Злоумышленники

Впрочем, сейчас был включен кондиционер, двери закрыты, окна зашторены, и внешний мир оставил нас в покое. Даже обычные звуки отеля заглушались легким гулом кондиционера. Если что и было слышно из звуков внешнего мира, то это ровный шум прибоя.

Присцилла Деккер вошла в номер и, повернувшись ко мне, сказала:

- Итак, мистер Хелм?

Я оставил ее вопрос, если это, собственно, был вопрос, висеть в воздухе. Мое внимание привлекали другие предметы - в том числе и одушевленные. Я уставился на молодого человека, стоявшего у двери, в которую мы вошли, потому как в руке у него был пистолет, нацеленный на меня.

- Все в порядке, Тони, - сказала Присцилла. - Мистер Хелм... Тони Хартфорд.

Имя выглядело весьма неубедительным. Казалось, что кто-то взял имя Тони для обозначения молодости и фамилию Хартфорд как знак респектабельности. Разумеется, в данных обстоятельствах было бы непонятно, почему словосочетание Тони Хартфорд должно быть его настоящим именем или Присцилла Деккер - ее. Оба имени скорее всего были выбраны как наиболее подходящие для ролей, исполняемых этими людьми.

Тони убрал пистолет. На лице его не появилось улыбки, и рука не протянулась для дружеского пожатия. Что ж, я могу прожить без его расположения. Я определил его как второсортный образец того, что именуется юноша-ассистент. Это был высокий, худой загорелый тип с длинными волнистыми каштановыми волосами, в которых имелись светлые пряди - результат воздействия то ли солнца, то ли перекиси водорода, то ли еще чего-то, чем теперь красят волосы. На нем были легкие брюки в обтяжку и просторная вязаная белая спортивная рубашка навыпуск.

Рано или поздно комиссия по расследованию антиамериканской деятельности обратит внимание на важное обстоятельство, доселе не привлекавшее внимания, однако красноречиво указывающее на признаки коммунистической инфильтрации. Раньше только русские носили рубашки навыпуск, теперь так поступают и американцы, - результат удачного покушения на американскую традицию благопристойности.

Увидев, что пистолет убран и более мне не угрожает, я позволил себе перевести внимание на четвертое лицо в комнате. Собственно, на него я и хотел посмотреть все это время. Теперь я понял, почему Вадя сочла мои разглагольствования на берегу забавными. Она-то, в отличие от меня, видать, знала, что О`Лири - женщина. По крайней мере, в кресле у дальнего окна сидела и смотрела на меня рыжая девица с перевязанной рукой и синяком на скуле.

Следующим после повязки и синяка в глаза бросался цвет волос, длинных и прямых. Он не имел ничего общего с тем золотисто-красноватым колером, что могут приобрести в аптеках блондинки и прочие желающие. Это был тот самый первоначальный рыжий цвет, существовавший до того, как появились химики с их ухищрениями. Это был морковно-рыжий, кирпично-рыжий цвет, абсолютно настоящий, потому как вряд ли кто решится по своей доброй воле предстать перед миром с такими огненными волосами.

Как часто случается с натуральными, в отличие от искусственных рыжих, сама по себе девушка производила впечатление куда более скромное, чем ее волосы. Пламенная шевелюра заставляет вас ожидать пламенную внешность, но я увидел худощавую, бледную, веснушчатую девушку в короткой белой юбке из гладкой материи под названием "акулья кожа" и в светло-зеленой кофточке, которая выглядела словно недоделанный свитер-водолазка, создатель которого вдруг потерял интерес к своему творению до того, как пришил рукава.

- Это и есть Хелм? - осведомилась она, глядя на меня через комнату. - Тот самый злодей, которого мы с таким нетерпением ждали?

- Мисс Аннет О`Лири, - сказала Присцилла. - Мистер Мэттью Хелм.

Аннет О`Лири, поджав губы, задумчиво оглядывала меня. Она снова заговорила, причем с сильным провинциальным акцентом:

- Он не очень-то широк, зато очень даже высок. - Затем акцент исчез, и она продолжала уже нормальным голосом: - Значит, это и есть та самая импортированная сила, которая должна утащить меня в Соединенные Штаты, хочу я того или нет. Где же он держит свой хлыст и свой пистолет?

Никто не ответил ей, и я поинтересовался:

- Если это миссис О`Лири, то где же мистер О`Лири? Мои так называемые сообщники смущенно молчали. Заговорила опять рыжеволосая.

- Мой муж Джим О`Лири, если это вас так интересует, погиб во Вьетнаме, в прошлом году. Он поехал туда из патриотических побуждений. У них это семейное... Полюбуйтесь, что они вытворяют со мной в Мексике... Вот и награда за патриотизм.

- А вы тоже патриотка, миссис О`Лири? - улыбнулся я.

- Я могла бы помалкивать о том, что видела на воде, - сердито буркнула рыжеволосая. - И жила бы, не зная неприятностей. Или могла бы продать сведения тем, кто интересуется - например, той женщине, которую ваши друзья считают агентом коммунистов. И неплохо заработала бы! Не думайте, что я не получала такого предложения и что мне не нужны деньги. Но я вступила в контакт с представителями моей родной страны, как послушная девочка, позволила, чтобы они прислали людей, которые записали на пленку все, что я рассказала - совершенно бесплатно. А вместо благодарности они держат меня тут взаперти и ждут появления суперагента, который или увезет меня в Соединенные Штаты, или, похоже, просто пристрелит здесь на месте, если я начну артачиться.

Она быстро и вопросительно посмотрела на меня, чтобы удостовериться, что ее предположения правильны. Я сказал:

- Умница! Все верно. Если вы или другие люди начнут артачиться, вам одна дорога - на тот свет. - Затем я перевел взгляд с нее на Присциллу и ее миловидного партнера - миловидного, если вам нравится такой тип - и сказал: - Надеюсь, вы всё как следует расслышали. Не знаю, по каким инструкциям вы действуете, но вот вам официальное распоряжение: эта дама отсюда проследует в Лос-Аламос и никуда больше, по крайней мере, в этом мире. Если случится что-то непредвиденное, если ситуация будет вызывать у вас сомнения, пустите ей пулю в лоб. Ясно?

Воцарилось такое молчание, словно я сказал какую-то пошлость или непристойность. Наконец Присцилла спросила с присущей ей чопорностью:

- Но разве это не ваша проблема, мистер Хелм?

- Не совсем, - возразил я. - Не торопитесь расставаться с ребеночком. Вы двое будете свободны, когда мы с миссис О`Лири сядем в самолет, а самолет взлетит в воздух. Не ранее того. У вас есть карта Мексики и еще расписание рейсов авиакомпаний?

Молча Присцилла подошла к комоду, вытащила несколько ярких папок и протянула их мне.

- Вы знаете ваши обязанности, - сказала она, когда я подошел и взял то, что она мне протягивала. - Но разве разумно так громко заявлять о ваших намерениях, мистер Хелм? Нет гарантии, что нас не подслушивают. Есть множество способов встроить соответствующую аппаратуру в номере отеля. И я не сомневаюсь, что красотка, которую вы угощали выпивкой на пляже, знает ее всю.

В ее голосе сквозило неодобрение. Я уже говорил, что кое-кто очень боится дружеских контактов с неприятелем, особенно, когда неприятель - женщина, и женщина привлекательная.

- Так оно и есть, - весело согласился я. - Кстати, ее кличка Вадя. Я сообщаю эти сведения на всякий случай, вдруг вам это еще неизвестно. Под каким именем она проживает в отеле?

- Баум. Валери Баум.

- Что у вас на нее имеется?

- Очень мало чего. Но теперь, когда вы сказали, как ее зовут, может, появится что-то еще.

- Вы не приметили ее помощников?

- Нет. Похоже, она работает одна.

- Если верить ей, это не совсем так, - поправил я. - Она, по крайней мере, ждет подкрепления. Человека по имени Гашек. Лет сорока, рост пять футов десять дюймов. Массивный, но мускулистый. Бреет голову, носит люгер. Такого не видели?

Я обратился с этим вопросом к Хартфорду, чтобы вовлечь и его в беседу, но он лишь покачал головой, как и Присцилла, которая едко спросила:

- Это тоже рассказала вам Вадя - мисс Баум?

- Она назвала мне имя. Я время от времени листаю разные досье, и память у меня хорошая. Разумеется, если Вадя говорит, что ждет появления Гашека, на „ самом деле это может значить одно из трех: либо он уже здесь, либо он и не думает приезжать, а действует где-то в другом месте, либо она ждет кого-то другого. Короче, Вадя не из тех, на чьи слова я бы всерьез стал полагаться. Но мы тем не менее должны приглядывать за Гашеком. - Я скорчил гримасу и спросил: - Неужели у вас ничего нет на Вадю?