Страница 37 из 117
Ушли. Тишина и благодать… Так, с восторгом и любовью описывает подготовку к парадам ветеран 32–го ГвИАП Виктор Васильевич Шарков. (Шарков В.В. Воздушные парады: воспоминания «технаря». — http://www.airforce.ru/history/parade/).
Василий любил летчиков и всякий раз, когда представлялся случай, старался подчеркнуть их значимость. Будучи от природы щедрым человеком, сын Верховного не обходил вниманием особо отличившихся пилотов. И в первую очередь тех, кто принимал непосредственное участие в парадах.
«День Победы 1952 года полковник авиации Алексей Кантауров запомнил навсегда. Тогда он получил кортик за номером Б–406 и ножны с изображением Кремля и самолета от сына генералиссимуса — Василия Сталина за отличную организацию воздушного парада над Красной площадью.
Сейчас Алексей Михайлович Кантауров — волжский пенсионер, ветеран Великой Отечественной. А в 52–м он был младшим лейтенантом, помощником начальника штаба парадного летного полка 56–й бомбардировочной авиационной дивизии Московского округа. Командовал авиацией Московского округа сын Иосифа Сталина, генерал Василий.
К воздушному параду над главной площадью страны в 1952–м готовились не в пример тщательнее, чем сейчас. Все — и участники парада, и его организаторы — понимали, что на кону стоит не только карьера, но и жизнь, и, возможно, судьбы близких людей.
Летчиков для воздушного парада отобрали в звании не ниже капитана. Причем списки тех, кто полетит над Красной площадью, подбирал КГБ. Проверяли не только самого летчика — «не был, не состоял, не привлекался», но и его бабушек и дедушек. Не были ли в годы войны в концентрационных лагерях, на оккупированной территории, не состоят ли в родстве с «врагами народа»? На каждого летчика в КГБ имелось пухлое досье.
— Пока шли тренировки воздушного парада, — вспоминает Алексей Михайлович, — летчики каждый месяц изнашивали по паре перчаток. Они просто истирались у них на руках. И выходили из самолета летчики потные от изнеможения. Нервничали, конечно, не без того… Приказ был такой: «Если что—то случится с самолетом во время парада, никуда не сворачивать, не пытаться садиться, — падать в Москву—реку».
Это сейчас на День Победы над Москвой всегда ясное небо. Тучи научились разгонять искусственно. А в 1953–м никто не знал, какая будет погода, смогут ли нормально летать самолеты. Командующий авиацией Московского округа Василий Сталин сказал: «Полеты состоятся в любую погоду». Летчикам ничего не оставалось, как исполнить приказ.
— И пролетели они так, что можно было нитку привязывать от самолета к самолету, и она не порвалась бы, — рассказывает Кантауров. — Все исполнили синхронно и точно по времени, чтобы не заглушать шумом двигателей марш пехотинцев. Лишь один истребитель слегка отклонился от курса и пролетел над Кремлем. Потом с этим летчиком очень долго шло разбирательство, его чуть не посадили, но каким—то чудом все обошлось» (Поплавская О. Кортик от Василия Сталина // Неделя города Волжский, № 19, 12 мая 2005 г.).
Организация воздушных парадов — сложнейшая работа, где нужна абсолютная слаженность в управлении задействованными структурами. В парадах над Красной площадью участвовали сотни самолетов разного типа. Реактивные и поршневые самолеты летят с разными скоростями с аэродромов, находящихся на разном расстоянии от Москвы. Где—то они должны сойтись для группового пролета и строгим порядком при малой высоте пройти над Красной площадью. Здесь точность должна быть в доли секунды, много факторов надо учитывать. Как вести группы? Какие ориентиры? Прекрасные ориентиры — дороги, улицы, дома. У него была карта московских домов: расположение, высота, а где—то находится заводская труба… Василий все это устраивал. Когда его не стало в той структуре, штаб сильно изменили, парадов не стало. Тут, помимо организаторских способностей и умения, смелость нужна, не бояться брать на себя ответственность, нужно день и ночь готовиться, бесконечные тренировки, сложные штурманские расчеты. У него был цепкий ум — он схватывал на лету и быстро ориентировался в происходящем, не боялся внедрять новое. Когда его уже не было, старые летчики, командиры делились, что когда вопрос какой—то возникал, то между собой говорили: «Давай, как при Василии Иосифовиче, как он делал» (Сергеев А. О друге незабвенном. К 85–летию со дня рождения В.И.Сталина. // Завтра, № 12 (644), 21 марта 2006 г.).
Но даже при организации парадов Василий не считал свое мнение единственно верным и не ставил его в край угла. Четкость выполнения маневра для него была важнее собственных амбиций. Об этой черте Василия Иосифовича рассказал Николай Александрович Дружинин, совершивший 5759 полетов на 23 типах истребителей: «Я учился на Липецких высших летно—тактических курсах усовершенствования командиров летных частей ВВС. Это были единственные в Союзе курсы. Попал туда по рекомендации Жукова, не Юрия Константиновича, а начальника школы воздушного боя. Когда—то этой школой командовал сын Сталина, Вася Сталин. Я его вот так, как вас, видел. Я участвовал в воздушных парадах над Москвой. У меня в книжке записана благодарность от товарища Сталина. Не лично, конечно, а всем участникам, отлично выполнившим задание. Было 860 самолетов, мы проходили девятками через Красную площадь, я водил левое звено. Самое тяжелое. Девятка делает разворот. Тренировались полтора месяца. Я был командиром звена. Чуть—чуть ошибка — все. У Васьки Сталина была мысль: в первую девятку пустить Героев Советского Союза. Но их надо тренировать. Они смелые, замечательные фронтовые летчики, у них орденов по пупок. Но они не могли пилотировать так, как мы, инструкторы. Их надо было довести, чтобы держали крыло в крыло. Я за это поручиться не мог. Василий сказал: ладно, оставим эту идею…» (Торшина Л. Горе от любви полковника Дружинина. // Молодежь Эстонии, 26 сентября 2000 г. — http://www.moles.ee/00/Sep/26/index.html).
Что же касается «шалостей» Василия, то под этим словом часто понимали нестандартные решения нового командира, которые можно трактовать по—разному. Например, в случае, рассказанном Михаилом Каснериком, штурманом Василия, проглядывает простое желание поразить и порадовать жителей Москвы. С Василием Сталиным Каснерик провел в небе почти 400 часов: на поршневых самолетах они готовили воздушные парады. В те годы Василию Сталину обязаны были все. Советская авиация — появлением первых реактивных самолетов Як–15, Як–17 и реками горючего. Летный состав — своей «сытостью», хорошим гардеробом, обязательным 10–дневным отдыхом в элитных санаториях Ялты, Сухуми или Сочи. Как вспоминает старый летчик, Сталин любил пошутить:
«Накануне воздушного парада я был среди пилотов, которым достался билет на футбольный матч команд ВВС — „Динамо“, — вспоминает Михаил Константинович. — Перед отъездом Сталин приказал взять мне с собой шлемофон, сказал: „Будет задание“. Уже на стадионе, переполненном болельщиками, меня вызвали в правительственную ложу: „На аэродром. Срочно. В 18.30 чтобы был над стадионом. Покажешь высший пилотаж“. — „Товарищ генерал! Самолеты запломбированы перед завтрашним парадом. Сейчас лететь не на чем…“ — „Команда на аэродром дана. Ясно?“
Ровно в половине седьмого Каснерик на Ла–9 появился над московским «Динамо». На стадионе стояла тишина: перед тысячами глаз изумленных москвичей кружится в воздухе самолет. Матч отменен… Увлекшись, Михаил услышал по рации голос главнокомандующего: «Ты, голубь, потише, осветительные мачты не снеси…» (Настоящий полковник «катал» на самолете жену Василия Сталина // Комсомольская правда в Белоруссии от 19.05.2006).
Но были и иные «шалости», с помощью которых Василий пытался повысить боеготовность округа или показать слабости той или иной боевой единицы. Благодаря таким «шалостям» Василия Сталина нарком внутренних дел СССР Берия даже орден Ленина получил. Для этого, правда, пришлось посадить заместителя главнокомандующего ВВС СССР Новикова…
«Случай это был трагический, — продолжает заслуженный летчик Михаил Каснерик. — Теплый Стан. Четыре утра. Полк спит. Приехал Василий Сталин, поднял всех: „Проверка боевой готовности. Взлетаем“. Несмотря на то, что погода была жуткая — туман, через полчаса 27 самолетов Як–17 взмыли в небо. Василий Сталин не полетел: остался на командном пункте. В то утро три самолета разбились, было шесть вынужденных посадок. Я приземлился на Киевской автостраде… Потом Сталин обвинил главного маршала авиации СССР Александра Новикова в том, что „…порядка в авиации нет, уже и боевой тревоги не поднять…“.