Страница 49 из 51
Вилли вытащил из машины Бобби Принс и поставил ее перед собой, отойдя в сторону так, чтобы их не застилал пар и дым от искалеченного джипа. Он стоял, нацелив ей в спину свой ствол - возможно, это и был "магнум" 44-го калибра, но издалека я не мог сказать наверняка. Да, с такого расстояния ему в меня не попасть. Я решил приблизиться ярдов на двадцать пять, даже на двадцать.
- Бросай оружие, Хелм! Бросай или я ее застрелю.
Господи, опять одно и то же! Как им только не надоело! Как-нибудь на досуге я сяду и посчитаю, сколько раз меня пытались поймать на этот прием.
Он, похоже, знал, что мы с Бобби переспали. Он также знал, что она освободила меня, испытывая ко мне уважение или что-то в этом роде. Он полагал, что это возлагает на меня определенные обязательства, даже если я не влюбился в нее по уши. Он в этом не сомневался. Как-никак я для него был представителем нации, славящейся сентиментальностью по отношению к детям, собакам и женщинам.
Очень обидно. Конечно, его ум парализовало желание не просто видеть меня мертвым, но видеть меня мертвым на его условиях. Он ненавидел меня слишком люто, чтобы умертвить меня быстро и без боли. Он хотел сперва потешиться вволю. И как очень многие мерзавцы его типа, Вилли считал, что обладает монополией на хладнокровную жестокость. Он тешил себя мыслью, что превзойдет в этом любого.
- Стой или я разможжу ей позвоночник! - крикнул он.
Я вскинул револьвер и всадил ему пулю в правый глаз.
Глава 28
Когда я очнулся в больнице, то сразу вспомнил главное: узкую горную дорогу, джип с разбитым радиатором, из которого валит пар, и дюжего парня, прячущегося за высокой блондинкой, которая не спускала с меня глаз.
Она знала, что я собираюсь сделать - что я обязан сделать и что это означает для нее. Я надеялся, что она понимала: иного выбора у меня не было. Если бы я бросил револьвер, то Вилли просто убил бы нас обоих - после того, разумеется, как вволю позабавился бы. Мой план означал хорошие шансы на успех для меня - и некоторые, пусть не очень большие, для нее. Все определялось моими снайперскими качествами.
Я помнил выстрел. Я помнил то чувство удовлетворения, которое иногда охватывает стрелка еще до того, как цель поражена. Я сделал все, что мог. Остальное зависело от удачи, рока, Всевышнего. Был момент, когда мне показалось, что мне и на этот раз улыбнулась удача. Но тут умирающий нерв послал прощальный сигнал умирающим мускулам руки Вилли, и его палец нажал на спуск револьвера, прижатого к спине Бобби...
Мгновение спустя я подошел к ним. Вилли был мертв. Я в этом убедился, но все равно, прежде чем наклониться к девушке, я оттолкнул ногой револьвер 44-го калибра. Она подавала еле заметные признаки жизни, но все же это была жизнь, а не смерть. Она смотрела на меня голубыми глазами, которые расширили боль и ужас. Я хотел было пробормотать какую-то чушь насчет того, что, мол, очень жаль и так далее, но на это было просто жаль тратить время. Соболезнования и сожаления никогда еще не смогли вогнать вылетевшую пулю назад в ствол.
- Я хочу... - прошептала Бобби. - Я хочу...
Они всегда хотят чего-то, но чего именно, так и не могут мне сказать. Ее голос затих. Я стоял на коленях возле ее тела на пыльной дороге, и в руке у меня был "смит-вессон" с одним пустым и четырьмя целыми патронами. Но стрелять мне больше было не в кого. Теперь я лежал на больничной койке с повязкой на голове и жуткой головной болью и пытался вспомнить, как я сюда попал.
В дверь постучали. Я не успел прокашляться и сказать "входите", как на пороге появился Мак. Я смотрел, как он приближается ко мне, и испытывал приятное чувство оттого, что он счел необходимым посетить меня на моем одре... Он ведь редко покидает Вашингтон, а я сильно сомневался, что меня доставили туда, потерявшего сознание в переделках, которые я никак не мог вспомнить.
Мак был одет, как всегда, достаточно консервативно, словно банкир. На нем был серый костюм. Но глаза его под черными бровями, резко контрастировавшими с седыми волосами, не имели ничего общего с глазами банкира. Это были глаза человека, который имел дело не с деньгами, но с человеческими жизнями.
- Как дела, Эрик? - спросил Мак.
- С моего берега ничего не видно, - отозвался я. Голос у меня был хриплый, срывающийся. - А что говорят эскулапы? Голова у меня просто раскалывается. И где я?
Мак слегка поднял брови, но ответил:
- Насколько мне известно, это главная больница округа Идальго, на 25 коек, расположенная на углу Тринадцатой и Анимас-стрит, город Лордсбург, штат Нью-Мексико. Неужели вы не помните?
- Я помню, как разобрался с Вилли, - сказал я. - На этом фильм кончается. Кстати, можете достать красный карандаш и вычеркнуть клиента по имени Николас. Вилли и был Николасом.
- Вы уверены?
- Вполне.
- Отлично, Эрик, - сказал Мак. - В таком случае выражаю вам благодарность за хорошую работу.
- Спасибо, сэр.
- Тем не менее, - медленно проговорил он, - я бы хотел подчеркнуть, что ваше задание ограничивалось Николасом. Мы не поощряем самоубийственных операций, не вызванных профессиональной необходимостью. Опытные сотрудники на дороге не валяются.
- Да, сэр, - отозвался я. - А что это за самоубийство?
Мак ответил не сразу. Помолчав, он проговорил:
- Более того, кое-кто в Вашингтоне убежден, что полное уничтожение генератора Соренсона не было необходимо. Им бы хотелось изучить агрегат в более или менее рабочем состоянии.
- Что бы мы ни делали, как бы мы ни старались, они всегда недовольны, не так ли, сэр? - усмехнулся я. - Всегда, на их взгляд, можно было выступить лучше, использовать более разумный подход. Но как же я все-таки уничтожил чертов агрегат?
- Вы протаранили грузовик, который его вез, когда тот спускался с горы. Цистерна полетела в ущелье, загорелась и взорвалась. Вы, судя по всему, успели выпрыгнуть из вашего "форда" до столкновения, но ударились головой о камень и потеряли сознание. Боюсь, вам следует посетить наше ранчо, Эрик. Наши оперативники должны покидать движущийся транспорт без малейшего сотрясения мозга. Вам придется попрактиковаться в этом в учебных условиях.
Ранчо - мерзкое место в Аризоне, куда Мак отправляет нас приходить в себя и восстанавливать форму между заданиями, если нам не удается отговорить его от этого. Сейчас, впрочем, было не время мне заниматься этим. Кроме того, я решил, что с моей стороны было бы недипломатично напоминать, что есть смысл упрекать меня либо в том, что я решил совершить самоубийство на работе, либо за то, что был так неловок, что выжил, но не за то и другое одновременно.
- А что случилось с мистером Су? - спросил я. Глаза Мака чуть сузились.
- Значит, это все же был Су. Мы не получили от вас никакой информации и потому не были осведомлены, что китаец оказался в этом замешан, хотя это можно было вычислить по косвенным сведениям.
- Насколько я понимаю, его поймать не удалось?
- Нет. Когда на место происшествия прибыли полицейские, они обнаружили в каньоне горящий грузовик, а ваш "форд"...
- Это, конечно, пустяк, но машина вообще-то не моя, - перебил я Мака.
- "Форд", за рулем которого вы находились, - продолжал Мак, - от удара развернуло поперек дороги, после чего его ударила патрульная машина, которую искала полиция. Она, похоже, ехала за грузовиком слишком плотно, чтобы избежать столкновения. Полицейский, работавший на этой машине, был найден мертвым на заднем сиденье с пулевой раной. Вы лежали без сознания у обочины. Позже из кабины грузовика извлекли два полуобгоревших трупа. Однако человек, который был за рулем патрульной машины, а также его спутники, если таковые имелись, найдены не были.
- Пожалуй, мистер Су и был тем самым ненайденным пассажиром, - предположил я. - А шофер - высокий, худой, загорелый тип, неплохо знавший эти места. Его звали Джейсон. Мистер Су не из тех, кто любит туристкие прогулки, но этот Джейсон, надо полагать, увел его в безопасное местечко.