Огнепоклонники (Адский огонь)

– Думаю, почти все по соседству в это время спали.

– Свет нигде не горел. Только на крыльце у Касто, но они вечно забывают его погасить. И еще я видела, как горел ночник в спальне у Минди Янг. Она каждую ночь спит с ночником, хотя ей уже десять. Да, и еще я слышала, как собака лаяла. Я думаю, это Фабио, пес Пасторелли, я знаю, как он лает. Он залаял, а потом перестал.

– Машины проезжали мимо?

– Нет. Ни одной.

– В такую тихую ночь, в столь поздний час ты бы, наверное, услышала, если бы где-то завелся двигатель или хлопнула дверца машины?

– Было тихо. Только пес пару раз гавкнул. Я слышала, как в соседнем доме гудит кондиционер. А больше я ничего не слышала. Даже когда шла к лавочке.

– Молодец, Рина, отличная работа.

Дверь открылась, и опять Джона ослепила красота вышедшей на крыльцо женщины.

– Гиб, почему ты не пригласишь гостя в дом? Почему не угостишь его прохладительным? Входите, прошу вас. У меня есть свежий лимонад.

– Спасибо. – Джон уже успел подняться на ноги. Она была из тех женщин, перед которыми мужчины встают. – Я не против прохладительного, к тому же мне надо отнять у вас еще немного времени.

Гостиная была отделана броско. Он подумал, что яркие цвета идут такой женщине, как Бьянка Хейл. Все было чисто, мебель далеко не новая, но отполированная совсем недавно: он уловил запах лимонного воска. На стенах висели картины – набросанные пастелью семейные портреты в простых рамках. У кого-то был зоркий глаз и верная рука.

– Кто автор?

– Боюсь, что это я. – Бьянка разлила лимонад по стаканам, наполненным льдом. – Мое хобби.

– Они великолепны.

– У мамы были рисунки в лавочке, – добавила Рина. – Больше всего мне нравился тот, где папа был нарисован в большом поварском колпаке и бросал вверх пиццу. Его больше нет, да? Он сгорел.

– Я другой нарисую. Еще лучше.

– Там был еще старый доллар. Деда повесил в рамке первый доллар, заработанный в «Сирико». И там была карта Италии, и крест, который нуни благословила у папы римского, и…

– Катарина! – Бьянка властным жестом остановила поток слов дочери. – Когда что-то теряешь, лучше думать о том, что у тебя еще осталось и что с этим можно сделать.

– Кто-то устроил пожар специально. Кому-то наплевать на твои рисунки, на старый доллар, на крест. Даже на Пита с Терезой и их малышкой.

– Что? – Бьянка схватилась за спинку стула. – Что ты такое говоришь? Это правда?

– Мы немного забегаем вперед. Детектив по поджогам…

– По поджогам? – Теперь Бьянка опустилась на стул. – О, мой бог! О, сладчайший младенец Иисус!

– Миссис Хейл, я сообщил полиции о том, что мне удалось обнаружить. Там есть специальный отдел по поджогам. Я эксперт, мое дело – осмотреть здание и определить, нужно ли квалифицировать пожар как возникший вследствие поджога. Кто-нибудь из отдела поджогов начнет следствие.

– А почему не вы? – спросила Рина. – Вы же знаете.

Джон заглянул в ее усталые и умные янтарные глаза. «Да, – подумал он. – Я знаю».

– Если пожар возник в результате умышленного поджога, тогда это преступление, и полиция будет вести расследование.

– Но вы же знаете.

Вот шустрая малышка!

– Я связался с полицией, потому что при осмотре здания я обнаружил признаки вторжения со взломом. Детекторы дыма были выведены из строя. Я нашел множественные точки возгорания.

– Что это значит? – спросила Рина.

– Это значит, что огонь занялся не в одном месте, а сразу в нескольких, и, судя по рисунку ожогов, по тому, как огонь распространился по некоторым местам на полу, по стенам, по мебели, наконец, по остаткам вещества, можно сказать, что исходным горючим послужил бензин. И еще я нашел то, что мы называем «фитилями». Легковоспламеняющиеся материалы вроде вощеной бумаги или спичечных коробков. Похоже, кто-то вломился внутрь, разложил фитили в обеденной зоне и провел их до кухни. В кухне много горючего материала: аэрозоли, деревянные шкафы. Деревянные рамы по всему периметру, столы, стулья. Бензин, скорее всего, разлили по полу, по мебели, плеснули на стены. Огонь уже занялся к тому времени, как Рина вышла из дома.

– Кто мог это сделать? Нарочно сотворить такое? – Гиб покачал головой. – Я был готов поверить, что глупые юнцы вломились в помещение, начали безобразничать и нечаянно подожгли. Но вы говорите, что кто-то нарочно хотел нас спалить… хотя наверху спала семья. Кто мог такое сделать?

– Вот об этом я вас хотел бы спросить. Кто-нибудь имеет причину ненавидеть вас?

– Нет! Нет! Боже милостивый, мы прожили в этом районе восемнадцать лет, Бьянка тут выросла. «Сирико» – местная достопримечательность.

– Конкуренты?

– Я знаком со всеми рестораторами в округе. Мы со всеми в хороших отношениях.

– Ну, может быть, ваш бывший работник. Или даже не бывший. Вы кому-нибудь недавно делали выговор или уволили?

– Ничего такого не было, клянусь.

– Посетитель? С кем-нибудь вы ссорились в последнее время? Или кто-то из вашей семьи?

Гиб потер руками лицо, поднялся и подошел к окну.

– Нет. Ничего такого в голову не приходит. У нас семейное заведение. Поступают жалобы время от времени, в ресторане без этого не бывает. Но ничего такого, что могло бы стать причиной пожара. Поджога.

– Кто-то из ваших служащих мог ввязаться в крупную ссору, пусть даже не на работе. Мне понадобится полный список их фамилий, их придется допросить.

– Папа!

– Подожди, Рина. Мы старались быть хорошими соседями, управлять рестораном, как это делали до нас родители Бьянки. Конечно, нам пришлось модернизировать кухню, но мы вкладывали в дело всю душу, понимаете? – В голосе Гиба слышалась печаль, но сквозь нее уже прорывался гнев. – Это честный бизнес. Если вкалываешь как следует, зарабатываешь хорошие деньги. Я не знаю, кто мог сделать такое с нами. С нашим делом.

– Нам все утро звонят соседи, – сказала Бьянка. – Я посадила нашу старшую отвечать на звонки. Люди говорят, как им жаль, сочувствуют нам, предлагают помощь. Помочь с расчисткой, помочь с ремонтом, принести еды. Я здесь выросла, я выросла в «Сирико». Люди любят Гиба. Особенно Гиба. Как же надо ненавидеть, чтобы пойти на такое!

– Джоуи Пасторелли меня ненавидит.

– Катарина, – Бьянка устало провела рукой по ее лицу. – Джоуи ничего против тебя не имеет. Он просто хулиган.

– Почему ты считаешь, что он тебя ненавидит? – тут же спросил Джон.

– Он сбил меня с ног и ударил, разорвал мою блузку. Он назвал меня нехорошим словом, и никто не хочет мне сказать, что оно значит. Сандер и его друзья увидели и прибежали мне на помощь, а Джоуи убежал.

– Он грубый мальчик, – вставил Гиб. – И это было… Они с Джоном обменялись взглядами, и между ними промелькнуло что-то такое, чего Рина не поняла. – Нас это очень расстроило. Ему по меньшей мере, нужна консультация психолога. Но ему двенадцать лет. Не думаю, что двенадцатилетний мальчик мог взломать дверь и сделать то, что, по вашим словам, там было сделано.

– К этому стоит присмотреться. Рина, ты говоришь, что слышала, как залаял пес Пасторелли, пока ты сидела на крыльце.

– Я думаю, это был он. На вид он страшненький и лает по-особому. Как будто у него кашель и горло болит.

– Гиб, я вот о чем подумал. Если бы какой-то парень грубо приставал к моей дочери, я сказал бы ему пару ласковых и его родителям тоже.

– Я так и сделал. Я был на работе, когда прибежала Рина, а с ней Сандер и еще несколько ребят. Рина плакала. Она почти никогда не плачет, и я сразу понял, что ей плохо по-настоящему. У нее кофточка была порвана. Когда она мне рассказала, что случилось… Ну я, конечно, завелся. Я… – Он медленно повернул голову и с ужасом посмотрел на жену. – О боже, Бьянка!

– Что вы сделали, Гиб? – поторопил его Джон.

– Я пошел прямо к Пасторелли. У Пита был перерыв, и он пошел со мной. Джо Пасторелли сам открыл дверь. Он почти все лето не мог найти работу. Я ворвался в дом. – Гиб крепко зажмурился. – Я был так зол. Я был расстроен. Она же всего лишь маленькая девочка! У нее кофточка была порвана, по ноге кровь текла. Я сказал, что его сын все время обижает мою девочку и что мне это надоело. Что надо положить этому конец, что на этот раз Джоуи зашел слишком далеко и я собираюсь обратиться в полицию, что, если он сам не может научить своего парня уму-разуму, это сделают полицейские. Мы орали друг на друга.