Палачи

- Совершите первый осмысленный шаг. Изучите-ка попристальнее лежащую на столе галиматью. Или сначала требуется отлупить кого-нибудь? Милости просим, противиться не буду.

С минуту Котко созерцал меня безо всякого определенного выражения.

- На столе, - сказал он, - действительно галиматья, полная галиматья, и ничего помимо галиматьи. Настоящие документы, настоящие чертежи - где они?

Я покосился на Денисона.

- Твой покровитель вообще умеет слушать? Или просто ушей по утрам не промывает? Поспешно сделал полшага назад.

- Английским языком повторяю: не было никаких подлинных, настоящих бумаг! Не было сведений! И никто в правительстве никогда не дал бы официального разрешения обворовывать союзную страну! Все, что когда-либо вообще наличествовало в этой сумасшедшей затее, покоится у вас под носом, на столешнице! Посмотрите пристальнее, ведь, по словам Денисона, вы с проворством лингвистического гения изучили норвежский... Или надобно стать на колени, чтоб вы соизволили шевельнуть своими ослиными извилинами? Используйте серое вещество, как выражался Эркюль Пуаро.

- Заткнись, - прервал Котко.

- Слушаюсь.

- Иди сюда.

- Повинуюсь.

Удара не воспоследовало.

- Будь любезен, объяснись, а я спокойно выслушаю.

Неторопливо и осторожно, дабы не всполошить ненароком Поля Денисона, помнившего о пистолете, засунутом в левый носок, я обогнул письменный стол. Остановился подле Котко. Указал на первую попавшуюся колонку цифр.

- Что это значит, мистер Котко?

- Ничего.

- Рядом начертаны разъяснения. Что значат они? А?

- Ты же сам владеешь языком.

- Не в такой степени, чтобы читать ученые или псевдоученые трактаты. Переведите, пожалуйста.

- Хорошо. "Барьерная плотность равняется девятистам восемнадцати десятитысячным долям процента".

- И?

- Всю жизнь занимаясь нефтяными разработками, - процедил смуглый миллионер, - я не слыхал о барьерной плотности. Это свинячья чушь. Равно как и все прочее. Кстати, если на то пошло, плотность измеряется не в процентах, а в единицах массы и объема, к примеру: столько-то граммов на кубический сантиметр. Хотя бы в школе учился, Хелм?

- Некоторое время.

Озадаченный, загнанный в тупик, миллионер заговорил почти по-людски:

- Все эти паршивые примечания состряпаны, как стишок "Тарбармошки" из "Алисы в Зазеркалье". Читали?.. Научные тарбармошки, мистер Хелм.

- То есть, - подхватил я, - некто задал себе известный труд, чтобы состряпать их. Ведь и бессмысленные стишки единым махом не напишешь... "Розгрень, юрзкие хомейки просвертели весь травас..." Помните? Ведь гораздо проще и легче было бы передрать несколько десятков страниц из норвежского научного журнала. Понимаете? "И айяют брыскунчейки под скорячий ры-чисжас..." Тарбармошки нелегко сочинить, они требуют живого и прилежного воображения, милостивый государь. Взгляните на сей чертеж - говорит о чем-то?

- Чертеж подробный. Только устройство загадочное. Бессмысленное.

Времени гоготать не было, я попытался подавить неудержимый приступ смеха, но все же прыснул.

- Что веселит вас? - полюбопытствовал Котко недобрым голосом.

Повесть уморительная и долгая.

- Изложите вкратце. Вам знакомо это приспособление?

- Да, сэр.

Можно запустить иголку в самое уязвимое и чувствительное место, если загодя вымолвить "сэр" или "милостивый государь".

- Да, сэр. Точнее, ведомо, когда создано, зачем, и где применялось.

- Где? - рявкнул Котко.

- Во Флориде, годочек-другой назад. Разрешите краткий экскурс в тамошнюю историю. Существовала чудесная, изумительно пронырливая и назойливая организация, именовавшая себя Защитниками Окружающей Среды, сокращенно ЗОС. Они стремились поддерживать чистоту водную, земельную и воздушную, что весьма похвально, если по чести да по совести. Но любое дело надлежит вершить с умом и расчетом. Эти же экологические бюрократы учинили сокрушительную атаку не на огромные приморские фабрики, не на скотски большие танкеры, каждый месяц бьющиеся у побережий и отравляющие разом пол-океана... Отнюдь нет. Они обрушились на людей, владевших прогулочными катерами да яхтами - вы не ослышались: парусными, экологически безвредными яхтами.

- Покороче, пожалуйста, - бросил Котко.

- Попытаюсь. Мерзавцы установили, что человеческие экскременты, летящие за борт с нескольких десятков тысяч подобных судов, представляют наигрознейшую опасность для жизни на земле, и не должны выбрасываться прямо в воду.

- Живее!

- Слушаюсь. Это в то время, как сотни тысяч китов, дельфинов и тюленей - уж не говорю о несчетных мириадах рыб - от акулы до кильки - возмутительным и наглым образом превращают океаны и моря в бескрайние отхожие места... В то время, как любой ублюдочный город использует прибрежные воды в качестве удобной выгребной ямы!.. Простите, сэр, я увлекся.

- И?

- И ЗОС обязала каждого катерника или яхтсмена установить на борту специальный гальюн...

- Что установить?

- Для человека сухопутного - сортир. Говорю "специальный", ибо вместилище дерьма опечатывалось при выходе из гавани особой службой, а по возвращении печать проверяли и владелец суденышка терпеливо ждал, пока настанет его черед опорожнить упомянутое вместилище в назначенные для этого береговые емкости. Во Флориде уйма парусных лодок и моторных катеров, дожидаться доводилось немало. А в море шныряли патрули на скутерах - и не дай Бог, кого-либо замечали справляющим нужду прямо через поручни! Лицензию •отбирали.

Я вздохнул.

- Человек, на яхте которого я провел в то время Две недели, подбирал для своего корабля наиболее приличную модель гальюна - ЗОС изобрел целых три. Со мною советовался. И заверяю честным словом, мистер Котко: на вашем столе покоится чертеж самого неудачного, брезгливо отвергнутого этим человеком бортового нужника!

Все, включая меня, не сомневались: Котко взорвется от ярости. Обе девушки замерли, не шевелясь. Поль подобрался и напрягся, видимо, готовясь выстрелить.

Ничего не случилось.

- Кто этот человек? - хладнокровно осведомился Котко.

- Да вы знаете, - ответил я. - К несчастью, теперь миг его окончательного торжества крепко мною подпорчен. Старик пустился на сложнейшие уловки, дабы встретиться с вами, вручить чертежи и пояснения, растолковать, в чем загвоздка и полюбоваться вашей физиономией. Увы...

Миллионер ухватил меня за лацканы, развернул, ударил. Великолепно. Я, как и вы, не выношу, когда меня лупят, а лупящих не жалую. И, намереваясь избавить сей мир от дальнейшего присутствия Александра Котко, хотел сохранить недоброе отношение к лысому поганцу. Он лишь облегчал эту психологическую задачу.

- Получается, никчемный, безмозглый отставной капитанишка устроил подобную пакость?! Новый удар.

- Очнись, Котко, - промолвил я. - Хэнк вовсе не безмозглый, и уж никак не может зваться никчемным. Если бы твой сторожевой пес разнюхивал на совесть, все прояснилось бы загодя.

Я говорил, не глядя на Денисона и продолжил прежде, чем Поль успел вмешаться:

- Вы устроили Присту не меньшую, коль скоро не гораздо большую пакость, мистер Котко. И Хэнк всего лишь намерен расквитаться.

- Пакость? - недоуменно переспросил миллионер, опуская занесенный было кулак. - Да я в глаза его прежде не видал, слыхом не слыхивал о Присте!

- Не лично устроили, - сказал я. - Но лет восемь назад ваша фирма выдала Хэнку маленькую пластиковую карточку с надписью "Петрокс". Дозволявшую купить любой вид любого топлива на любой из ваших заправочных станций - в любом количестве и с очень приличной скидкой! Получилось очень забавно, мистер Коткс". В один прекрасный день Хэнк предъявил карточку на приморской бензоколонке "Петрокс" и убедился, что истинная цена карточке - ломаный грош, точно так же, как и дурацкому чертежу идиотского ночного горшка. Служащий отказался продать нужное количество солярки. Понимаете?