Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 20



В том же номере “Завтра” Виктор Тростников в статье “Мир не будет вашим!” заявляет: “Что касается Березовского, то я не знаю о нем ничего, кроме того, что он богат, но это еще не основание, чтобы ругать его”.

Поразительное дело! “Я не знаю...” Имя человека не сходит со страниц газет, его лик, что ни день, сияет на всех телеэкранах, а столичный публицист, часто выступающий в оппозиционной прессе, не ведает о нем хотя бы того, что он был членом Совета безопасности, играл важную роль в чеченской трагедии, сейчас занимает ответственный пост в структурах СНГ, близок к семье президента и т.д. Ничего не ведает и не стесняется признаваться в этом. Вот так и работаем... Не знаешь — спроси. Сегодня не знать Березовского — это все равно, что забыть, сколько тебе лет и как зовут родную тещу.

Еще более изумляет полная неосведомленность публициста о происхождении в наши дни богатств на Руси. О, это истинно русский человек наших дней! На его глазах родной народ ограбили, а он как с неба свалился: “Это еще не основание, чтобы ругать грабителей”... И гордо продолжает: “Вот если бы вы рассказали, чем Березовский вредит России, я мог бы как-то определить свое отношение к нему”.

Ах, да что там Березовский! Вы, господин Тростников, определили бы свое отношение хотя бы к Жириновскому. И о нем ничего не ведаете? Ну так для начала примите в расчет, что, как объявил в Думе Виктор Илюхин, а потом — “Новая газета” в № 39, “живя исключительно на одну (далеко не огромную) депутатскую зарплату, депутат Жириновский за последние пять лет умудрился приобрести в личную собственность 122 квартиры и 227 автомобилей”. Неужели и эти данные не помогают вам определить свое отношение к этому народному избраннику?

Как человеку религиозному вам тут могло бы помочь святое писание, где, как известно, объявлено: “Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие небесное”. А понять, почему в небесной канцелярии провозглашена такая дискриминация, вам как русскому патриоту могли бы помочь русские пословицы и поговорки в таком роде, например: “Богатому черти деньги куют”. Или: “Богатому житье, а бедному нытье”. Или: “От трудов праведных не наживешь палат каменных” и т.п. Но странное дело! Как видим, ни ваша религиозность, ни ваш патриотизм не открыли вам глаза даже на столь важные вещи и на столь ясные фигуры. Что уж говорить в таком случае о понимании Тополя и его весьма неординарного поступка. Тем более, что вы еще и говорите ему: “Еврейскую междоусобицу в прессе перенесите, пожалуйста, за пределы нашей страны — нам она неинтересна”. Вслед за другими повторяя банальность о междоусобице, вы здесь еще, похоже, и лицемерите: если бы письмо Тополя было вам неинтересно, то молча прошли бы мимо, но ведь вместо этого вы весьма расторопно кинулись на него отвечать... А рядом в газете еще две статьи, и вместе — это целая полоса.

Патриотов больше всего возмутило в письме Тополя “расовое еврейское высокомерие”. В самом деле, он пишет, например: “Мы избранники Божьи, и мы действительно избранный им народ, чтобы вывести народы мира из язычества и варварства в мир десяти заповедей цивилизации”. Все так.. Но такое самомнение — это что, для вас новость? Неужто никто из вас не помнит хотя бы стишок “Союз И”, когда-то появившийся одновременно в журнале “Москва” и в “Дне поэзии”? Там вся суть в концовке:

Без союзов язык онемеет.

И я знаю: сойдет с колеи,

Человечество быть не сумеет

Без народа по имени И.

Кто автор? Семен Израилевич Липкин, уроженец Одессы, один из древнейших ныне представителей народа И, сейчас ему 87 годков. В справочнике “Кто есть кто в России” (М., “Олимп”, 1997) о нем сказано: “Запоздалая слава пришла к Липкину во времена Горбачева... Судьба его поражает прежде всего масштабами и всеохватностью личности поэта, его внутренней свободой и трудолюбием”. Все это могу подтвердить, ибо до недавних пор Семен Израилевич был долгое время моим соседом по даче. Правда, слава пришла к нему гораздо раньше, и есть у меня некоторое сомнение относительно всеохватности его трудолюбия, поскольку когда мы с женой, не разгибая спин, копошились на своей земельке, Семен Израилевич, если мне память не изменяет, в котелке и с тросточкой прогуливался мимо со своей прекрасной поэтессой Инной Львовной Лисянской, обычно тоже державшей что-то в руках, может быть, драгоценный веер.

Кстати сказать, сознательная, демонстративная публикация помянутого стихотворения сразу в двух изданиях никаких неприятностей автору не принесла. Из Союза писателей они с женой вышли сами, и было это позже, а через несколько лет они были восстановлены, в чем автор этих строк принимал посильное участие, но тогда меня, разумеется, сильно озадачило высокомерное объявление, что “человечество быть не сумеет” без Семена Израилевича в котелке и Инны Львовны с кастаньетами. Но потом я понял, что тут довольно распространенная национальная болезнь, и у таких, как Липкин, она неизлечима. И понимание этого пришло ко мне через того же Семена Израилевича. Дело было так.



ОДНАЖДЫ В ЗОЛОТУЮ ПОРУ казарменного социализма группа московских литераторов была приглашена в Кабардино-Балкарию. Мы провели там несколько творческих вечеров. Все было прекрасно. Липкина, известного переводчика, принимали, как национального героя. Ему подарили роскошную папаху и бурку — не хуже, чем недавно чеченцы подарили Лебедю. А при проводах на аэродроме, куда его доставили в отдельной машине, еще и преподнесли огромный букет. Меня же там мало кто знал, но я чем-то пришелся по душе секретарю райкома партии, обаятельной русской женщине, отвечавшей за всю нашу поездку. Может быть, понравился я тем, что никогда нигде не голосил, будто человечество быть не сумеет без народа по имени Р.

И вот после прощального застолья в каком-то санатории секретарь райкома привезла меня на аэродром, тоже на машине, и там презентовала еще более великолепный букет, нежели у Липкина. О, надо было видеть при всем этом лица его провожающих!..

То ли случайно, то ли потому, что оба оказались букетоносцами, мы с Семеном Израилевичем в самолете сидели рядом. И не успел самолет еще взлететь, как он спросил меня: “Вы знаете, что такое салям алейкум?” — “Конечно! — ответил я. — Нас же здесь всюду приветствовали этими словами”. — “Нет, вы не знаете, что такое салям алейкум!” — сокрушенно вздохнул мой прославленный сосед и с гордостью объяснил: “Салям алейкум — это шолом алейхем. Вот! Это мы им дали”. Такого рода просвещением он донимал меня всю дороженьку до Москвы. Вот тогда-то, на высоте десять тысяч метров, за облаками, я и понял, что болезнь неизлечима. И тогда же, слушая поднебесные рулады Липкина и вконец одурев от них, я сочинил ответ на его “Союз И”:

Без союзов язык онемеет.

Я и сам бы без них онемел.

Но поэзия выжить сумеет

Без поэта по имени Эл.

Да, болезнь порой неизлечима, особенно — среди литераторской публики. Вот еще пример этого — стихотворение поэта-анималиста “Розовые лошади”:

До сих пор не знаю,