью должен быть коп.

– Он болтает с очень хорошенькой сестричкой за столом.

– Черт побери!