Страница 26 из 33
Когда я подъехал, метрах в тридцати от входа в дом возле танка стояли плотной стеной бойцы и что-то громко обсуждали.
— Подожди, — сказал я пассажиру.
Хорошее слово — пассажир. Вроде он сюда просто так заехал, погулять. Совершенно случайно мимо меня проходил координатор ШАБАКа этого района и дал наводку на особо опасного разыскиваемого. Вот также, совершенно случайно, они вышли на советскую шпионскую сеть, состоящую из священнослужителей Русской православной церкви, где под видом попов и монахов действовали офицеры КГБ и ГРУ. Очень неудачно по времени. Нам только напряга с советскими товарищами сейчас не хватает. И так они кричат, как будто кто-то Калининградскую область отнимает.
— Сейчас выясню, чего они там тянут. Еще утром сообщили, что квартал блокирован и идет зачистка.
— В чем дело, лейтенант?
— Цион Анкур, — представился он. Явный эфиоп. Первый известный мне эфиоп в офицерских погонах. Разнообразна и удивительна страна Израиль… — Взвод был обстрелян, товарищ полковник, — изображая стойку смирно, начал рапортовать тот. Получалось плохо. Лейтенант был явно на последнем дыхании, глаза красные, как у кролика. Третьи сутки без отдыха. — Двое ранено. Один тяжело. Явно работает снайпер. Блокировали дом. Доложили в батальон. Ждем подкреплений.
— А что за митинг?
Он оглянулся на своих людей, явно прислушивающихся к разговору.
— Они на взводе, — понизив голос, сказал он. — Рвутся в атаку, отомстить за своих, а я не пускаю. По данным разведки, как раз в этом доме один из списка. Приказ был ясный.
— Ты знаешь, кто я такой?
— Да! Кто ж не знает…
— Вот и хорошо. Будешь знать на кого ссылаться, когда спросят. Список составлен мной и считай, что на этого, Саада Дауда Матера, я его отменил. Получаешь новый приказ — как все кончится, собрать тела для опознания, чтоб ошибки не было. А то, может, нашего разыскиваемого здесь и не было. Командира танка ко мне.
Лейтенант призывно замахал рукой и заорал
— Нури, иди сюда!
— Рупор не потеряли?
— Нет.
— Вот и предложи всем находящимся в доме выйти с поднятыми руками.
— Уже предлагали, не реагировали.
— Еще раз, — с нажимом сказал я, — с указанием срока. Пять минут ждешь. Тебя Нури зовут? — обращаюсь к подбежавшему танкисту.
— Старший сержант Нури Авшалом.
— Значит так, Нури. Сейчас Цион покричит, и мы ждем пять минут. Потом я подаю сигнал, и ты начинаешь стрелять по дому. И можешь не стесняться. Потренируйся на практике. Если удачно положить снаряды в верхнюю часть, стена должна завалиться.
Он ухмыльнулся.
— Практику мы уже получили на Синае.
— Ничего, лишней тренировки не бывает. Если после твоих действий кто-то еще выстрелит, я твоему наводчику не поленюсь в личное дело профнепригодность вписать. Все должны умереть. А эти, — я широким жестом обвел дома вокруг себя, — должны видеть и слышать. Чтобы знали, что лучше не дергаться, потому что мы стесняться не собираемся.
В дальнейшем, если не имеете под рукой свободного танка, попросите в инженерном подразделении большой бронированный бульдозер. Как раз пригнали сегодня утром к въезду в город. Просто сносите дом, если не желают выходить, и, тем более, стреляют. Вопросы есть? Вот и хорошо. Начали… А я постою, понаблюдаю.
Когда танк выстрелил в первый раз, ко мне подошел пассажир.
— Э+ промычал он.
— Извини, Давид, — сказал я, не поворачиваясь. — Ты ж сам видишь, гнать солдат под выстрелы у меня нет ни малейшего желания. Ничего с него все равно не получишь интересного. А иорданцам прекрасно сойдет и труп. Все равно они его допрашивать не собираются, а точно так же казнят. И вся разница, что желают самолично. Я бы весь список пострелял, не дай Бог всплывет эта передача — большой скандал будет.
— Я, надеюсь, не должен вспоминать точное количество найденного оружия? — поинтересовался я. — Артиллерии там не было, но стрелковым оружием можно было вооружить пару батальонов. Да еще полтонны взрывчатки, десятки гранатометов и куча разной военной амуниции. А количество обстрелов при входе в городские кварталы? 2 убитых и 17 раненых.
— Ну, вы тоже не особо стеснялись. Где тут у меня было… — Он полез в блокнот. — Вот. 83 снесенных дома. 104 убитых и 738 арестованных по данным ООН. До сих пор сидят по израильским тюрьмам больше трехсот человек и выпускать их не собираются. Обвинения в расстрелах уже схваченных и не представлявших опасности людях. Причем в рапортах писали о попытках к бегству.
Я хмыкнул. — Как-то своим людям я больше верю, чем этим свидетельствам. Сложно представить, что бы это делали на глазах у всех. Хотели бы, сразу бы расстреляли. А все кто сидят, получили срок за очень конкретные действия в суде с адвокатом. Где доказать не смогли, выпустили.
— А восемь переданных иорданской «Мухабарат аль-Амма»? Которых больше никто не видел?
— А мы и за это должны отвечать? — изумился я. Ай-ай, мысленно удивился я. Где ж твои такие надежные источники информации? И не восемь, а одиннадцать, да еще шестеро сдаваться не пожелали и отстреливались до последнего. Догадывались, что ничего хорошего их не ждет. А вот Джамиля так и не нашли. Его застрелили через месяц после нашего выхода из Газы. До сих пор неизвестно, кто. Может, мухабаратчики хусейновы подсуетились, а может, кто-то из местных, недовольный его отнюдь не героическим поведением. Известное дело, мы кровь проливали, а ты только речи толкал, а как до дела дошло — в кусты. Хотя кустов здесь не имеется. Удивительное дело, все никак привыкнуть за столько лет не могу. Даже с воздуха не требуется напрягаться, где проходит граница. Как деревья кончаются, значит, началась арабская территория.
И вслух: — Участие в покушении на короля Абдаллу, попытка покушения на короля Хусейна… Они честно заслужили то, что с ними сделали. Даже если в стену живьем замуровали. Иордания заявила, что это их граждане и предъявила соответствующие документы. Только я очень сомневаюсь, что такое пропустит военная цензура… Это все дела неофициальные, и в газетах их освещать не рекомендуется.
Мы бы им с удовольствием и остальные 40 тысяч передали, но они совершенно никому не нужны. В том числе и Насеру. Дал бы он им египетские паспорта, совсем другой был бы разговор. Но ведь не желает. Ему выгоднее, чтобы они сидели друг у друга на головах и ненавидели Израиль, хотя в их паршивой жизни виноват Египет. Они не имеют ни социальных, ни гражданских прав, у них ограниченный доступ к здравоохранению, правительственным и образовательным программам и социальному обслуживанию. Им запрещено приобретать недвижимость вне лагерей.
Как иностранцы, они официально не допускаются к работе более чем в 70 отраслях и профессиях в стране. В числе запрещенных профессий юриспруденция и медицина, и их не имеют права нанимать государственные учреждения. Даже выехать в Египет они могут только с разрешения военного коменданта Газы.
Жителей Газы никто не трогал. Ну, документы на КПП проверяли. И все. Даже товары покупали. При нас с них еще и налоги не брали. Так что, уж прости, но мне этих так называемых беженцев совершенно не жаль. Там совсем чистых беженцев, без крови на руках, нет, иначе бы не сбежали в гораздо худшую ситуацию. Не обязательно кровь еврейская или бедуинская. Какие-нибудь свои кровные счеты.
А знаешь, — усмехаясь, говорю. — Помнишь свою идею, что Израиль является вызовом для окружающего его арабского мира? И этот мир вынужден измениться в подобной ситуации.
— И что смешного? — насторожено, спросил Томсон.
— Ты знаешь, как называют выселенцев-палестинцев в арабских странах? Арабскими евреями.
Арабский мир принципиально не изменился, несмотря на все проносящиеся над ними бури. Первая мировая, вторая, холодная война, экономические изменения, промышленное производство и прочие западные штучки совершенно не интересуют основную массу народа. Но вырванные из привычной жизни люди изменились, и очень сильно. Они ищут новые пути для того, чтобы пробиться. Более энергичны и предприимчивы, чем всякие иракцы, сирийцы, прочие египтяне. Они идут учиться в университеты, рвутся на государственные должности в своей Федерации Ирак-Иордания.