Маски любви

Однажды, когда они мирно беседовали после ужина, на площадке появилась стройная брюнетка в сопровождении медсестры.

– Это ваш муж, мадам. – Указала монахиня на застывшую в кресле загипсованную фигуру.

– Боже! Что они с тобой сделали, дорогой! – Воскликнула женщина, бросаясь на колени у кресла больного. Сандру она, казалось, не заметила, и та поспешила скрыться в аллее, унося с собой поразивший ее образ.

– А ваша жена – красавица. Вот уж, действительно, фея! И, кажется, очень любит вас. Это сразу заметно. – Попробовала Сандра на следующий день подступиться к теме, которую ее собеседник упорно обходил. – Вчера она просто сразила меня.

– Да, у нас были чудесные времена. Любящая, прекрасная жена – счастье для победителя, но кара для побежденного. – Угрюмо заметил он.

– Вы же не собирались сдаваться. А красота для мужчины, насколько я понимаю, понятие относительное. Известно ведь, что шрамы лишь украшают героя. Как-то не верится, что женщина способна замечать недостатки внешности возлюбленного, полученные в честном бою.

– А если эта женщина считает, что шрамы ее мужа – свидетельства жизненных поражений? А еще – малодушия… Да, именно… Тогда, думаю, обезображенное лицо способно вызвать отвращение. – Его глаза тревожно сверкнули в прорезях бинта, и Сандра едва удержалась, чтобы утешить, назвав его настоящим именем.

Она давно уже знала, что изувеченного гонщика зовут Берт Уэлси. Тайком, порывшись в старых журналах, Сандра нашла свадебную фотографию, на которой юная, но уже знаменитая Мона Барроу – та самая красотка, что с воплем упала к ногам забинтованного мужа, стояла рядом с обаятельным шатеном, глядящим на нее с преданностью и восторгом. Чувствуя, что совершает нечто постыдное, Сандра изучила газетные сплетни о Берте Уэлси, разраставшиеся по мере того, как шла в гору его спортивная карьера.

И вот, последнее сообщение о случившейся с претендентом на мировое первенство в «Формуле-1» трагедии. Авария произошла на соревнованиях «Гран-при Венгрии», проходивших в середине августа в Будапеште. Эксперты придерживались версии о том, что мотор болида, над которым целый год экспериментировал сам Уэлси – конструктор по специальности, не выдержал нагрузки. Берт чудом остался жив и, после того как венгерские медики подлечили ожоги и ушибы, отправился в санаторий «Кленовая роща», рекомендованный ему коллегами. Враги и друзья потерпевшего спорили в многочисленных статьях о том, удастся ли Берту вернуться к гоночному спорту. Перелом бедра, смещение шейных позвонков, сотрясение мозга, вывихи, ожоги – все это было известно Сандре по собственному опыту. И еще то, что, залечив травмы, человек может навсегда остаться прикованным к инвалидному креслу. Во всяком случае, с ней произошло именно это. А надежды и боевой задор, помогающий сражаться с недугом Берту, не спасли Сандру. Испытав все предлагаемые врачами способы, она сдалась, сказав себе, что неподвижность – ее судьба. К несчастью, рядом с девушкой не оказалось человека, способного вдохновить на подвиг. Тот юный кавалер, что был не прочь поухаживать за благополучной наследницей огромного состояния, исчез, когда Сандра вернулась домой в инвалидном кресле. Да она и сама не успела влюбиться, чтобы потом, в трудную пору беды, держаться за свое чувство, как за спасательный круг. Берту повезло – у него была Мона.

Расторгнув контракт на съемки в Америке, Мона примчалась в Швейцарию. В маленькой гостинице Гриндельвальда она ждала того часа, когда сможет вернуть окрепшего, сбросившего гипсовые оковы мужа. Это вдохновляло, но и пугало Берта. С появлением Моны он стал редко видеться с Сандрой. Теперь мадам Барроу проводила долгие часы в санатории, катая по аллеям своего знаменитого мужа. Сандра удивилась тому, как больно ее ранила нечаянно подсмотренная сценка – под прикрытием живой изгороди супруги обнимались, как влюбленные гимназисты. Мона пристроилась на здоровом колене Берта и прильнула к нему, запустив руки под шерстяной свитер.

Сандра даже обрадовалась, когда начались дожди и в горле появилось неприятное першение. «Ангина», – постановил доктор и предписал постельный режим.

Отделавшись от простуды, Сандра тут же поспешила на площадку и напрасно прождала до обеда – Берт не появился.

Все казалось особенно печальным в тот день – даже торопливо меркнущий солнечный сентябрьский день с его радостно порхавшими последними мотыльками, золотыми паутинками, неторопливо слетавшими с каштанов разлапистыми листьями… Сандра не заметила, что пропустила обед.

– Весь санаторий обегал – искал мою Фею! Как я вам, честно, а? – Небрежно припав на трость, Берт стоял в тени огромного клена в позе классической статуи. Он был в джинсах и белом пуловере, на фоне которого багровые рубцы на подбородке и шее казались особенно яркими. Сандра присмотрелась. Увы, этот человек лишь отдаленно напоминал победителя-гонщика, запечатленного на фотографиях. Вместо буйной, всегда словно взлохмаченной ветром шевелюры ежик едва отросших каштановых волос, пересеченная шрамом бровь, распухший нос… Вот только широкая улыбка была все той же, но и она померкла – Берт заметил недоумение Сандры.

– Умоляю, скажите правду – это так ужасно? – Он коснулся пальцем слегка приплюснутого носа и поморщился от отвращения, словно раздавил червяка.

– Да нет же, нет! Подойдите сюда, мистер Немо. Ближе… Так странно видеть ваше лицо без маски бинтов… Я уже не смогу откровенничать с вами. – Сандра печально посмотрела в глаза присевшему рядом с ней на корточки Берту. Этого человека она совсем не знала.

– Глупости. А знаете, как мне больно сгибать это чертово колено, но я сижу у ваших ног и думаю «Друг, это твой добрый друг, старик. Так взвали же на него кучу своих проблем».

Сандра улыбнулась:

– Давай, Немо. Нам пора перейти на «ты». Кажется, больше такой возможности не будет. Меня зовут Сандра.

– Я знаю, Фея. Давно знаю. – Он виновато опустил глаза. – Доктор Вальнер завтра собирает консилиум. Если они найдут меня пригодным к вольной жизни – вечером мы с Моной уедем. Это не далеко – у нас дом под Лозанной. Но они сочтут меня здоровым, непременно сочтут. Иначе я уеду больным. – Берт засмеялся.

– А у тебя чудесные ямочки на щеках. И вообще – обаятельнейшая улыбка.

– Осталась только одна ямочка, вторая погибла под шрамом. А улыбаться так больно, точно я получил хороший нокаут… Вообще-то я побывал в разных переделках. Были и покруче этой, но обходилось без ущерба красоте – череп трескался, конечности ломал, ребра, но вот чтобы так… – Он поморщился, строя невероятные гримасы.

– Что за глупости, Берт! Герой скоростных трасс копается в своей внешности, словно кокетливая девица. У Бельмондо, к примеру, куда меньше оснований для любования собой, и это не помешало ему стать кумиром дам.

– Надеюсь, Мона будет говорить то же самое. – Берт с ожесточением хрустнул веткой, отшвырнув обломки.

– А здорово, наверно, так любить… Чтобы хотелось быть прекрасным, сильным, вообще – достойным своей возлюбленной… Твоя жена – счастливая женщина.

– Я ей обязательно передам. Сегодня мы ужинаем в городе – отмечаем мое превращение из снеговика в чудовище. – Берт подмигнул карим, щурящимся на солнце глазом. – Думаю, я вернусь не ранее чем к завтраку.

– Ясно. Романтическое рандеву.

– Да что тебе ясно, Фея! – Берт потрепал ее по щеке, и она отпрянула от неожиданного прикосновения. – Вам, волшебницам, воздушным существам, не понять всей греховности плотских созданий… – Он поднялся, размял ноги и повел плечами, проверяя упругость мышц. – А как приятно грешить, детка!.. И зачем я все это говорю девице?

– Наверно, для того, чтобы я завидовала весь вечер, сидя здесь одна и пытаясь рассмотреть в далеком Гриндельвальде фигурки счастливых влюбленных…

– Но скорее – счастливого обжоры! Как же мне не терпится обглодать кость барашка, испытывая на прочность свою починенную челюсть и запить сильно поджаренное, переперченное, сочащееся кровью мясо хорошим вином! Извини, Фея. Ты тоже любишь мясо? Ах, конечно, я идиот! Я привезу тебе чудесные пирожные…