Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 46

— Коли в самолете с тобой случаются припадки клаустрофобии, куколка, то ты, наверное, испытаешь приступ удушья, когда увидишь наш автомобиль. Это, я тебе доложу, тот еще “испанский сапог”!

— Знаю. Меня предупредили. Маленькая спортивная торопыга. Ну, и чья это была гениальная идея?

— Моя. Люблю, понимаешь, спортивные автомобили, как большие, так и малые, но за рулем буду сидеть я. А ты, кстати, наверняка никогда не видела козьи тропы, которые в этой стране называются проезжими дорогами. Я решил, что лучше нам приобрести какую-нибудь прыткую и маневренную крохотульку — так, на всякий случай. К тому же это как раз автомобиль того сорта, который старый чудила по имени Хелм и купил бы, желая поразить свою маленькую провинциалочку-жену. — Я подмигнул ей. — Привет, женушка!

Она задумчиво посмотрела на меня и одарила веселой кривой улыбочкой. Я еще плохо ее знал и, конечно, явно недостаточно, чтобы читать ее мысли, но в тот момент понял, о чем она подумала, потому что и сам подумал о том же. То есть мы уже обсудили с ней массу вопросов — от вакцинации до автомобиля, но оставался незатронутым еще один предмет, который более невозможно было игнорировать.

Уинифред вздохнула, опустила глаза и начала расстегивать блузку. Я молчал. Она подняла взгляд. — Ну, нам бы лучше поскорее с этим разобраться.

— Как скажешь, — отозвался я.

— Слушайте, в ближайшие недели нам предстоит спать в дюжине кроватей, а у нас приказ: чтобы пужины скрипели убедительно. Так что неплохо бы познакомиться, — если вы понимаете, что я имею в виду, — прежде чем мы начнем выступать на публике. — Она быстро подошла к своему чемодану, раскрыла его и бросила мне ворох легких белых одеяний. — Выберите ту, которая способна пробудить в вас зверя, мистер Хелм. Мы не можем допустить, чтобы горничная нашла в супружеской постели ночную сорочку невесты в девственном состоянии. И Бога ради — поумерьте свой пыл. Не забывайте, что у меня очень чувствительная кожа...

Глава 3

Это не было самым страстным выступлением в моей жизни. Мне с трудом удалось испытать должный энтузиазм при мысли о необходимости овладеть своей напарницей среди бела дня. И тем не менее она была мила и хорошо сложена, а ее реакция оказалась если и не возбуждающей, то достаточно адекватной, да и биология вообще вполне надежный источник энергии. После того, как это совершилось, мы некоторое время лежали рядом, потом она отодвинулась и немного повертелась, стаскивая с себя полупрозрачные детали своего ночного туалета из приданого. Избавившись от галантерейных пут, она вздохнула и затихла.

— Ну вот и все, — произнесла она шепотом. Я с трудом удержался от смеха, услышав ее деловитое замечание.

— Мне доводилось слышать более красноречивые признания.

— Не сомневаюсь! — пробормотала она. — От добровольных партнерш, мистер Хелм! Но вы же не станете утверждать, что девушку может распалить перспектива совокупления по приказу. Если уж на то пошло, что-то не заметила, чтобы вы вели себя так, точно предел ваших эротических фантазий.

— Надеюсь, практика поможет нам обрести нужную форму, — усмехнулся я. — Как же здорово лежать мягкой кровати после многочасового сидения в кресле! А вообще-то мы можем и впрямь немного расслабиться и устроить военный совет — возможно, нам больше не представится возможности спокойно поговорить. Принести тебе стаканчик или сигарету, или...

— Благодарю. Мои сигареты в сумочке, на комоде...

Я дал ей прикурить и поставил пепельницу на тумбочку.

Приятно было все-таки испытывать это запретное удовольствие — бездельничать в роскошном гостиничном номере, в пижаме средь бела дня, в компании хорошенькой блондинки, пускай даже она владеет карате и дзюдо и способна с дальнего расстояния всадить в “десятку” поясной мишени все пули из обоймы.

Я решил, что наша романтическая интерлюдия, при всех ее недостатках, сыграла очень полезную роль. Безусловно, она помогла нам избавиться от неловкости и предотвратить разного рода комплексы, которые непременно развились бы у нас обоих, если бы мы тщились сохранять наши супружеские отношения на сугубо платоническом уровне.

Я стоял возле нашего ложа и задумчиво смотрел на мою миниатюрную партнершу. Ее голубые глаза ярко выделялись на загорелой коже, которая, в свою очередь, казалась мягкой и гладкой на фоне светлых волос и белой ночной сорочки.

Она выпустила в меня струю дыма и сказала:

— Перестаньте, Хелм!

— Перестать — что?

— Кончайте распускать сопли! Вы же стоите и пытаетесь внушить себе теплые чувства ко мне, ведь так? Может, даже заставляете себя немного влюбиться! Только потому, что мы немного позанимались сексом — и довольно посредственным сексом, — вы чувствуете себя обязанным заявить мне, как миленько смотрится такая махонечка в громадной постельке! Слушайте, налейте себе стаканчик и завязывайте со своим романтическим бредом! Запомните: всякое сходство между нами и парой влюбленных голубков обманчиво. Мы два клоуна из водевиля, которых наняли для краткой гастрольной поездки.

Конечно, она была права. Я усмехнулся и растянулся возле нее на кровати, подоткнув себе под спину подушку и натянув одеяло на грудь.

— Все верно, — сказал я. — Ну а теперь, если ты закончила читать мне нотацию, может, обсудим неотложные дела?

Уинни взглянула на меня немного удивленно. И через секунду расхохоталась.

— Ох, простите! Я не хотела... ну, может, это само собой получилось. Так какие дела?

— Ну, скажем, парень по имени. Бьюкенен, который мертв. И парень по имени Макроу, который еще жив, но тебе предстоит исправить эту небольшую ошибку при первом же удобном случае. Разумеется, при условии, что мы сумеем определить местонахождение мистера Макроу и подвести тебя на достаточно близкое к нему расстояние.

Она нахмурилась.

— Макроу. Они мне не называли его фамилию. Это был величайший секрет. Они просто описали мне в общих чертах суть задания. Макроу. Никогда не слышала о таком. Макроу? — Она словно пробовала эту фамилию на вкус. — А как его имя?

— Арчибальд. Не очень честно, а?

— В каком смысле?

— Ну, беднягу наградили таким дурацким именем — Арчибальд. У него, надо думать, и так уже полным-полно невзгод и без таких головорезов, как мы, которые готовы взять его след...

Уинни даже не улыбнулась. Ну, может, в моих словах и впрямь не было ничего забавного. Она довольно жестко спросила:

— Особые приметы?

— Сорок семь лет. Пять футов семь дюймов. Сто девяносто фунтов.

— Колобок средних лет, — пробормотала она.

— Именно. Низенький и крепенький. Круглолицый. Темные волосы прикрывают небольшую лысину. Карие глаза, немного близорук, носит очки в золотой оправе. Ноги небольшого размера. Маленькие руки. Когда охватывает научное вдохновение, он начисто забывает о бытовых мелочах, даже о бритье. Правда, в те редкие случаи, когда берет в руки “жиллет”, то выбривает свои щеки до блеска. И я подозреваю, что научное вдохновение нисходит на него довольно часто. Одевается неряшливо, на обшлагах видны пятна от кислоты и прочих химикатов. Башковитый и, говорят, с ужасным характером. Не может ужиться ни с кем, впрочем, и с ним никому не удается ладить. Он считает себя необычайно умным, обреченным существовать на планете, населенной идиотами, которые только и делают, что пытаются воспользоваться его гениальными способностями.

— А они пытаются?

— Конечно! Разве не для этого гении рождаются на свет? Сначала он работал в крупной фармацевтической компании. Они сколотили состояние на одном его открытии — какой-то фантастически эффективный антибиотик, — а он только и получил, что свое жалованье и небольшую премию. Так хитро был заключен с ним контракт. Тогда он раздобыл себе новый контракт и вывел еще какую-то формулу, куда более интересную и потенциально доходную, да только, сам того не подозревая, залез на поле, которое уже возделывалось правительством в военных целях. И вдруг он понял, что работает на биологическую войну — в условиях строжайшей секретности — и по-прежнему зарабатывает каких-то жалких несколько тысяч в год — в то время, наверное, пять, — а этот парень, как мне сказали, мечтает о миллионах. Но только, предупреждаю тебя, куколка, не воображай, что наш Арчи похож на яйцеголовых мечтателей-романтиков. Все его фантазии, будь то во сне или наяву, крутятся вокруг бабок. И только бабок.