Усмирители

- Ты, видимо, не считаешь мои сведения пустячными, - резко возразила Гейл.

Она дышала прерывисто, но старалась говорить с уверенностью:

- Ты не посмеешь! Особенно, если ты и впрямь правительственный агент!

- Бога ради, Гейл! Опомнись! Если я действительно правительственный агент - о чем же беспокоиться? Выкладывай! Со спокойной душой! Это еще, между прочим, и твой гражданский долг.

Я выдержал паузу.

- Ну-с?

Сверкнув глазами, Гейл брякнула:

- Пошел ты!

Я вздохнул, склонился, подобрал с пола безнадежно испорченное платье. Разорвано сверху донизу, ткань свисает клочьями, болтается выдранная внутренняя лямка...

- Посмотри, Гейл. Пять минут назад это было изысканным вечерним нарядом. Теперь это - уродливая тряпка. Сейчас передо мною - красивая молодая женщина. Через пять минут...

Я выдержал новую паузу - многозначительную.

- Сукин сын! - прошептала Гейл.

- Мне доводилось видать подобное прежде, - с напускной неохотой сообщил покорный слуга. - Прелестная девочка стоит гордо выпрямившись и бросает презрительный вызов палачам. Вроде некоторых... А минуту спустя на полу корчится человекообразный кусок сырого мяса, который истекает кровью, молит о пощаде и готов на все... Но проку уже мало. Нос отрезан, зубы выбиты все до единого. А к носу вдобавок весьма часто отрезают уши, груди, и так далее... При нынешнем уровне пластической хирургии тебя сумеют отчасти починить - но лишь отчасти. Лечение тоже будет неприятным, не сомневайся...

Раздавив окурок в стоявшей поблизости пепельнице, Гейл процедила:

- Сволочь! Поганый, паскудный садист!

Я промолчал. Она, разумеется, еще не утратила последней надежды. Угрозы могли обернуться очередным блефом. В конце концов, я просто порвал ей новое платье. А это еще не значит, что у человека достанет совести - точней, бессовестности - растерзать женское лицо.

Но игрока из Гейл не получилось бы. Девочка не любила и не умела рисковать по-настоящему. Да еще на подобную ставку.

Мне даже не пришлось давать циркового представления, хотя кресло, чей подлокотник я смог бы переломить ребром ладони, стояло рядом, облюбованное и придвинутое заранее.

Плечи Гейл обмякли, опустились. Голова поникла.

- Сукин сын, - вымолвила она, глядя в сторону, - сукин сын и вонючий подлец, тебе что-нибудь говорит название "Вигвам"?

- "Вигвама?

Я поспешно вынул знаменитое вечное перо и блокнот. Сделал пометку.

- Пишется, как индейский вигвам?

- Она сказала: "Отвези это в "Вигвам", в Кариньосо, штат Новая Мексика. Новая дата: тринадцатое декабря".

Косвенный, однако тем более подробный ответ.

- Вигвам... - бормотал я, записывая. - Кариньосо... Хм, я только нынче утром его миновал... Тринадцатое декабря.

- Не перебивай, чтоб тебе! - взорвалась Гейл, по-прежнему избегая встречаться взглядами. - Так сказала Дженни. Затем она помолчала и прибавила, уже с трудом: "Тринадцатое декабря. Какое сегодня число? Если это случится, то я умерла всего несколькими днями раньше. Помоги остановить. Помоги, "ты обязана".

- "...Помоги, ты обязана", - повторил я и поставил точку в блокноте. - Дальше.

- Дальше - тишина, - сказала Гейл. - Ты читал "Гамлета", подонок?

- Читал. Дальше, получается, Мэри-Джейн умерла.

- Скажи, - почти жалобно осведомилась Гейл, - скажи... ты и правда избивал бы меня, резал, жег? Или снова запугивал?

Я заколебался. Конечно, запугивал. Да и незачем было применять крайние меры. Коль женщина продолжает молчать после подобных угроз, ее не расколешь, не имея подходящих условий. Посреди кишащего постояльцами и служащими отеля "Paso del Norte" о камере пыток мечтать не приходилось. А в довершение, пускаться на эдакие деяния даже не зная, оправдает ли цель затраченные средства, не в моем вкусе. Я заполучил фотопленку, а информация, хранившаяся в голове Гейл, не могла прокиснуть или заплесневеть. Связался бы с Вашингтоном, уведомил Мака, а тот, ежели требуется, прислал бы другого работника, с другим заданием. Доставить женщину в столицу либо допросить на месте...

Но, к счастью, Гейл отнюдь не отличалась героизмом, и хватило простого словесного нажима. Лживого. Но сберегшего многим уйму времени.

Прочитав на моей физиономии непроизвольный и правдивый ответ, женщина быстро сказала:

- Неважно! Можешь промолчать. Но, пожалуйста, дай стаканчик чего-нибудь покрепче и принеси хоть купальный халат!

Пока я исследовал стенной шкаф, разыскивая одежку и выпивку, в дверь комнаты дважды постучали.

Глава 8

Я отшвырнул снятый с крючка халат, кинулся к изножью кровати и нашарил в своем раскрытом саквояже, среди скомканных носков и маек, заряженный револьвер. Стук повторился. На сей раз он был тройным.

Простейший опознавательный стук - мы часто им пользуемся. Два плюс три. Чтобы парень, притаившийся внутри, не перенервничал и не вздумал поприветствовать парня, который топчется снаружи, выстрелом или ударом ножа, Я рассудил, что явился Ле-Барон, засунул курносый тридцативосьмикалиберный револьвер за пояс и отправился встречать нежданного гостя.

Вошел Мак.

Я ошеломленно притворил за его спиною дверь. Должно быть, я изумился, и не на шутку. Поймите: Мак очень редко совершает вылазки во чисто поле. Обычно вы созерцаете его лишь за письменным столом в кабинете. Зрелище не слишком впечатляющее: просто пожилой, худой, седовласый и чернобровый мужчина в сером костюме. Точно в таком, в каком предстал нам сейчас... Еще Мака можно услышать по телефону. Можно получить от него шифрованную депешу. Но повстречать прямо в гуще событий!..

Покорного слугу он и взглядом не удостоил. Выражение Маковской физиономии свидетельствовало: шефу требуется некто иной, чьим благополучием и безопасностью Мак весьма озабочен. Наконец беспокойный взор его наткнулся на стоящую в неглиже хорошенькую женщину. Справедливости ради отмечу, что не заметить Гейл прямо с порога было чертовски затруднительно.

Губы Мака сжались в узкую сердитую полоску. Мак быстро прошагал к постели, подхватил брошенный мною халат, поднес Гейл, расправил и заботливо помог надеть. Гейл просунула руки в рукава, запахнула полы, затянула пояс.

- Миссис Хэндрикс? - осведомился Мак, удостоверившись, что собеседница вернулась в рамки приличия.

Гейл удивленно посмотрела на Мака, недоумевая, откуда незнакомцу известно ее имя.

- Да. Меня зовут Гейл Хэндрикс.

- А меня - Макдональд.

Отъявленная и беззастенчивая ложь. Я однажды узнал настоящее имя своего руководителя - по чистой случайности - и уверяю: оно даже приставкой "Мак" не начинается. Впрочем, это неважно.

В голосе шефа сквозили неподдельное участие и тревога.

- Узнав, как вас увлекли сюда против воли, я немедля заторопился на помощь - но, увы, кажется, опоздал...

Мак прочистил горло, увидал охладелые останки серебристого платья, небрежно кинутого мною на спинку стула. Удостоил взглядом - укоризненным - покорного слугу. Негодующим голосом изрек:

- Мои люди, миссис Хэндрикс, иногда позволяют себе поступки, не предусмотренные приказами. Весьма сожалею...

Стоя подле двери навытяжку, словно рядовой, которому объявляют дисциплинарное взыскание, я поедал Мака глазами и не придавал значения ни одному его слову. Ибо сразу понял, что грядет самая заурядная обработка по принципу "добрый следователь и злобный следователь". И гадал, куда именно пристроили в отсутствие мое потайной микрофон.

Разумеется, Мак подслушивал. Он возник на сцене чересчур уж своевременно. Совпадения такого рода приключаются только в скучнейших драмах эпохи классицизма.

Ждал, покуда я не выпотрошу пленницу, а потом поспешил помочь, выручить, извиниться и рассыпаться в любезностях. За мой счет.

Мака трудно было винить. Ему просто не желалось, чтобы респектабельная особь женского пола подняла содом и начала просить заступничества у всех техасских сенаторов и конгрессменов.