Русские оружейники

Егор отличался большим терпением. Он учился, всматривался, вслушивался и день ото дня набирался опыта. А дни проходили в тяжелых трудах и тревогах. Домашние писали, а от Антипа не было никаких вестей. «Наверно, погиб Антип, – думал Егор и сокрушенно вздыхал, – а отчего погиб – подумать страшно. Оружия настоящего не было… Эх, Россия, Россия, неужели у тебя нет мастеров, чтобы придумать свои пулеметы? Неужели ты беднее немцев умельцами да изобретателями?!»

Мысль об этом частенько тревожила Егора, бередила его сердце. И однажды, не удержавшись, он спросил об этом мастера.

– Эх, Егор, садовая твоя голова. У нас такие мастера водятся, что немцам и не снилось. Сказывают, не только пулеметы, но даже автоматические винтовки умеют делать. Говорят, в Туле был мастер Двоеглазов, так тот, по рассказам, еще лет за двадцать до японской войны автоматическую винтовку придумал. Ну да только немцы, что были в управителях завода, не позволили ему довести дело до конца.

– А почему же?

– А невыгодно им было, боялись, как бы это оружие да не обернулось против них.

– Интересно, что же это за люди такие, которые оружие изобретают?

– Самые разные… Вот Мосин, что трехлинейку изобрел, тот, говорят, ученый был, Михайловскую академию кончил, а потом, сказывают, дослужился до генерала. А Двоеглазов – рядовым мастером был. Вот и суди сам. Тут, братец мой, талант нужен. А талант… он в каждом может быть. Вот тряхни тебя, а он, может быть в тебе и сидит. Талант не виден глазу, его ни ты, ни я, ни генерал не заметят. А когда надо – он сам себя покажет.

– А что эта за штука такая – талант?

– Это, братец мой, трудно объяснить. Это вроде как бы способность к чему-то особенная. Ну да об этом в другой раз поговорим, а то мне некогда…

Егор проработал в армейской мастерской около года. Многое узнал, многому научился, а бородач и его приятели все еще смотрели на него как на мальчишку. Но после одного случая все переменилось.

Как-то Дедилов пришел в мастерскую взволнованный, собрал лучших мастеров и говорит:

– Меня сейчас в штаб армии вызывали. Какой-то генерал из Ставки приехал, а у него пистолет отказал. Велели починить, дали два часа сроку. Кто возьмется за эту работу?

– А ну-ка покажь, – сказал бородач и протянул мастеру огромную пятерню. Дедилов достал из кармана маленький вороненый пистолет.

– Это не револьверу чета – автоматический!

– Первый раз такую игрушку вижу, – сказал бородач, повертел в руках и подал Дедилову: – Нет уж, уволь, Яков Васильевич. Если б не генеральский, может, и починил бы, а этот… Ну его к лешему… Сделай что-нибудь не так – и загремишь в окопы…

– Дай побачу я, – попросил Евтушенко. Он вынул обойму, посмотрел, как действует курок, спусковой механизм, и подал обратно:

– Ни, це не для мене.

Поглядели и другие мастера.

– Надо бы разобрать, присмотреться, а вдруг потом не соберешь, как надо. Штука замысловатая… Может, пулеметчики починят?

– Дайте мне посмотреть, Яков Васильевич, – попросил Егор.

– Ишь, профессор объявился! – захохотал бородач. – Из носу солдат ногу кажет, а он туда же.

– На, на, полюбуйся! – с улыбкой сказал мастер.

Егор взял пистолет и на глазах у всех начал его разбирать.

– Да ты что, оголтелый, в уме ли?! – закричал на него бородач. – Якова Васильевича, щенок, подвести можешь!

Егор молчал и спокойно продолжал разбирать пистолет, кладя детали на верстак одна к другой.

– Яков Васильевич, да отбери же ты у него, черта, Христа ради…

– Ничего, ничего, пусть разбирает, может, и сообразит малый, что к чему.

Мастеровые столпились вокруг, замерли. Егор, чувствуя на себе жгучие взгляды, не поднимал глаз, но ощущал, что на лбу выступают капельки пота. Он проверил взаимодействие частей механизма: все как будто было на месте, все правильно, а спусковой крючок не работал. Егор стал вынимать боек. Пружина выскочила и полетела под верстак. Егор потянулся за ней и рукавом смахнул детали. Они со звоном посыпались на каменный пол и раскатились в разные стороны.

– Ну вот, говорил я, – оказал бородач, – теперь все смешалось, не соберет. Доверили мальчишке такую штуку.

– Идите вы все к черту! – с гневом закричал Егор и, собрав детали в фуражку, выбежал из мастерской.

Прошло около часу. Мастер несколько раз наведывался, спрашивал, не пришел ли Егор.

– Как в воду канул, Яков Васильевич, уж мы где ни искали.

Мастер вздохнул:

– Да, дело может обернуться плохо… У пулеметчиков не спрашивали?

– Как же, три раза ходили туда, говорят, и не показывался.

– Может, в казарме скрывается?

– И там нет.

– Да куда же он сгинул?!

– Вот я! – послышался от двери звонкий голос Егора. – В кузнице был и отремонтировал ваш пистолет, как надо, можете поглядеть.

Дедилов взял пистолет, взвел курок, нажал на спусковой крючок. Пистолет глухо щелкнул. Все притихли. Мастер несколько раз проделал то же самое.

– Глядите, ребята, работает, как часы!.. Сам починил?

– А кто же еще! – с обидой сказал Егор.

– Ну если так, молодцом, хвалю! – Мастер подошел к Егору и, крепко обняв его, поцеловал в щеку.

14

В мастерской, где прудился Шпагин, работало больше двухсот солдат. Почти все они до армии были рабочими и всей душой ненавидели царизм. При первых залпах «Авроры» солдаты-мастеровые, руководимые местным ревкомом, взялись за оружие и арестовали воинское начальство.

– Вся власть Советам!

– Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов!..

Городок ликовал.

Мастерские стали работать на революцию.

Шпагин был взбудоражен, как и другие. Он с восторгам воспринял бурные революционные события. И хотя он еще ясно не представлял, что именно случилось, душой чувствовал, что революция несет счастье трудовому народу, и радовался великим переменам. Его тянуло домой, в деревню, где тоже ломались старые уклады жизни.

Когда объявили о демобилизации, к нему пришел мастер Дедилов:

– Ну что, Егор, куда едешь?

– Домой, там ждет меня невеста.

– Жениться всегда успеешь, а вот приобрести хорошую профессию – не всякий раз удается.

– Теперь революция, теперь все пойдет по-другому.

– Вот и я об этом… Давай катнем с тобой в Тулу. Возьму тебя к себе в дом, будешь мне сыном.

У Шпагина навернулись на глаза слезы:

– Спасибо, Яков Васильевич, может, я и приеду, только наперед охота дома побывать, со своими свидеться.

– Ладно, езжай домой, а там гляди, прикидывай. Только если надумаешь в Тулу, завсегда приму тебя как сына. По всему вижу – быть тебе оружейником! И фамилия тебе дадена оружейная – Шпагин!.. Это, брат, понимать надо.

– Верно, Яков Васильевич, тянет меня к этому делу. Да и к вам я привык – расставаться тяжело.

– Так что, может, вместе и катнем в Тулу. А? Невесту свою потом выпишешь.

– Так ведь отец у меня жив, и мать, и сестренки… Нет, Яков Васильевич, уж сейчас я домой, а потом – видно будет…

– Ну, бог с тобой. Езжай, но помни – я буду ждать. – Он подошел к Егору и, по-отечески обняв его, заплакал.

Егор не знал, что еще в прошлом году Яков Васильевич получил извещение о смерти сына, не знал, как тяжело старому мастеру расставаться со своим учеником. И вот сейчас, увидев слезы в глазах мастера, Егору стало не по себе. Ему было жаль этого доброго человека.

– Еще раз спасибо за все, Яков Васильевич, благодарю, как отца. Может, опять вскорости будем вместе…

Дуняшка за два года еще больше похорошела и была лучшей невестой на деревне. Она встретила Егора со слезами радости и шла, обнявшись с ним, до самого дома. Не только Егор, но и все домашние поняли – им друг без друга не жить. На той же неделе заслали сватов и вскоре сыграли свадьбу.

Однако счастье молодых оборвалось очень быстро. Началась гражданская война – и Егор снова ушел в армию.

Шел двадцатый год. Через станцию ползли составы с мешочниками, беженцами, спекулянтами. Вокзал был забит до отказа. Егор, в длинной солдатской шинели, с мешком за плечами, пробирался к военному коменданту. Навстречу, шагая через спящих, шел невысокий человек в кожанке, с маузером на ремне. Худое, иссеченное морщинами лицо показалось Егору знакомым. Он остановился. Человек в кожанке тоже заметил его и, раскинув руки, бросился навстречу: