Страница 21 из 117
Моральный дух у немецких войск был несравненно выше, чем у большинства их противников. О том, какое большое значение имеет моральный дух, еще Полибий писал, что из всех сил, имеющих значение в войне, решающей является моральный дух воина. Немецкие войска в этом отношении были «чрезвычайно хороши»,[68] а французские войска — чрезвычайно плохи: «предательство пронизывало французскую армию сверху донизу».[69] Народ и в равной степени армия были полностью деморализованы. В Голландии существовало сильное национал—социалистское движение, в Бельгии несколько более слабое фашистское движение рексистов под руководством Дегрелля. Таким образом, Гитлеру представились большие возможности пустить в ход свое психологическое наступление, что он и сделал с удивительным успехом.
На голландской, бельгийской и люксембургской границах немцы разместили две группы армий и танковую группу под командованием генерала фон Клейста: северная группа армий «Б» под командованием генерала фон Бока и южная группа армий «А» под командованием генерала фон Рундштедта, которую поддерживал фон Клейст. Группа армий Бока должна была быстро занять Голландию, чтобы ее аэродромы можно было использовать против Бельгии с севера. Перед Рундштедтом и Клейстом была поставлена задача стремительно преодолеть укрепления на рубеже канала Альберта, прикрывающие Бельгию, одновременно пройти через Арденны, обрушиться на бельгийско—французский фронт между Динаном и Седаном и прорвать его.
7 мая 1940 г. упорнее, чем раньше, стали циркулировать слухи 6 германском наступлении. Вскоре после полуночи 9 мая население слышало шум моторов большого количества самолетов, летавших над Голландией. Тут же поступили сообщения о нападении на голландские аэродромы и на Гаагу, немного спустя стало известно о том, что на аэродромах высадились парашютисты, особенно много в пределах «Голландской крепости», в том числе на самый важный аэродром Ваалхавен — аэропорт Роттердама. Парашютисты приземлились также в Вассенааре и Валкенбурге около Гааги, в Дордрехте, Моердьяке и других местах, захватывая мосты и соединяясь на месте с группами голландской «пятой колонны», которая оказывала им неоценимую помощь. Были захвачены два моста через Маас, мост через Удэ Маас и два моста через Моердьяк. Были заняты большая часть острова Эссельмонде и город Дордрехт, Гаага оказалась отрезанной. Одновременно с этими операциями, которые привели голландцев в замешательство, сильная германская бронетанковая колонна форсировала Маас у Генаппа и, прорвав левый фланг линии Раам — Пел, направилась прямо на запад, на Моердьяк. К югу другие бронетанковые колонны форсировали Маас у Лотюна и Венло и наступали на Эйндховен и Бреда.
Во многих местах голландцы оказали решительное сопротивление и сумели отбить немало захваченных аэродромов и других объектов, тем не менее голландское командование было настолько парализовано быстротой и внезапностью нападения, что об организованном сопротивлении не могло быть и речи. 11 мая после сильнейших воздушных налетов немцев, оставивших в голландской авиации всего 12 машин, растерянность еще более возросла.
12 мая вскоре после полудня германская танковая колонна, продвигавшаяся от Генаппа, соединилась с парашютными частями к югу от Роттердама. Это означало близкий конец сопротивления голландцев. 14 мая немцы заявили, что, если голландцы немедленно не прекратят сопротивление, Роттердам и Утрехт будут разрушены бомбардировкой. Очевидно, не дождавшись ответа на ультиматум, а ответ оказался положительным, немцы послали 50 самолетов на Роттердам. Сообщалось, что в результате бомбардировки 30 тыс. человек погибло и 20 тыс. было ранено, однако эти данные, по—видимому, были не чем иным, как немецкой пропагандой ужасов.
Интересна тактика немцев при нападении на аэродромы. Сначала бомбардировщики со средней высоты бомбили периферию аэродрома, чтобы загнать расчеты зенитных орудий и пулеметов в убежища. Потом пикирующие бомбардировщики и истребители не давали возможности защитникам выйти из убежищ. «Затем немедленно на аэродром сбрасывали парашютистов. Когда защитники выходили из убежищ, их встречали дула автоматов».[70]
Одновременно с наступлением на Голландию последовало наступление на Бельгию. Оно также началось с налетов на аэродромы противника, на пригороды Брюсселя, Антверпена и Намюра, на важный железнодорожный узел Жемель. Парашютистов сбрасывали главным образом для распространения паники, захвата мостов через Маас у Маастрихта (в Голландии) и мостов через канал Альберта в Бридгене, Вельдвезелте, Бронховене и форта Эбен—Эмаль.
Немцы действовали необыкновенно дерзко, как видно из двух приводимых ниже рассказов.
«Войска, прибывшие на планерах, приземлились за мостами Бронховена, Вельдвезелта и Бридгена, в то время как германская авиация бомбила весь сектор. Войска, высаженные с планеров, вместе с парашютистами неожиданно с тыла напали на охрану и захватили мосты. Артиллерия форта Эбен—Эмаль, прикрывавшая эти мосты, была уже выведена из строя. Под покровом темноты в форте приземлилось несколько планеров. Десантникам удалось взрывчаткой вывести из строя или повредить оборонительное вооружение форта»[71]
«Захват моста в Маастрихте — это удивительная, дерзкая операция. К часовому, стоявшему на восточном берегу, подошел один штатский и вежливо попросил разрешения перейти мост, чтобы попрощаться с приятелем на западном берегу. Ему разрешили пройти. Он перешел мост и после короткого разговора, вернулся вместе с приятелем. Один из подошедших застрелил часового и бросился к берегу, где разъединил провода, ведущие к зарядам, заложенным для взрыва моста. В это время другой, взяв винтовку часового, прикрывал первого. Операция была спланирована гениально: через несколько минут парашютисты и планеры тучей спустились на голландские укрепления и на бельгийские укрепления к западу от моста, расположенного на территории Голландии»[72]
Бельгийские укрепления от района южнее Маастрихта до района южнее Льежа не уступали по силе линии Мажино. Форт Эбен—Эмаль был настолько сильным, что бельгийцы сомневались, будет ли он когда—нибудь атакован. Около десятка планеров, приземлившиеся здесь с отрядом в 120 человек под командованием лейтенанта Витцинга, полностью парализовали форт.
11 мая был захвачен плацдарм на левом берегу канала Альберта. В прорыв ринулась германская танковая дивизия и, продвинувшись за Тонгерен, угрозой окружения всех позиций вдоль канала Альберта, заставила защищавшие канал 4–ю и 7–ю бельгийские дивизии отступить на линию Антверпен — Намюр, где они смешались с французскими и британскими войсками.
Прелюдия к вторжению во Францию носила главным образом психологический характер, поэтому уместно рассмотреть некоторые из ее последствий, так как они оказали сильнейшее воздействие на поведение французского народа и моральный дух французских войск.
Французский народ и армия были свидетелями разгрома Польши и Норвегии в основном в результате превосходства германских военно—воздушных сил, однако они не извлекли никаких уроков для себя до тех пор, пока не завыли сирены тревоги на родине. Как это не странно, предупреждения о воздушных налетах больше деморализовали людей, чем сами бомбардировки. Паника приняла широкие размеры и усиливалась страхом перед парашютистами и диверсантами. «Каждый видел, как их сбрасывали, каждый был под подозрением, и даже офицеров и солдат союзников, иногда при высших орденах, французские власти арестовывали».[73] Страх, передача по радио сообщений о зверствах обратили в паническое бегство бельгийское население, и сотни тысяч беженцев пересекли французскую границу. Дороги были забиты людьми и машинами, железнодорожные станции осаждали, распространялись всевозможные слухи, продовольственные склады и склады горючего подвергались разграблению. Царило такое всеобщее смятение, что переброски войск замедлялись, а в некоторых случаях становились невозможными. На этой волне ужаса немцы устремились к Брюсселю и через Арденны.
68
Shirer W. L., Berlin Diary, 1941, p. 345.
По поводу морального духа французов и немцев, см. стр.341–346
69
Там же, стр. 342.
Много данных о полном разложении Франции содержится в книге: Кernan Т., Report on France. Разложение было настолько велико, что как бы ни была вооружена французская армия, это почти ничего не значило. Французская армия не хотела воевать и не намеревалась воевать, она была похожа на мышь перед котом. 2 сентября 1939 г. я писал в газете Мосли «Экшн»: «Что будут делать французы? Я не пророк, но думаю, что они будут сидеть в укреплениях линии Мажино, смаковать «Ла ви паризьен», украшать свои окопы картинками весьма заурядных молодых женщин и, кроме того, испытывать желание вернуться домой».
70
Grеу С. G., The Luftwaffe, 1944, р. 176.
71
«Belgium: The Official Account of what Happened», 1939–1940, p. 33–34.
72
«The Diary of a Staff Officer», 1941, p. 15.
73
Miksсhe F. О., Paratroops, 1943, p. 38–39.