Страница 31 из 36
– Это ожерелье напоминает мне украшения, которые носили женщины древнего Крита. Климат там был жаркий, и они предпочитали облегающие платья из тонких тканей, начинавшиеся от талии.
Рассказывая, он следил за торгом, в нужные моменты поднимая руку. Но его внимание не отвлекалось от Мариссы более, чем на секунду.
– Так вот, на Крите грудь почиталась символом женской красоты. Критянки подкрашивали соски соком ягод и умащивали их ароматическими маслами.
Брэди прервал рассказ, спокойно обозначая жестом, что готов поднять цену, и продолжал:
– Мне всегда было интересно, для чего они пользовались соком: только как краской или чтобы привлечь вкусом фруктовой мякоти своего любовника. Как по-твоему?
Нет, этот жар поднялся в груди Мариссы против ее воли. И она не хотела попасть в расставленную им ловушку.
Брэди еще раз махнул аукционеру. У Мариссы закружилась голова, и ей показалось, что она чересчур много выпила.
Цена ожерелья вздымалась вверх, круг претендентов на него сузился до двух человек – Брэди и еще одного мужчины. А Брэди продолжал нашептывать на ушко Мариссе:
– Ты, конечно, сводишь меня с ума и без всяких ухищрений. Вчера вечером, когда ты шла ко мне в одних туфлях, трусиках и чулках с поясом, твои груди так соблазнительно покачивались, а соски выделялись так отчетливо…
Он снова вскинул руку.
– Я выиграл. Ожерелье твое, Марисса…
– Поздравляю, Брэди! – Пол потянулся через стол, чтобы пожать ему руку.
– Марисса, как тебе повезло, – воскликнула сияющая Сиси.
– Сиси, – с укором посмотрела на нее Марисса.
– Ой, извини. Вполне естественно было предположить…
– Ваши предположения верны, – вмешался в разговор Брэди. – Ожерелье будет прекрасно смотреться на Мариссе. По правде говоря, мне не терпится устроить примерку в сугубо приватной обстановке.
Кэтти переводила взгляд с Мариссы на Брэди, улавливая в этих словах скрытый подтекст, какие-то подводные течения в отношениях этих людей. Ей хотелось как-то сгладить ситуацию.
– Марисса, ожерелье чудесно гармонирует с твоим платьем, – заявила она.
– Я никогда не считала, что это платье требует каких-либо украшений, – заметила Марисса.
– А может быть, это и справедливо, – сказал Брэди, в задумчивости глядя на нее. – Тогда придумаем, подо что его носить. Извините, мне надо расплатиться.
Марисса с облегчением отметила, что вечер близится к концу. Она надела на лицо заученную улыбку и поклялась себе сохранить ее до конца.
Брэди вернулся с черным кожаным футляром для драгоценностей, в котором было ожерелье. Пока все соседи по столу рассматривали его приобретение, Брэди наклонился к Мариссе.
– Мне собирались доставить его завтра, но я хотел заполучить его на сегодняшнюю ночь.
Весь этот вечер Марисса старалась быть сильной, но Брэди непрестанно воздействовал на нее, словно брал пример с той достопамятной бури и ее неукротимого натиска. И Марисса уже не знала, сколько ей удастся выдерживать такой напор. Шум человеческих голосов в зале слился в настоящую какофонию. Гости обменивались впечатлениями, аукцион явно удался.
– Брэди, дальше – твоя скульптура, – объявила Сиси.
Марисса заметила, как Кэтти повернулась к Полу.
– Как бы мне ее хотелось! – прошептала молодая женщина. – Как по-твоему, цена подскочит очень высоко?
Нежно глядя на свою юную жену, Пол произнес:
– Цена будет астрономическая. Но вы с младенцем получите от меня этот подарок.
Кэтти слегка зарделась, посмотрев на Пола с обожанием.
Марисса сосредоточила взгляд на Поле с Кэтти и скульптуре, стоявшей у них за спиной. Она вдруг почувствовала нестерпимую боль, такую внутреннюю пустоту, которую трудно было скрыть под самой искусной улыбкой.
«Но почему теперь мне так больно?» – спрашивала она себя. Ведь она наблюдала за ореолом счастья, окружавшим Кэтти не первый месяц. Она видела, как боготворил жену Пол, находясь вне себя от радости в ожидании скорого отцовства. И эта скульптура, олицетворяющая нежность и любовь, тоже была для нее не нова.
Но теперь вид этой скульптуры рядом с этой счастливой парой почему-то сделался для Мариссы невыносим.
Она почувствовала, как Брэди коснулся ее руки.
– Что с тобой, дорогая?
– Ничего.
Само это слово показалось ей горьким на вкус. Именно ничего, ничего нет в ее жизни. Ничего не ждет ее впереди. Ни с чем оставил ее Кеннет.
– Ты так побледнела… Может быть, тебе душно?
В голове у Мариссы все-таки остались капли здравого смысла. Она почувствовала мощный прилив спасительного адреналина. Силы сразу же прибавились, и она снова приготовилась держать круговую оборону. Сработал длительный опыт утаивания своих чувств, и самообладание вернулось к ней относительно легко. Но внутри, под безмятежно-холодной маской светской красавицы, продолжалась, стремясь вырваться наружу, страстная борьба.
– Я чувствую себя прекрасно.
Брэди внимательно присматривался к ней, он был растерян и обеспокоен. Но ясно было одно: Марисса на несколько минут расслабилась, отчего на ее лице проступило необъяснимое страдание, однако теперь она снова овладела собой. И теперь никакими клещами из нее невозможно было вытянуть признания.
Но Брэди был как никогда убежден: ее точит изнутри какая-то тайная трагедия. И Марисса старается справиться с ней самостоятельно. Именно поэтому она обрекает себя на одиночество и напускает на себя эту отталкивающую, неестественную роль снежной королевы.
Марисса сцепила пальцы и до боли сжала руки. Она впервые со всей остротой поняла, насколько обделила ее судьба. Глядя невидящими глазами на сцену, на которой возвышалась скульптура, олицетворяющая простое человеческое счастье в его высшем, божественном проявлении, Марисса с горечью думала о своей бесплодной, хоть и роскошной жизни. Среди блеска бального зала, сверкания драгоценностей, оживленного гула голосов ей хотелось найти темный угол и забиться туда, чтобы отдаться боли, не утруждая себя фальшивой демонстрацией дежурного счастья богатой дамы.
Но вокруг были люди, рядом находился Брэди, которым знать ее душевные тайны незачем. Так что страдание надо было сохранять в себе.
В прошедшие месяцы она не позволяла себе отчаиваться. Она справилась со случившимся, проявляя чудеса самообладания. Марисса настолько привыкла держать себя в руках, что даже не подозревала о подспудном существовании мучительной горечи. И сейчас она была поражена ее силой. Теперь боль билась в сердце, рвалась наружу, как долго сдерживаемый крик.
С болью соперничала холодная злость. Проклятый Кеннет! Сколько она потеряла в жизни из-за этого выродка!
Марисса почувствовала, что губы сами шевелятся, произнося проклятия, под неотрывным взглядом Брэди. У нее уже не нашлось сил показать ему, что с ней все в порядке. Брэди смотрел на нее внимательно, как человек, который привык к подчинению всякого, кто попадал в поле его влияния. Этот требовательный взгляд неожиданно вызвал в ней бурю раздражения.
Прошлое было непоправимо, Кеннет – далеко, а он, настойчивый Брэди, – рядом. И именно на него можно было теперь выплеснуть вспыхнувший гнев. Марисса намеренно подстегивала это чувство в надежде, что оно вытеснит из ее души подлинную муку. От напряжения ей показалось, что в зале притушили огни. Нет, это у нее померкло в глазах от ярости!
Марисса уже приготовилась выкрикнуть что-то ужасное, впервые в жизни нарушив свой холодновато-рафинированный стиль поведения, но до нее словно через слой ваты донесся радостный возглас Брэди:
– Поздравляю вас, Кэтти и Пол! Вы выиграли! Я надеюсь, эта скульптура доставит вам радость!
– Будьте уверены, мы создадим для нее уютный дом, – пошутил Пол.
– Мы и наши дети будем любить и беречь ее всю жизнь, – заверила растроганная Кэтти.
– Значит, моя работа попала в хорошие руки, – весело заметил Брэди. – Я очень рад.
Он еще раз внимательно посмотрел на Мариссу.
– А теперь прошу нас извинить. Нам с Мариссой пора уезжать.