Страница 113 из 145
Тем не менее Фридрих выходил на каждой большой станции и посылал Марте телеграммы, полные тоски, надежды, любви…
Прибыв в Тушино и обосновавшись у гостеприимного Ивана Назарыча, Фридрих тут же написал Марте теплое, взволнованное письмо: горячо говорил о своих чувствах и просил ее руки.
«В случае, если над Ригой нависнет опасность оккупации – выезжай ко мне вместе с мамой. Сегодня же я отправлю письмо своему другу Стрешневу, который будет эвакуироваться с заводом «Мотор», и попрошу его позаботиться о вас».
Написав оба письма, Фридрих отнес их на почту и одновременно отправил в Ригу телеграммы с новым адресом Марте, отцу и Стрешневу.
Прошло дней десять. Еще письма Фридриха застряли где-то в военной цензуре, а уж от Марты пришла первая весточка:
«Дорогой, любимый Фридрих! Получила телеграмму из Тушина. Рада, что у тебя все хорошо. А я целую неделю плакала и не находила себе места из-за того, что опоздала к поезду.
Я сердцем с тобой! Я в любую минуту готова бы выехать к тебе, но пока это невозможно. Я, как сестра милосердия, считаюсь мобилизованной и не имею права покинуть госпиталь…
Однако у нас в Риге стали упорно говорить, что последние поражения немцев на западе и австрийцев у нас предвещают скорое окончание войны. Может быть, не так уж долго ждать? Любимый, как бы я хотела быть с тобой! Не тоскуй, пиши мне чаще. Я буду ждать тебя, мой дорогой. Я буду тебе верна.
Целую и обнимаю.
5
На заводе сидели представители военного ведомства, а шинное производство налаживалось медленно.
Рабочие и инженеры трудились без всякого энтузиазма. В народе ходили слухи о предательстве среди высших генералов, о шпионах, засевших чуть ли не в Зимнем дворце, и о покровительстве им самой царицы…
Фридрих Цандер, с увлечением взявшийся за новое дело в прошлом году, теперь совершенно охладел к нему. Он изучил процесс вулканизации, узнал, как изготовляется различная резина и прорезиненные ткани, и больше это производство его не занимало. Он служил на заводе, честно выполняя свои обязанности, но мысли его были заняты другим…
Когда от Марты было наконец получено так много значившее для него письмо, он успокоился и опять вернулся к своей давнишней мечте – мечте о межпланетных перелетах.
Так как в условиях захолустного Тушина, где не оказалось даже приличной библиотеки, невозможно было заниматься научными исследованиями в области разработки реактивного двигателя или аэродинамики, он решил проводить самые простейшие опыты, которые могли пригодиться в будущем.
«Я не сомневаюсь, что межпланетный корабль будет построен, – говорил Фридрих себе, – я не сомневаюсь, что аэронавты полетят на Марс и другие планеты. Но чем они будут питаться в пути – этого никто не знает. Консервы едва ли сгодятся. Тут будет нужна легкая, калорийная пища. И прежде всего – свежие овощи. А где их взять, если корабль долгие месяцы будет летать в безвоздушном пространстве, за многие миллионы километров от Земли?..
А ведь в корабле будет много солнца! Оно будет светить сквозь иллюминаторы днем и ночью! Что, если б овощи выращивать прямо на межпланетном корабле? Нельзя ли создать легкую оранжерею без грядок, без земли с самым минимальным орошением? Может быть, найдутся неприхотливые сорта овощей и плодов?..
Конечно, этим делом следовало бы заняться агроному, но ведь никому же не придет в голову такая мысль. А если сказать зачем – будут смеяться, еще объявят сумасшедшим. Нет, я сам изучу имеющуюся литературу и попробую создать «невесомую» оранжерею.
Загоревшись новой мыслью, Цандер съездил в Москву, запасся книгами, глиняными горшочками, семенами и заказал на заводе полки, которые можно было разместить на окнах…
6
Осень пришла неприветливая, дождливая, с холодными сердитыми ветрами.
В одно из воскресений, когда Цандер, по обыкновению, сидел за книгами, под окном в липкой грязи зачавкали копыта, послышался храп лошадей и глуховатый голос извозчика:
– Приехали, барин. Это и есть дом Ивана Назарыча – его каждый знает.
Цандер было хотел встать, взглянуть в окно, но махнул рукой: «Ко мне некому»… Гость затопал на крыльце, отряхивая ошметки грязи, и вошел в переднюю.
– Здесь, здесь проживают… раздевайтеся, вот ихняя комната, – пропела хозяйка.
Цандер вскочил, распахпул дверь и попятился, впуская нежданного гостя.
– Даже не верится, что это ты, Андрюша! Ишь какую бороду отпустил.
– Сейчас мода такая, – улыбнулся Стрешнев, обнимая друга, – да и солиднее с бородой. Только эвакуировался и – женюсь, и приехал звать тебя на свадьбу.
– Женишься? На ком же?
– На дочке московского архитектора Сушкова – Юленьке. Приедешь?
– Как же иначе? Но все так неожиданно…
– Мы познакомились с Юленькой еще в тринадцатом году в Калуге. Там ее отец что-то строил, и вся семья на лето приехала к нему.
– Ну что же мы стоим? Присаживайся, Андрюша, – сказал Фридрих, подавая ему стул и садясь рядом. – Рассказывай, когда вы приехали и где обосновались?
– Прикатили в сентябре, – потирая покрасневшие от холода руки, продолжал Стрешнев, – обосновались в Москве. Однако сегодня до костей пробирает…
– Сейчас чайком согреемся. А может, водочки выпьешь?
– Не откажусь! Стужа лютая и ветрище!..
Цандер на минутку вышел и тут же вернулся. Стрешнев в это время оглядел комнату.
– А ты устроился прилично. Светло, тепло, уютно. Можно выписывать Марту.
– Ее же не отпускают из госпиталя.
– Знаю. Я заходил к ним, звал с собой… Если эвакуируют госпиталь, тогда и она приедет.
– Кажется, сейчас на фронтах затишье?
– Да, вроде бы так… Похоже, война зашла в тупик…
– А вы самолеты строите?
– Хотели нас объединить с заводом «Дукс», но эти разговоры заглохли. Пока корпим над моторами старых марок… А ты, вижу, цветник развел? – кивнул он на горшочки с зеленью на окнах и полках.
– Нет, не совсем… Пытаюсь создать «невесомую» оранжерею для будущих аэронавтов.
– Неужели? – Стрешнев встал, подошел к одному из окон.
– Горох! А это что за волосатое чудо? – указал он на шарообразный плод.
– Это разновидность цветной капусты – очень калорийная овощь.
Стрешнев присмотрелся к черной массе в горшочке и даже потрогал ее пальцем.
– Что это за земля в горшочках?
– Не земля, а древесный уголь.
– Вот уж не предполагал… Как же на угле растут плоды?
– Делаю увлажнение, подкормку различными солями.
Стрешнев пощупал стручки гороха, ткнул пальцем в капусту.
– Поздравляю, Фридрих. Находчиво! Ведь такая оранжерея не только даст аэронавтам свежие плоды и овощи, но и избавит их от углекислоты. Браво! Молодчина ты, Фридрих. А главное – упорно добиваешься своего. А я немного отвлекся. Погряз в насущных делах… Ну-ка рассказывай, что ты еще сделал в последнее время?
– Больше ничего. Правда, подружился с рабочими, и они мне обещают сделать небольшой тигель и форсунную печку. Хочу научиться плавить легкие металлы и в расплавленном виде сжигать их как топливо.
– Значит, ты не оставил свою мысль об использовании крыльев ракеты, как дополнительного топлива?
– Да, эта мысль меня не оставляет. Но для утверждения ее нужны доказательства.
– Я рад, Фридрих, что ты упорно работаешь, думаешь над своей идеей.
– Иначе ничего не достигнешь… А чем занят Циолковский? Ты был у него в Калуге?
– Был. Он по-прежнему увлечен дирижаблями. Ездил в позапрошлом году в Петербург, возил свои модели, но, кажется, опять не встретил поддержки.
– Подожди, подожди, Андрюша, – поднялся Цандер. – Я, разбирая корзину с книгами, нашел старый журнал «Природа и люди», там пишут о его дирижаблях… Да вот этот журнал. Сейчас… Тут даже снимок с моделей помещен…
Цандер стал листать.
– Вот, нашел… Тут вначале о Ползунове… А вот и о нем. Слушай: «… Вероятно, лет через сто вспомнят и другого нашего соотечественника, живущего в данный момент между нами и тщетно старающегося заинтересовать современников своей идеей дирижабля с жесткой оболочкой из волнистого железа».