Надежда на счастье

– У меня трое детей, поэтому я спрашиваю…

Конор понимал, когда его посылали в нокаут. И теперь ему по-настоящему стало стыдно. Ведь было ясно: эта женщина тревожилась за своих девочек – только поэтому и донимала его вопросами.

Конор отвел глаза и, уставившись на трещины в потолке, пробормотал:

– Меня арестовали за попытку грабежа и за измену британской короне. Осудили же только за попытку грабежа. Я провел четырнадцать месяцев в дублинской тюрьме, а потом меня выпустили. И поверьте, я не собираюсь красть ваше столовое серебро или убивать вас в вашей постели, миссис Мейтленд.

Конор не ожидал, что такое простое объяснение удовлетворит ее. Он приготовился к новым вопросам, хотя и не собирался на них отвечать.

Но женщина больше не расспрашивала его. Поднявшись, она проговорила:

– Спасибо, что рассказали. Вы можете остаться здесь до тех пор, пока не заживут ваши раны. Но я была бы вам признательна, если бы вы воздержались от брани. – С подносом в руках она направилась к двери. Потом вдруг, обернувшись, сказала: – Кстати, я – мисс Мейтленд. Я не замужем. И никогда не была.

После этого неожиданного заявления она развернулась и вышла из комнаты.

Вернон сидел в своей конторе на лесопилке, когда Джимми Джонсон принес ему телеграмму. Он бросил мальчику монетку за труды, и Джимми, сунув монету в карман, проговорил:

– Спасибо, мистер Тайлер.

Мальчик вышел, весело насвистывая, а Вернон развернул телеграмму. Прочитав ее, он подошел к двери и прокричал:

– Джошуа! Быстрее сюда!

Едва лишь он уселся за письменный стол, как в контору вошел его управляющий.

– В чем дело? – спросил Джошуа Харлан, закрывая за собой дверь.

– Я только что подучил телеграмму из Нью-Йорка. Мой тесть хочет немедленно получить отчет о делах.

– И что же это значит?

– Должно быть, его компаньоны беспокоятся за железную дорогу, вот что. Черт возьми, разве кто-нибудь думал, что Оливия окажется такой упрямой.

– Вы уверены, что никак нельзя обойти ее участок?

Вернон открыл ящик и вытащил земельную карту.

Швырнув ее на стол, проворчал:

– Если сможешь найти путь, как проложить дорогу вокруг «Персиковой рощи», не проходя через Байю и не взрывая динамитом горы, будь добр, сообщи мне об этом.

Джошуа даже не стал смотреть на карту.

– Извините, – пробормотал он, усаживаясь на стул, – такого пути просто быть не может.

– Конечно, не может, – кивнул Вернон. – Вот, смотри… «Персиковая роща» – прямо на дороге. Так что Оливии придется продать эту землю.

– Она уже говорила вам, что не продаст. Что мы теперь будем делать?

Вернон полез в ящик, стоявший на столе, и достал сигару. Но закуривать не стал. Постукивая сигарой по столу, он надолго задумался. Вернон думал о потраченных деньгах и обо всех своих планах. Когда он женился на Алисии Джеймисон, он пообещал ее папочке, что они смогут заработать миллионы на Юге после войны. Уже тогда он знал, что Конфедерация погибнет и появится множество возможностей. В родной город Вернон вернулся состоятельным человеком. Он воспользовался деньгами Хирама Джеймисона, чтобы скупить все земли и все предприятия, которые смог прибрать к рукам. И теперь он определял жизнь тех людей, которые некогда смотрели на него сверху вниз. Не проходило и дня, чтобы он не испытывал удовольствия от этого.

Но у Вернона были более серьезные планы. Они с Хирамом скупили почти все земли, так как собирались построить собственную железную дорогу, проложить ветку от Монро до Шривпорта. Топографы и инженеры уже сказали ему, что по геологическим причинам невозможно провести дорогу через Каллерсвилл, но Вернон не обратил на это внимания. Он хотел построить совершенно новый город и уже выбрал место – в шести милях к северу, прямо у края персикового сада Оливии Мейленд. И теперь ему мешало лишь упрямство Оливии. Проклятие! Она могла все испортить.

Вернон вспомнил тот день одиннадцать лет назад, когда ее отец высмеял его, отказавшись выдать за него Оливию. И ее папочка даже пообещал его пристрелить, если он отважится ухаживать за ней. Спустя столько лет Вернон все еще слышал пьяный смех Сэмюела Мейтленда.

– Что вы собираетесь сказать мистеру Джеймисону? – спросил Джошуа.

– Правду, – ответил Вернон. – Скажу, что у меня все здесь под контролем. – Он откусил кончик сигары и сплюнул в медную пепельницу, стоящую рядом с креслом. – Я как-нибудь заставлю Оливию продать мне землю.

– Но как?

– Я поговорю с ней у церкви в воскресенье. И подниму цену, посмотрим, убедит ли это ее, – сказал Вернон, раскуривая сигару. – Если она и тогда не захочет продавать, придется применить более жесткие методы убеждения.

Джошуа поднял на собеседника свои выцветшие серые глаза.

– Если дело дойдет до этого, мне понадобится много денег.

– Если дойдет до этого, ты их получишь, – пообещал Вернон. – Непременно получишь.

Глава 6

Конору надоело лежать в постели. Бесконечно лежать, ничего не делая, только спать или думать, уставившись на стены, – это сводило его с ума.

Ему хотелось побыстрее покинуть этот дом. Ужасно, что про его страдания и позорные секреты узнали три невинные девочки и их пуританка-мать. Он не знал, как много поведал о своих переживаниях в Маунтджое, но в любом случае они услышали вполне достаточно.

И если наступает один из тяжелых периодов в его жизни, то он хотел бы преодолеть его по-своему. Один. А тут не боксерский ринг, где можно выпустить пар. Тут не безликий номер в гостинице, где он мог бы обрести пристанище. К тому же тут не было виски, которым он мог бы затуманить свой мозг.

Единственным развлечением была она – Оливия Мейтленд, приносившая ему подносы с супом, выносившая его ночной горшок и ничего больше не говорившая – про его кошмары, которые не давали ему уснуть в первые несколько дней. Она пыталась кормить его, а он протестовал, отказывался, не желал, чтобы его баловали, как грудного младенца. И теперь он ел сам, хоть это и стоило ему огромных усилий.

Его удивили слова хозяйки о том, что она никогда не была замужем. Конор пытался представить себе чопорную Оливию Мейтленд в роли «женщины с алой буквой»,[3] но ему это никак не удавалось. Девочки были приемными детьми – в том не было никаких сомнений.

Чтобы хоть чем-то занять его, Оливия принесла ему несколько книг. Но Конор не стал говорить, что не умеет читать, что никогда не ходил в школу. Школы и книги – это для детей богатых протестантов, у которых были наставники. О чтении он никогда не задумывался, но, перелистывая страницы одной из книг и разглядывая непонятные слова, вдруг подумал: хорошо бы научиться читать. Хотя, конечно же, чтение – это не для мужчины, зарабатывающего себе на жизнь на боксерском ринге.

Не желая постоянно спать и не имея других занятий, Конор пытался чем-нибудь отвлечься. И вот как-то раз, на седьмой день его пребывания в постели, дверь отворилась и в комнату вошла Кэрри. Увидев девочку, он очень обрадовался обществу.

– Доброе утро, мистер Конор, – проговорила она. Прислонившись к дверному косяку, девочка бросила взгляд в коридор, потом вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Мне не полагается заходить сюда. – Теперь она говорила погромче. – Мама так сказала.

– Мне не хотелось бы, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, – сказал Конор с улыбкой.

– Ничего страшного. – Малышка махнула рукой. – У меня и так сплошные неприятности.

Конор невольно рассмеялся. Девочка же приблизилась к кровати и, перегнувшись через спинку, внимательно посмотрела на него.

– Я подумала, что вам тут очень одиноко.

«Одиноко – слишком слабо сказано», – подумал Конор.

– Да, пожалуй, – кивнул он.

– Ужасно не люблю болеть, – сообщила малышка. – Нечем заняться. Когда болеешь – всегда очень скучно.

3

«Алая буква» – повесть Натаниэля Готорна (1850 г.). Героиню повести заставляют носить алую букву «А» как символ супружеской неверности.