Страница 5 из 7
— Это что?
— А это Иерусалим.
— Ы, — выдал я, изумленно. Вроде Иерусалим это должно быть что то такое, замечательно красивое…
— Новый Иерусалим. Пригородные районы, которые строили в последние годы, чтобы людей как-то расселять. Строили по одному проекту, чтоб быстрее и дешевле. Одна-две комнаты, душ, кухня и туалет общие, в коридоре. В 1934 г в городе жило 80 тыс евреев, сейчас, почти 800, если считать с поселками. А старые районы отошли к Иордании. Вот и строят такое. Зато деревья сажают. У нас, как возле домов деревья, или трава растет на газоне, сразу понятно евреи живут. Арабы не понимают что такое дерево, если от него пользы нет. Другое дело, оливковые или цитрусовые.
Ну, еще минут десять и увидишь настоящий Иерусалим. Хотя, и там особой красоты не наблюдается. То, что построили, в двадцатых-тридцатых, дикая смесь европейского и восточного стиля. А древности — это не у нас, в Старом городе у Абдаллы.
Странное впечатление производил Иерусалим. Плохо освещенные улицы, множество патрулей. В израильской, английской форме и общие. На большом перекрестке даже с броневиками. Если учесть что израильтяне брали за образец именно английскую и различались они только по мелочи, эмблемами и беретами, с непривычки было легко перепутать. На домах следы пуль.
— Что тут у вас происходит?
— А, обычное дело. У Иерусалима особый статус. Англичане гарантировали при разделении спокойствие. По этим условиям в городе не могут находиться подразделения с тяжелым вооружением, только пехота, со стрелковкой. Но на той стороне ихние гарантии никому не интересны. Вчера опять перестрелка была на несколько часов. Снайперы садятся в домах, вдоль разграничительной полосы и стреляют по прохожим. Вот и нагнали йоркширцов для демонстрации присутствия.
— И что, не отвечаете?
— Почему, очень даже отвечаем, на тех улицах, что ближе к стене у Старого города давно уже никто не живет. Ни с нашей стороны, ни с иорданской. В любую минуту в окно может пуля прилететь. Но всерьез заняться нам не позволяют. Политика сдержанности, называется. Пока мы не трогаем Абдаллу, снабжение по ленд-лизу идет бесперебойно. В армии многие с нетерпением ждут конца войны. Может, тогда нам перестанут руки связывать. По договору, мы можем посещать святые места беспрепятственно. А на деле, раз в две недели три автобуса, под английской охраной. Когда очередная перестрелка, на всякий случай вообще отменяют.
— И долго вы собираетесь терпеть английское присутствие и свое подчиненное положение?
— Неправильная постановка вопроса, — ответил он. — Долго ли мы, собираемся терпеть, — надавил он голосом на «мы». — Или англичане покинут этот район и оставят нас разбираться с иорданцами между собой, или мы их рано или поздно перестанем спрашивать. Мир меняется прямо сейчас, у нас на глазах. В 1935 г у нас не было другого варианта. Хочешь получить государство — будь любезен слушаться. Теперь мы окрепли на столько, что можем пересмотреть наши взаимоотношения с Великобританией. Все зависит от ее действий. Империя явно собирается уходить из колоний. А мы, никогда не были в положении колонии. Мы относимся к доминионам. Как там это: «Автономные сообщества Британской империи, равные по статусу, никоим образом не подчинённые одно другому ни в одном из аспектов своей внутренней или внешней политики, но при этом объединённые общей приверженностью короне и составляющие свободную ассоциацию членов Британского содружества наций», — процитировал он. — Хотят продолжать опираться на нас, во взаимоотношениях с другими странами, должны дать нам взамен что-нибудь.
Мы повернули во двор. Солдат, заглянул в машину и узнав полковника, махнул рукой товарищу — убрать шлагбаум.
— Ну вот и штаб бригады, я на совещание. Ты — на второй этаж. Комната 213. Оформишь там все что положено. Потом тебя заберет Изя Штивельман, твой командир батальона.
Худой, с заметной лысиной, хозяин кабинета протянул мне несколько листков.
— Тебе необходимо заполнить анкету, и сфотографироваться для удостоверения четыре на шесть. Фотостудия прямо через дорогу. Потом медкомиссия.
— Понял.
— И если тебя привел полковник, не думай что можно будет ходить в таком виде. Здесь ЦАХАЛ, а не Красная Армия.
— О Боже, — подумал я, — и здесь от этих тыловых идиотов не возможно избавиться.
— Так точно, — произнес вслух. — Как только получу форму и оружие, — и выжидательно уставился на лысину.
— Заполняй, — раздраженно сказал он, двигая по столу ко мне анкеты.
Возле шлагбаума стоял здоровенный рыжий мужик, лет пятидесяти и явно рассказывал анекдоты солдатам. Те помирали со смеху. Вдруг он резко повернулся, и тыча в меня пальцем спросил
— Вот этот что ли? Ты, Томский?
— Я.
— Я твой комбат, Йосеф Штивельман, можно просто Изя, и хочу знать, где ты шляешься?
— Фотографии делал, согласно указаниям начальства, потом буду искать медкомиссию.
— Запомни, заорал он, махая у меня под носом кулаком, размером с мою голову, — Начальство у тебя только я. Всех остальных ты будешь посылать нах. Понятно?
— Понятно.
— Запомни, еще одно. Евреи самый умный народ в мире. Поэтому они создали такую умную бюрократию, что сами ничего в свои бумагах не понимают. Все вопросы надо решать по знакомству. Или через генерала, или через прапорщика. На здоровье жалуешься?
— Нет.
— В ЦАХАЛе разрешается иметь свое оружие, помимо казенного. Купленное или добытое в бою, — он снова заухмылялся, — или стыренное у врага, только надо зарегистрировать по всей форме. Есть что-нибудь?
— Есть. Немецкий вальтер.
— Давай свои фотографии и пистолет и жди меня здесь.
Через пятнадцать минут он вернулся и сунул мне удостоверение, разрешение на оружие и постановление медицинской комиссии.
— Что смотришь? Не нравится, что снова лейтенантом стал? Ну не батальон же тебе давать, с твоим знанием иврита. У нас как в Древнем Риме. Если бы в строю кто-нибудь, вдруг заговорил по-этруски, господа римские офицеры быстро бы показали ему, где римская кузькина мать. Вне строя, можешь говорить хоть на марсианском. Пошли оружие получать, потом я тебя отвезу к себе домой, переночуешь, и с утра в кибуц. Там продемонстрируешь, что ты можешь. А мы посмотрим.
И он гулко заржал.
Изина жена, Фаина, совсем не походила на еврейку. Мощная блондинка, с необъятными формами, больше похожая на польскую крестьянку. Сейчас, она сидела, подперев щеку рукой и смотрела как я ем. Изя, попав домой, сразу притих и легко было догадаться, кто тут глава семьи.
— Кушай, кушай, не стесняйся, — в очередной раз повторила она. — У нас двое сыновей, в армии, в Италии, может и их кто то накормит. Вот картошечки возьми. Сейчас полегче стало, а раньше ее вовсе не было.
— Правильно, — сказал Изя, деловито доставая из огромного сооружения под названием буфет, бутылку и рюмки, — раньше и небо было голубее и трава зеленее.
— Ты не слушай моего старого дурака, сказала она отмахиваясь от мужа. Раньше, действительно картошки не было. Только в войну сажать начали. Мы ж с-под Гомеля, как можно без картошки? Я этих местных овощей до сих пор не понимаю. Оливками сыт не будешь. Тут все другое, даже у хлеба другой вкус. Но, ничего, приспособились.
— Ну, сказал Изя, подмигивая. — Такой повод и не выпить? Первый человек из еврейского Легиона, да еще из советских, да прямо к нам. Будет чем похвастаться. За то, чтобы все наши вернулись живыми и здоровыми.
Выпили. Он разлили еще по стопке и глянув на меня, сказал:
— Ты не поверишь, здесь даже пьют меньше, когда жара начнется, даже и не тянет, разве что пивка, да и тебе завтра с утра вставать.
Фаина замялась и спросила:
— Скажи, ты ж видел, что там делается. Может в газетах преувеличивают?
— Нет, там, где немцы были, всех евреев убили.
— Знаешь, — сказала она после паузы, — когда Жаботинский приехал в Польшу и начал звать людей в Израиль, многие стали собирать вещи. Все таки великое событие. И Изя, тоже — «Едем, едем». А моя семья собралась и отец сказал, не нужно уезжать. Здесь дом, работа, люди, которые тебя знают и уважают. А там — пустое место, песок и камни. Немцы? Ну что немцы, поляки не лучше. Жили под этими, проживем и под теми. Хороший сапожник всем нужен. Родители, трое братьев и сестра, их семьи, дети. Все остались, а мы вот уехали. Красная Армия те места уже год как освободила, я вот пишу, пишу. В посольство, в Красный Крест. Везде отвечают — сведений о местонахождении нет.