Нарцисс в цепях

Лорел К. Гамильтон

Нарцисс в цепях

Глава 1

Июнь пришел в обычной своей потной жаре, но сегодня всю ночь наползал какой-то холодный фронт, и радио в машине сыпало низкими температурами. Где-то около пятнадцати по Цельсию, не так чтобы мороз, но после нескольких недель под тридцать и за тридцать от таких цифр пробирала дрожь. Мы с моей лучшей подругой Ронни Симз сидели в моем джипе, опустив стекла, впуская в машину не по сезону прохладный ветерок. Сегодня Ронни исполнилось тридцать. Мы трепались насчет того, как оно — ощущать себя совсем взрослой, и просто чесали языки. Учитывая, что она — частный детектив, а я зарабатываю на жизнь, поднимая мертвых, разговор был более чем ординарный. Секс, мужчины, тридцать лет, вампиры, вервольфы. Обычные такие темы.

Можно было войти в дом, но в машине после темноты создаётся этакая интимная обстановка, располагающая к откровенности. А может, ее создавал свежий запах почти весеннего воздуха, напоминавший ласку полузабытого любовника.

— Ладно, так он вервольф. У каждого свои недостатки, — сказала Ронни. — Встречайся с ним, спи с ним, выходи за него замуж. Я голосую за Ричарда.

— Да знаю я, что Жан-Клода ты недолюбливаешь.

— Недолюбливаю!

Она вцепилась в ручку дверцы, сжала так, что даже плечи напряглись. Наверное, считала до десяти.

— Если бы я убивала так же легко, как ты, я бы этого сукина сына убила бы два года назад, и у тебя сейчас жизнь не была бы такой сложной.

Сложной — это еще слабо сказано. Но...

— Я не хочу, чтобы он умер, Ронни.

— Он же вампир, Анита. Он и так мертвый.

Она повернулась, глядя на меня в темноте салона. Светло-серые глаза и соломенные волосы казались серебряными и почти белыми в холодном свете звезд. Тени и отраженный свет резко разрисовали ее лицо, как картину художника-авангардиста. Но выражение этого лица почти пугало. Была в нем какая-то нехорошая целеустремленность.

Если бы такое лицо было у меня, я бы предостерегла себя, велев не делать глупостей — в частности, не убивать Жан-Клода. Но Ронни не из тех, кто любит стрелять. Ей дважды пришлось убить, и оба раза — спасая мою жизнь. Я у нее в долгу. Но Ронни не способна хладнокровно выслеживать и убивать добычу. Даже вампира. Это я знала точно, значит, предупреждать ее нет смысла.

— Я когда-то думала, что разбираюсь, кто мертв, а кто нет, Ронни, — покачала я головой. — Тут не такая уж четкая грань.

— Он тебя соблазнил, — не отступала она.

Отвернувшись от ее разгневанной физиономии, я уставилась на лебедя в фольге, который лежал у меня на коленях. «Дейрдфорд и Харт», где мы сейчас отмечали юбилей; они придумали этот последний писк моды — игрушки в фольге. С Ронни спорить я не могла, устала даже пытаться.

Наконец я сказала:

— Каждый любовник тебя соблазняет, Ронни. Такая уж это работа.

Она так ударила рукой по щитку, что я даже вздрогнула, а ей, наверное, стало больно.

— Анита, черт побери, это же совсем другое!

Я начинала злиться, а злиться мне не хотелось — на Ронни, во всяком случае. Я ее повезла ужинать, чтобы поднять ей настроение, а не ссориться. Луис Фейн, ее постоянный бойфренд, был где-то на конференции, а она по этому поводу переживала, да еще по поводу тридцатилетия. Но выходило так, что я хочу поднять ей настроение, а она стремится мне его опустить.

— Слушай, я уже ни с Жан-Клодом, ни с Ричардом полгода не вижусь. Не встречаюсь ни с кем из них, так что давай ты не будешь мне читать лекций по вампирской этике.

— Оксюморон.

— Что именно?

— Вампирская этика.

Тут уж я нахмурилась:

— Ронни, это несправедливо.

— Анита, ты потребительница вампиров. Это ты мне объяснила, что они — не просто люди, только с клыками. Они чудовища.

Все, с меня хватит. Распахнув дверцу, я вознамерилась вылезти. Ронни успела поймать меня за плечо.

— Анита, прости. Ради Бога, прости. Не сердись.

Я не обернулась, так и сидела, свесив ноги за дверь. В душную теплоту вечера пробирался холодный ветерок.

— Тогда перестань, Ронни. Я серьезно.

Она подвинулась ко мне, обняла за плечи.

— Прости, Анита. Я знаю, не мое дело, с кем ты спишь.

— Вот это верно.

Я решительно вылезла из машины. Каблуки туфель заскрипели по гравию. Ронни хотела, чтобы мы обе оделись нарядно, ведь сегодня ее день рождения, так что мы так и сделали. И только после ужина я поняла этот дьявольский план. Она заставила меня надеть высокие каблуки и симпатичный черный костюмчик. Верхняя часть напоминала топ-полосочку — или вечернее платье с полностью открытой спиной? При жуткой цене это была очень короткая юбочка и очень узкий топ. Ронни мне помогла выбрать наряд неделю назад — «слушай, давай обе приоденемся!» Тогда бы мне и раскусить эту военную хитрость. Были ведь и другие платья, более закрытые и юбки у них подлиннее, но ни одно из них не закрывало кобуру. Я ее даже в магазин с собой взяла — на всякий случай. Ронни пусть думает, что я параноик, но... Я. ПОСЛЕ. ТЕМНОТЫ. БЕЗ. ОРУЖИЯ. НЕ. ВЫХОЖУ. Это не обсуждается.

Юбка была достаточно просторной и темной, чтобы скрыть пояс и кобуру с девятимиллиметровым «файрстаром». И топ состоял из достаточно плотной материи (как бы мало ее ни было), чтобы рукояти не было под ней видно. Все, что надо было сделать — чуть приподнять край топа, и пожалуйста — можно вытаскивать пистолет. Наиболее удобный парадный наряд, который мне удавалось в жизни купить. И даже захотелось, чтобы его выпускали в разных цветах — тогда я могла бы купить себе еще один.

Ронни планировала на свой день рождения податься в клуб — танцевальный клуб. Нет уж, по клубам я не ходок. Я не танцую. Но пришлось с ней поехать. И она меня вытащила на паркет, главным образом потому, что иначе она слишком много привлекала ненужного мужского внимания. От нас двоих кандидаты в Казановы держались на почтительном расстоянии. Но нельзя сказать, что я именно танцевала. Я просто стояла и как-то качалась. Танцевала Ронни. И танцевала так, будто это ее последний вечер на Земле и надо использовать эту возможность на полную катушку. Потрясающее зрелище, но немного пугающее. Что-то в нем было отчаянное, будто Ронни все сильнее ощущала сжимающуюся ледяную длань Времени. Может, правда, это я на нее свое беспокойство проецирую. Мне в этом году уже стукнуло двадцать шесть, и, если учесть, как все идет, мне не придется волноваться насчет тридцати. Смерть вылечивает все болезни. Или почти все.

Был там, правда, один человек, который клеился ко мне, а не к Ронни — не понимаю почему. Она — длинноногая блондинка, и танцует так, будто отдается музыке, как мужчине. Но он предложил выпить мне. Я не пью. Он пригласил меня на медленный танец — я отказалась. В конце концов пришлось его отшивать грубо. Ронни посоветовала мне с ним потанцевать — он хотя бы человек. Я ей ответила, что лимит деньрожденных подарков на сегодня уже исчерпан.

Только этого мне не хватало — еще один мужчина! Я понятия не имела, что делать с теми двумя, которые уже есть. И то, что один из них — главный из всех вампиров города, а другой — Ульфрик, царь волков-оборотней, — только часть проблемы. Из чего ясно, какую глубокую яму я сама себе копаю... или уже выкопала? Да, пожалуй. Уже прокопала половину пути до Китая и активно зарываюсь дальше.

Полгода я живу целомудренно. Они, насколько мне известно, тоже. Все ждут, пока я что-то решу. Выберу, соображу, составлю мнение — как угодно.

Я эти полгода как камень, потому что держусь от них подальше. Не вижу никого из них, по крайней мере во плоти. Не перезваниваю. Сбегаю в горы при малейшем намеке на запах одеколона. Зачем такие суровые меры? Честно говоря, затем, что стоит мне увидеть любого из них, целомудрие норовит улететь к чертям. Мое либидо принадлежит им обоим, я только хочу понять, кто из них владеет моим сердцем. И пока не знаю. Единственное, что я решила, — пора перестать скрываться. Надо нам увидеться и решить, что мы все будем делать. Две недели тому назад я решила, что пора увидеться с ними. И в этот же день возобновила рецепт на противозачаточные пилюли и стала их снова принимать. Вот уж чего мне не надо — это неожиданной беременности.