Румынские сказки

Фэт-Фрумос рассекал воздух с такой быстротой, что ему казалось, будто он низвергается с неба в какую-то бездонную пропасть.

— Опять жжёт, — сказала девушка.

Старуха просверлила скалу и прошла сквозь неё, превратившись в струю дыма, передний конец которой горел, как уголь.

— Брось косынку, — сказала девушка.

Фэт-Фрумос послушался.

Они увидели за собой большое озеро, В его светлых, прозрачных глубинах купались серебристая луна и огненные звёзды.

Фэт-Фрумос услыхал длинное заклинание и взглянул на облака. В двух часах пути, далеко в небесной выси медленно парила под голубым сводом полночь с медными крыльями.

Когда обезумевшая старуха доплыла до середины озера, Фэт-Фрумос бросил в облака свою палицу, она ударилась о крылья полночи. Камнем свалилась полночь на землю и жалобно прокаркала двенадцать раз.

Луна спряталась за облако. Старуха, скованная железным сном, погрузилась в заколдованное озеро, а в середине озера выросла длинная чёрная трава. То была осуждённая душа старухи.

— Мы спасены! — сказала девушка.

— Мы спасены! — повторил конь с семью сердцами и добавил: — Хозяин, ты ударил полночь, и она упала на землю на два часа раньше времени: я чувствую, как у меня под копытами шевелится песок. Скелеты, погребённые под горячим песком пустыни, встанут и будут подниматься на луну, на пир. Так уж у них водится. Сейчас опасно ехать. Холодный, отравленный их мёртвыми душами, воздух может убить вас. Вы лучше ложитесь спать, а я тем временем слетаю к своей матери, пососу у неё молока из белого пламени и стану красивым, как прежде.

Фэт-Фрумос послушался его. Он сошёл с коня и расстелил свою мантию на горячий песок.

Но странно… Глаза девушки глубоко ввалились, скулы выступили, её смуглая кожа посинела, рука стала тяжёлой, как свинец, и холодной, как лёд.

— Что с тобой? — спросил Фэт-Фрумос.

— Ничего, ничего, — ответила она угасшим голосом и упала на песок, дрожа как в лихорадке.

Фэт-Фрумос отпустил коня и лёг на расстеленную мантию.

Он уснул… но ему казалось, что он бодрствует. Веки у него покраснели, как огонь, и сквозь них он будто видел, как луна медленно спускалась на землю, всё увеличиваясь и увеличиваясь, пока не стала похожей на мерцающий, висящий в воздухе серебристый замок с тысячами розоватых окон: а от луны к земле протянулась царская дорога, покрытая серебряной, скреплённой лучами галькой.

Из песка поднимались скелеты, высокие… закутанные в длинные белые плащи, сотканные из редких серебряных нитей, сквозь которые просвечивали кости. На голове у них сияли короны из лучей света, с длинными золотыми остриями Сидя на скелетах коней, они двигались медленно, медленно… длинными вереницами…. словно полосы серебристых теней… взбирались по лунной дорожке и исчезали в неподвижном замке, откуда доносилась неземная музыка.

Фэт-Фрумосу померещилось, что и девушка медленно встала, что её тело растворилось в воздухе и остались одни кости. Окутанная серебристым плащом, пошла и она по светлому пути протянутому к луне. Она ушла в туманное царство теней, откуда явилась на землю, вызванная чарами старухи.

Веки Фэт-Фрумоса стали зелёными, потом чёрными — и он перестал что-либо видеть.

Солнце поднялось уже высоко, когда Фэт-Фрумос открыл глаза. Девушки около него не было. В жаркой пустыне ржал красавец конь, блестевший в опьянявшем его золотистом свете солнца, которое он впервые в жизни видел.

Фэт-Фрумос сел на коня и не успел оглянуться, как очутился у замка Дженара.

На сей раз Дженар охотился на расстоянии семи дней пути. Фэт-Фрумос посадил его дочь на коня впереди себя. Она обняла его за шею и спрятала голову у него на груди. В полёте полы её белого платья касались песка пустыни. Казалось, беглецы застыли на месте, а пустыня и морские волны мчатся мимо них. Только еле слышно было, как кричат все семь голов кота.

Далеко в лесу Дженар услышал ржанье своего коня.

— В чём дело? — спросил он.

— Фэт-Фрумос похитил твою дочь, — ответил волшебный конь.

— Сможем мы его догнать? — спросил удивлённый Дженар, считавший, что Фэт-Фрумоса нет в живых.

— Нет, его не догнать, — ответил конь, — потому что он оседлал моего брата, у которого семь сердец, а у меня их только два.

Дженар вонзил шпоры в бока коня, и тот понёсся быстрее ветра. Завидев в пустыне Фэт-Фрумоса, Дженар приказал коню:

— Скажи своему братцу, чтобы он забросил хозяина в облака и прискакал ко мне: я буду кормить его орехами и поить сладким молоком.

Конь Дженара заржал и всё передал своему брату, а его брат передал всё Фэт-Фрумосу.

— Скажи своему братцу, — приказал Фэт-Фрумос коню, — чтобы он забросил хозяина в облака, а я буду кормить его горячими угольями и поить жарким пламенем.

Конь Фэт-Фрумоса передал это своему братцу, а тот забросил Дженара в облака. Облака окаменели и превратились в красивый серый замок, а меж двух облаков два голубых, как небо, глаза метали длинные молнии. То были глаза Дженара, сосланного в воздушное царство.

Фэт-Фрумос остановился и посадил девушку на отцовского коня. Ещё день пути, и они прибыли во дворец царя.

Народ считал Фэт-Фрумоса погибшим. Когда разнеслась весть о его возвращении, день оделся в праздничный наряд, а толпа, ожидавшая витязя, шумела, словно пшеница на ветру.

Что же сталось за это время с царевной Иляной?

Как только уехал Фэт-Фрумос, она заперлась в саду за высокими железными стенами и там, лёжа на холодных камнях, положив под голову булыжник, лила чистые, как алмаз, слёзы в стоявшую подле неё золотую купель.

В большом запущенном саду из бесплодного камня, дневного зноя и ночной прохлады родились цветы с жёлтыми лепестками: их мутный блёклый цвет напоминал глаза мертвецов — то были цветы печали.

Глаза царевны Иляны ничего уже не видели: ей только казалось, что в купели, полной слёз, отражается образ любимого. Её глаза, два высохших родника, уже не лили слёз. Кто поглядел бы на её длинные волосы, ниспадающие подобно фалдам золотой мантии на её холодную грудь, на немое страдание, высеченное словно долотом на её лице, тот принял бы её за богиню волн, лежащую как изваяние на надгробной плите.

Но едва она услыхала шум голосов, возвещающий о возвращении Фэт-Фрумоса, лицо её просветлело: она руками зачерпнула слёзы из купели и окропила ими сад. Как по мановению волшебной палочки, пожелтевшие листья сада стали зелёными словно изумруд. Мутные, блёклые цветы стали белыми, как жемчужины, и превратились в цветы ландыша.

Ослепшая, бледная царевна медленно пошла вдоль грядок и нарвала много ландышей, из которых устроила ложе.

Тем временем пришёл Фэт-Фрумос.

Она бросилась ему на шею, онемевшая от счастья, устремив на него свой потухший взор, взяла его за руку и показала купель, наполненную слезами.

Золотой и ясный лик луны засверкал на бездонной синеве неба. Фэт-Фрумос умыл лицо из купели, закутался в мантию, сотканную из лунных лучей, и лёг на ложе из цветов. Царевна легла рядом с ним, и приснилось ей, что матерь божия сняла с небосвода две голубые утренние звёзды и положила их на её лоб.

На второй день она проснулась зрячей.

На третий день венчался царь с дочерью Дженара.

На четвёртый день должны были сыграть свадьбу Фэт-Фрумоса.

Солнечные лучи сошли с неба и рассказали музыкантам, как поют ангелы в честь святых, а волны морские, исходящие из недр земли, рассказали им, как поют феи, когда предсказывают счастье людям. Так музыканты сочинили весёлые пляски и здравицы.

Огненная роза, серебристые лилии, жемчужный ландыш, скромные фиалки и все другие цветы собрались и стали рассказывать каждый на языке своего аромата, каким должен быть наряд невесты. Они поверили свою тайну весёлому мотыльку с голубыми, расписанными золотом крылышками. Мотылёк долго кружил над лицом спящей невесты, и во сне она увидела себя в венчальном наряде. Увидела и улыбнулась — до того она была красива.

Жених надел рубашку, сотканную из лунных лучей, пояс, усыпанный жемчугом, и белую как снег мантию.