Страница 21 из 21
– И того, кто оставил тебе эти шрамы, ты тоже убила? – Его рука сзади погладила мои ребра.
Я задрожала от этого прикосновения, и не от боли.
– Нет, Розенвин жива.
– Почему же она не раздавила тебе сердце?
Рука его скользнула по моей талии, приобняла, прижала к нему. Я оказалась в гнезде из его руки и теплой твердости тела.
– Потому что эта дуэль была после Арзула, и когда я поразила ее кинжалом, она, я думаю, запаниковала. Она объявила дуэль выигранной без смертельного исхода.
Он потерся щекой о мою щеку, и мы оба смотрели, как сливаются цвета при соприкосновении нашей кожи.
– Значит, это была последняя дуэль.
– Нет.
Он очень нежно поцеловал меня в щеку.
– Нет?
– Нет, была еще одна.
Я повернулась к нему лицом. Его губы вскользь коснулись моих, не совсем в поцелуе.
– Как это было? – Слова его теплым дыханием согревали мне губы.
– Бледдин когда-то был при Благом Дворе, пока не сделал что-то такое ужасное, что никто даже не говорил об этом, и был изгнан. Но он был настолько силен, что Неблагой Двор его принял. Настоящее его имя было забыто, и он стал Бледдин. Это слово означает "волк", или "отверженный", или когда-то давным-давно означало. Надо было понимать так, что он вне закона даже среди Неблагого Двора.
Роан поцеловал меня в шею, туда, где бился пульс под кожей. Пульс участился от этого прикосновения. Роан поднял лицо, чтобы спросить:
– Как это – вне закона?
И стал целовать мне шею все ниже и ниже.
– Он был подвержен страшным беспричинным приступам ярости. Если бы его не окружали бессмертные, он бы убивал и друзей, и врагов.
Поцелуи Роана спустились ниже по плечу, по руке. Он только чуть остановился спросить:
– Только припадки ярости?
Потом он опустил голову и целовал, пока не дошел до локтевого сгиба, приподнял руку так, чтобы сомкнуть губы на тонкой коже. Вдруг он резко присосался к руке, прижался зубами так, что стало больно, я ахнула. Роан не стремился к боли, но он был внимательный любовник и знал, что нравится мне, как и я знала, что нравится ему. Только я вдруг не могла вспомнить, что говорю.
Он оторвался от моей руки, оставив почти идеально круглый отпечаток своих мелких острых зубов. Кожу он не прокусил. Мне никогда не удавалось его уговорить это сделать, но след на коже мне был приятен, заставил нагнуться к Роану.
Он остановил меня вопросом:
– Только припадки ярости, или было еще что-то, что делало Бледдина опасным?
Секунда у меня ушла на то, чтобы вспомнить. Мне пришлось отодвинуться от него.
– Если хочешь услышать рассказ, веди себя прилично.
Он лег на бок, подложив себе руку под голову вместо подушки. Вытянулся, так что стали заметны движения мышц под сияющей кожей.
– Я думал, что веду себя прилично.
Я покачала головой:
– Ты меня заставляешь забываться, Роан. Лучше для тебя этого не делать.
– Я хочу тебя сегодня, Мерри. Хочу тебя всю, без гламо-ра, без скрытности, без сдерживания. – Он резко сел, всматриваясь мне в лицо так пристально, что я отпрянула, но он поймал меня за руку. – Я хочу быть всем, что тебе нужно сегодня, Мерри.
Я замотала головой:
– Ты сам не понимаешь, чего просишь.
– Пусть так, но если ты хочешь иметь все, то сегодня как раз это и нужно. – Он поймал мою вторую руку, поставил нас обоих на колени, так впился пальцами, что завтра должны быть синяки. От этого властного движения сердце у меня заколотилось быстрее. – Я живу на свете много веков, Мерри. Если кто-то из нас ребенок, то это ты, а не я.
Слова его были суровы, и я никогда его таким не видела – таким суровым, требовательным.
Я могла бы сказать: "Ты мне делаешь больно, Роан", – но мне это нравилось, и потому я сказала другое:
– Ты никогда так не говорил.
– Я знал, что ты держишь гламор, когда мы лежим с тобой, но мне даже не снилось, сколько ты скрываешь. – Он встряхнул меня дважды, так сильно, что я чуть не сказала ему, что это больно. – Не прячься, Мерри.
И он поцеловал меня, вдавливая в меня губы, прижавшись ко мне ртом, пока не вынудил меня раскрыть рот, иначе бы он или себе, или мне губы порвал о зубы. Он уложил меня опять на кровать, и мне это не понравилось. Я люблю боль, а не изнасилование.
Я остановила его, упершись рукой ему в грудь, оттолкнув от себя. Он был надо мной по-прежнему, глаза его были свирепы, но он слушал.
– Что ты хочешь сделать, Роан?
– Что случилось на последней дуэли?
Слишком быстрая смена темы, я не сразу среагировала.
– Что?
– На твоей последней дуэли – что произошло?
Очень серьезны были его лицо и голос, хотя тело прижималось ко мне.
– Я его убила.
– Как?
Я почему-то поняла, что он спрашивает не о технике.
– Он меня недооценил.
– Я тебя никогда не недооценивал, Мерри. Отплати мне тем же. Не трактуй меня как низшего за то, что я не сидхе. Я – фейри без капли смертной крови в жилах. Не бойся за меня.
Голос его снова стал обычным, но в нем угадывалась ушедшая в глубину злость.
Я смотрела вверх, на его лицо, и видела в нем гордость – не мужскую гордость, но фейрийскую. Я действительно обращалась с ним как с существом ниже фейри, и он заслуживал лучшего, но...
– А если я тебе причиню вред, сама того не желая?
– Я исцелюсь.
Это вызвало у меня улыбку, потому что в этот момент я era любила – не той любовью, о которой поют барды, но все же любовью.
– Хорошо, но давай выберем позицию, где ты будешь доминировать, а не я.
Глаза его наполнились некоторой мыслью.
– Ты себе не доверяешь?
– Да.
– Тогда доверься мне. Я не сломаюсь.
– Обещаешь?
Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб – нежно, как ребенка.
– Обещаю.
Я поверила его слову.
Я лежала, сжимая металлические прутья спинки кровати. Тело Роана прижало меня к постели, пах вдавился мне в ягодицы. В этой позе весь контроль принадлежал ему, а мое тело от него отвернулось. Я не могла тронуть его руками. Очень многого не могла я делать в этой позе, потому-то я ее и выбрала. Если не считать связывания, ничего более безопасного я не придумала, а Роан не любит связывания. Кроме того, истинная опасность была не в том, что я могла бы сделать руками, зубами или вообще физически. Веревки на самом деле не помогли бы, только служили бы мне напоминанием о том, что надо быть осторожной. Я очень боялась, что где-то посреди бури силы и плоти я позабуду обо всем, кроме удовольствия, и Роан пострадает, а этого мне никак не хотелось.
Как только он вошел в меня, я поняла, что тревожиться мне надо было о себе. Он был страшен, приподнявшись на руках, так что вбил себя в меня изо всей силы спины и бедер. Когда-то я видела, как Роан пробил кулаком дверцу машины, чтобы произвести впечатление на уличного грабителя и дать ему понять, что с нами связываться не стоит. Сейчас он будто старался пробиться в мое тело и выйти с другой стороны. Тут до меня дошло то, чего я раньше не понимала. Роан считал, что я – человек с примесью фейрийской крови, но все же человек. Он был так же осторожен со мной, как я с ним. Разница в том, что я боялась повредить ему своей магией, а он мне – физической силой. Сегодня сдерживания не будет, не будет страховочной сетки ни для одного из нас. Впервые я поняла, что это мне могут достаться травмы, а не Роану. Секс на грани настоящей опасности – ничего лучше не бывает. Добавьте сюда магию, которая может расплавить кожу, и получится великолепная ночь.
Этого, этого я так давно и долго хотела. Он взял меня, и на меня накатила первая волна наслаждения. Вдруг я испугалась, что он заставит меня кончить раньше, чем успеет нарасти магия.
Я открыла свою метафизическую кожу, как раздвинула ноги, но вместо того, чтобы дать ему войти в себя, я протянулась к нему. Я открыла его ауру, его магию, как он до того расстегнул мне платье. Его тело стало тонуть в моем – не физически, но на удивление похоже. Он застыл в нерешительности в моем теле как в ножнах. Я ощутила, как чаще, чаще бьется у него пульс – не от физической нагрузки, но от страха. Он совсем вышел из меня, и на один миг я с замиранием сердца испугалась, что он не будет продолжать, что все сейчас прекратится. Но он снова вошел в меня, будто отдавая себя до конца мне, нам, ночи.
Конец ознакомительного фрагмента.