Устрашители

— Ты меня просветила. Значит, готовится очередной фейерверк? И ежели исчезнувший Вальтерс угодил в лапы окаянным капиталистам, праздник доведется либо перенести, либо отменить начисто... Ну, разумеется! Ребятам нужно удостовериться в собственной безопасности, прежде нежели отправить к праотцам десятка три неповинных людей... Ох и подлая же публика революционеры! Место и время взрыва тебе, конечно же, не сообщали. Китти помотала головой:

— Господи помилуй! О подобных вещах даже эти чудовища в белых халатах ни сном ни духом не ведают! Лишь наивысшее руководство, наикрупнейшие шишки! А я была только новичком, даже испытательного срока не отработала... Поль, Бога ради, поторопимся! Здесь жутко!

Я кивнул.

— Отставить разговорчики, приготовиться к побегу, ремни подтянуть, оружие проверить... Кстати, об оружии. Твой пистолет, разумеется, отобрали. Придется раздобыть замену.

—Где?

— У охранника, больше, кажется, негде. Нападать на караульного у парадной двери — затея гиблая: вокруг шляются стада наркоманов, алкоголиков и обычных психопатов, да и персонал еще не спит. А вот человек, совершающий вечерние обходы, шляется по тихим, пустынным аллеям в одиночку. И, если не ошибаюсь, довольно скоро двинется в путь, начиная от коттеджа «Астра». Поблизости произрастают чарующе дивные, росистые кусты благоуханных сиреней... Там и засяду... Вырваться хочешь? От пыток избавиться хочешь?

— Да...

— Стало быть, запомни крепко: скажу «замри» — замрешь, даже утопая по колено в грязи и захлебываясь дождевыми струями. Замрешь и не шелохнешься. Кроме того, будешь беспрекословно повиноваться любым и всяческим распоряжениям иного свойства. Спасение лишь в этом. Уразумела?

Хорошенькая физиономия Китти сделалась еще бледнее прежнего, и все же ответ прозвучал убедительно:

— Постараюсь, Поль. Изо всех сил постараюсь.

Предприятие оказалось куда проще, нежели я рассчитывал. Туман, как и следовало ожидать в этом благословенном климате, сменился ливнем. Охранник, плотный мужчина средних лет, натянул длинный, толстый резиновый плащ, тускло блестевший при свете прожекторов. Плащ не то чтобы шелестел, даже не поскрипывал, а просто гремел при каждом шаге. Санаторный страж, пожалуй, не услыхал бы и нападающего носорога. Да и подвижности эдакий дождевик ему не прибавил, когда покорный слуга прыгнул сзади.

Первый удар дугановского «коша» сшиб с мужчины форменную фуражку и поверг его на четвереньки.

Я тщательно примерился и ударил опять. Охранник умер еще до того, как ударился лицом о залитую водой брусчатку.

Глава 11

Я сделался обладателем тридцативосьмикалиберного кольта с шестидюймовым стволом: тяжелое, громоздкое, могучее оружие, предназначенное для кобуры, а не для кармана. Дальнейшие мародерские изыскания дозволили обзавестись хитроумным водонепроницаемым футляром, где наличествовали шесть запасных зарядов. Оставалось лишь даваться диву: какой отчаянной перестрелки опасался этот бедолага посреди санатория для душевнобольных?

Ко мне также (можно сказать, по традиции) перекочевали бумажник и увесистая связка ключей. Следовало уповать, что в ближайшем будущем не придется пускаться вплавь: обремененный таким количеством железа, я пошел бы ко дну проворней любого топора.

Повернувшись, я негромко свистнул. От высоких кустов отделилась розовая фигурка, модные туфли зашлепали по лужам глубиною с Марианскую впадину каждая. Не беда. Замызгаться и промокнуть больше, чем уже промокли и замызгались, было попросту немыслимо. Я шагнул навстречу.

— Хватай за ноги, — велел покорный слуга, указуя нежной и благовоспитанной миссис Дэвидсон прямо на corpus delicti[3]. — Старый козел весит немало, в одиночку не подниму, а волочить его по лужайке, оставляя красноречивые борозды, не годится... Эй, что стряслось?

— Но ведь... он мертв! — с ужасом выпалила Китти. — Да ты же убил человека!

Глубоко и шумно вздохнув, я твердо решил быть личностью разумной, властвовать собою и не поддаваться припадкам ярости.

— Миссис Дэвидсон, — промолвил покорный слуга елико возможно спокойнее, — предоставляю вам полное и невозбранное право удирать из притона садистов самостоятельно и человеколюбиво. Попробуйте, попытка — не пытка! Рискуя собственной шкурой, задержусь и дам полчаса форы. А потом уж ускользну отсюда, используя менее гуманные, зато не в пример более безопасные способы. Так и волки будут сыты, и овцы целы. Согласна?

Я поглядел на Китти в упор. Несчастное, дрожащее, ошеломленное создание...

— Чего дожидаешься? Не нравятся методы Мэттью Хелма — шагай и пользуйся какими хочешь! Успеха, правда, не гарантирую.

Китти глаз не могла отвести от мертвеца, валявшегося между нами на дорожке. Лицо молодой женщины, щедро поливаемое дождевыми струями, сделалось меловым и недвижным.

— Ты не должен был...

— Ах, не должен был? — рассвирепел я, посылая спокойствие и самообладание подальше. — Не должен? Правильно! Я не должен ублюдкам ничего! Ничего! Это они, подлюги, задолжали мне за целую неделю издевательств и пыток! И при малейшей необходимости я взыщу все долги) С лихвой, запомни! По моему разумению, сегодня в «Инануке» открылся охотничий сезон, и ограничений на отстрел крупной дичи не существует! Я предупредил мерзавцев еще при первой встрече, на пороге, а они только хмыкнули в ответ. Прекрасно. Похищенный выходит на волю, и всякий очутившийся на моем пути — покойник.

— Да ведь он тебе не заграждал дороги! Он просто...

— Просто шатался поблизости с армейским револьвером и двенадцатью патронами, — прорычал я. — И пальнул бы из револьвера своего, не изволь сомневаться, ежели бы заподозрил неладное. Даже не будь револьвер неотъемлемо необходим для нашего бегства, я все-таки уложил бы парня, ибо оставлять у себя в тылу вооруженного противника не станет и последний молокосос!

Какая глупость — под проливным дождем, когда на счету каждая неумолимо пролетающая секунда, объяснять мягкосердечной особе прописные истины...

— Решай, голубушка, но Бога ради решай пошиб-че1 Или помоги управиться с грязной работенкой, или тихо и гуманно двигайся к выходу. Элси Сомерсет расплачется от жалости, ручку пожмет на прощанье!

— А Дуган? — прошептала Китти. — Откуда ты знал, что Дуган уже не придет? И его убил?

— Господи помилуй, ты что же, и по Дугану рыдать вознамерилась?

Китти смотрела расширившимися глазами.

— А надзиратель из твоего коттеджа? Большой светловолосый юноша? Томми... Неужели вежливо посторонился и дозволил выйти?

— Его немножко жаль, — признался я. — Томми был совсем не плохим субъектом.

Короткий, булькающий звук, вырвавшийся из горла Китти, оказался, к неописуемому изумлению моему, смешком.

— Дорогой, да ты и впрямь чудовище! Вот уж не подозревала.

Я и сам не подозревал. До нынешнего вечера. Ежели призадуматься, понятия не имел, откуда выпрыгнули на поверхность сознания неведомо где и когда полученные навыки. Понятия не имею, от кого научился удару, прикончившему Томми Траска. Рука орудовала непроизвольно. И фехтовальные выпады, и способы нападения сзади, и основные правила диверсионной тактики вернулись как нечто естественное и само собою разумеющееся.

Воцарилось безмолвие, только шелестел дождь, и журчала струившаяся по дорожке вода. Наконец, Китти хихикнула:

— Прости, я набитая дура. Эти люди задолжали нам обоим. Обещаю не ужасаться.

Она откинула с лица перепутавшиеся волосы, наклонилась, ухватила убитого за лодыжки.

— Решил, куда отнести?

Ключ почти неслышно повернулся в замке и дверь отворилась.

— Мы идем туда? — робко шепнула Китти за моею спиной. И, прежде чем я успел отозваться, добавила: — Прости, пожалуйста. Во мне опять заголосила прежняя цивилизованная дурочка.

В пыточной камере горела крохотная лампа-ночник. Милое местечко привычно пахло человеческими страданиями и выделениями. Китти пугливо и тщательно обогнула столь памятные нам обоим принадлежности, а я принудил себя прошагать напрямик, небрежно похлопать по спинке кресла, погладить достомерзостный стол. Просто показать мерзкой, дьявольской мебели, что ни капли не боюсь ее. Думаю, ни кресло, ни стол не поверили моей браваде. Я и сам-то не слишком поверил... Тосковать по этой милой комнатушке покорный слуга не собирался.

3

Вещественное доказательство совершенного преступления. Здесь игра слив; ют-латыни «corpus» означает, среди прочего, «труп».