Страница 2 из 5
Однако в ту эпоху для таких грандиозных путешествий было сколько угодно места и времени.
На земле юрского периода господствовал один необозримый по размерам континент — Пангея, что означало «земля всей Земли». Это и в самом деле была могучая страна. Южная Америка и Африка, тогда еще неразрывно соединенные, образовали часть мощной скалистой платформы, а в сердце континента протекала полноводная река, чьими притоками были Амазонка и Конго. Всего лишь притоками.
В глубочайшем прошлом, пока сливались континенты и рождалась Пангея, смерть собирала обильную жатву. Устранение таких препятствий, как горы и океаны, привело к смешению многих видов растений и животных: естественно, менее приспособленные просто не смогли выжить. Кроме того, первоначально пересохшая поверхность континента превратилась в безводную и бесплодную пустыню, и безжалостное биение палящей жары свело к минимуму возможность выживания различных видов флоры и фауны.
Очень немногие животные вынесли великое объединение: насекомые, амфибии, рептилии и первобытные млекопитающие, похожие на рептилий, но со свойствами млекопитающих, уродливые, во многом незавершенные создания, маргиналы среди животных. Но, с точки зрения вечности, этого оказалось достаточно. Жалкая горстка видов открыла дорогу к появлению всех млекопитающих, включая человека, а также к большому разнообразию птиц, крокодилов и динозавров.
Но все же в течение долгих веков простые геометрические очертания суперконтинента диктовали развитие жизни на Земле. Во времена Той-Что-Слышит-Все единообразие флоры и фауны распространилось по всей Пангее, от океана до океана, от полюса до полюса, — единообразие длительное и устойчивое, хотя грандиозные тектонические силы уже готовились разорвать необъятную массу Земли.
И словно в полной гармонии с просторами материка диплодоки росли и росли, пока не достигли невероятной величины. Впрочем, их размеры были вполне уместны для смешанной, непредсказуемо развивающейся растительности того времени. Диплодоки, со своими длинными шеями, могли, оставаясь на месте, методически очищать дерево за деревом, даже самые нижние ветки. Для этого им не приходилось делать лишнего шага.
Но даже они не были самыми большими гигантами среди травоядных: эта честь принадлежала настоящим колоссам — брахиозаврам, чей вес достигал семидесяти тонн. Правда, брахиозавры были животными-одиночками или передвигались малыми группами. А вот огромные стада диплодоков, насчитывавшие иногда до сотни голов, меняли лик земли, как ни одно животное ни до, ни после них.
В лице разумных орнитов диплодокам грозила новая опасность, к которой эволюция их не подготовила. Тем не менее после векового существования матриарх впитала в себя некую глубинную мудрость, и в ее покрасневших от старости глазах светилось понимание неумолимых ужасов, уже постигших и постигавших ее сородичей.
И вот теперь терпеливые орниты дождались своего часа.
Диплодоки по-прежнему толпились вокруг погибшей рощи. Неповоротливые тела все еще не давали себе труда пошевелиться. Головы на длинных шеях колебались над раскиданными ветками, как механические лапы сборщика вишни. Молодняк жался друг к другу, но сейчас особей поменьше отгоняли взрослые, с которыми справиться было трудно.
Исключенные из общего круга, забытые, беззащитные.
Стего показал головой на одного из самых маленьких, на малютку-самку размером с африканского слона — настоящий карлик. Диплодок никак не мог протиснуться в гущу кормящегося стада и бродил за спинами взрослых, клюя остатки, подобно некоей массивной птице.
Похоже, этой низкорослой особе придется расплачиваться за всех остальных.
Среди диплодоков не наблюдалось истинных привязанностей. Стадо было просто подходящей для существования формацией, а не единой семьей. Диплодоки откладывали яйца на опушке и оставляли их там. Выжившие младенцы прятались в лесу, пока не вырастали настолько, что без опаски могли выйти из укрытия и поискать стадо.
Стада имели стратегическое значение: диплодоки своим совместным присутствием помогали уберечь друг друга. Кроме того, любое стадо нуждалось в притоке новой крови для собственного пополнения. Но если хищник убивал кого-то из молодых — ничего не поделаешь, так тому и быть: в бескрайних пангейских лесах всегда найдется другой, готовый занять место погибшего. Этими потерями стадо словно оплачивало пошлину за бесконечное путешествие сквозь древние рощи.
Та и Стего отвязали кнуты из кожи диплодока и, подняв их, взяв копья на изготовку, стали пробираться сквозь неровную поросль побегов и папоротников, заполнившую опушку леса. Даже если диплодоки увидят их, вряд ли всполошатся: их «программа» не содержала сигналов тревоги на приближение таких небольших хищников.
Между орнитами снова завязалась безмолвная беседа: знаки, жесты, кивки. Многозначительные взгляды.
— Эта, — сказал Стего.
— Да. Молодая. Слабая.
— Я побегу к стаду и пущу в ход кнут. Попытайся вспугнуть их. Отдели недоростка.
— Согласен. Я первым на нее наброшусь…
Их атака не должна была привлечь внимания. Но стоило орнитам приблизиться, как силурозавры умчались, а птерозавры, неуклюже хлопая крыльями, поднялись в воздух.
Стего зашипел. Та-Что-Слышит-Все повернулась.
И взглянула в глаза другого орнита.
Их оказалось трое. Они были немного больше и, следовательно, старше ее и Стего. Ничего не скажешь, красивые животные, каждое украшено отчетливым крестом из декоративных шипастых пластин, сбегавшим от затылка по спине. Та, повинуясь непонятному древнему инстинкту, ощетинила свои шипы.
Но эти орниты были голыми: ни пояса, сплетенного из коры, ни кнутов, ни копий. И ничего не держали в длинных лапах. Они не принадлежали к охотничьему племени Той, но были ее дальними родственниками — дикими орнитами, особями с малым объемом мозга.
Та зашипела, широко разевая пасть, и вышла вперед.
— Проваливайте! Вон отсюда!
Но дикие орниты не отступали, они отвечали Той яростными взглядами, в свою очередь, щеря пасти и поводя головами.
Той-Что-Слышит-Все вдруг стало не по себе. Еще совсем недавно эти твари удрали бы при виде нее, они давно привыкли опасаться укуса оружия, которым действовали их куда более разумные родичи. Но сейчас голод перевесил страх. Скорее всего, звери долгое время не набредали на стадо диплодоков — их основной источник пищи. И вот теперь все их усилия оказались напрасны, и Та вместе со Стего готовились украсть вкусную еду у них из-под носа.
Похоже, мир-лес становился слишком перенаселенным.
Та, стоя лицом к лицу с нежеланным напоминанием о своем звероподобном прошлом, сознавала, однако, что ни в коем случае нельзя выказать боязни. И поэтому медленно направилась к диким орнитам, кивая головой и бешено жестикулируя.
— Если воображаете, что можете утащить мою добычу, не надейтесь. Убирайтесь, грязные животные. У-би-рай-тесь.
Но безмозглые твари отвечали шипением и плевками.
Диплодоки уже заметили нечто необычное. Маленькая самка успела протиснуться в середину стада, подальше от охотников. Матриарх оторвалась от еды и оглядывалась. Голова ее вертелась, в точности как операторская платформа на специальном кране. Наконец она глухо зарычала, раздраженная бессмысленными выходками ссорившихся орнитов.
Именно такого шанса и ждали аллозавры.
До этой минуты они стояли в зеленой тени леса, подобно статуям, на огромных задних лапах. Тонкие передние лапы с трехпалыми кистями были сложены под грудью. Стая состояла из пяти не совсем еще взрослых самок. Тем не менее длина каждой доходила до десяти метров, а вес — до десяти тонн.
Аллозавров не интересовали молодые ящеры небольших размеров. Они высмотрели жирного самца диплодока, немного не достигшего зрелости. Пока стадо переминалось, отвлеченное перепалкой орнитов, жирный самец отделился от общей группы, которая до сих пор служила ему защитой и охраной.
Пятеро аллозавров атаковали немедленно, на земле и в воздухе. Задними лапами, с их мощными, похожими на стальные крюки когтями, они наносили глубокие рваные раны, а головами с исключительно толстыми черепами пользовались как дубинками, нещадно колотя диплодока. Заостренные зубы впивались в его плоть острыми кинжалами. В отличие от тиранозавров, они обладали большими кистями и длинными сильными лапами, которыми и придерживали диплодока, пока терзали заживо. До того наконец дошла вся степень опасности. Неуклюже повернувшись, он пошатнулся, но все же попытался бежать.