Страница 68 из 84
Кальяри рассчитывал, конечно, на больший эффект от своих слов, вплоть до вызова катера обратно и немедленного отъезда. Дожидайся! На лицах Марио и Фернана, уверенных в моей способности договориться с любыми животными, не дрогнул ни один мускул. Отлично.
Я сосредоточился на лошади, на которую Кальяри указал как на вьючную (ночь я потратил на изучение терминологии). В Контакт мы вошли мгновенно. Как она обрадовалась: наконец-то ее кто-то понял. Я спокойно подошел к ней, отвязал уздечку (наверное, это она) от столбика, погладил лошадку по бархатной шее и подвел поближе к Марио, у ног которого лежали наши сумки.
— О! Синьор Энрик, вы умеете обращаться с лошадьми?! — потрясенно воскликнул Кальяри.
— Просто Энрик, без синьора, — ответил я, — сегодня первый раз вижу живую лошадь. Как их навьючивают? Я правильно сказал?
— Правильно, — подтвердил Кальяри и поспешил показать, как это делается.
По-моему, он собирался как следует посмеяться над городскими лохами, но сейчас это желание у него несколько уменьшилось. Продолжим.
Одна из четырех оставшихся лошадей принадлежала Кальяри, и конь своего хозяина боготворил. От этого я не ждал никаких неприятностей. Три коня, предназначенные для нас, напротив, показались мне опасными. Кажется, это называется дурной норов. Справился я с ними так же, как в детстве разобрался со сворой свирепых бродячих псов (первым желанием у тех было разорвать меня на части и пообедать ими). Не вступая в Контакт с каждым в отдельности, я внушил им всем вместе, что я великий и могучий вожак их табуна и меня просто страшно не послушаться. Кони, немного потанцевав около коновязи (нельзя же сдаться просто так), склонили головы, когда я этого потребовал. Вот теперь можно ехать. Жаль, я не предусмотрел эту конную прогулку: взял бы с собой нарезанные яблоки — не пришлось бы прогибать этих красавцев.
Я подошел к лошадям, отвязал их и предложил Марио и Фернану сесть на них верхом.
— Это стремя, — объяснил я, — вдеваешь ногу и садишься так же, как на велосипед.
Когда мы все трое спокойно взгромоздились на лошадей, челюсть у Кальяри отвисла пониже, чем у меня вчера утром, когда проф подарил мне «Феррари». Через пару минут директор справился с удивлением и начал объяснять нам, как надо управлять лошадью.
— Привставайте на стременах и пружиньте в седле в такт, а то вы им холки собьете, — сказал он под конец.
И мы поехали.
— Вы ведь не собирались этого говорить, — заметил я, убедившись, что Марио и Фернан немного отстали и не могут нас слышать. — Я понимаю, вам совершенно не за что хорошо ко мне относиться, но лошади-то в этом не виноваты.
Кальяри опустил голову и покраснел так, что это было видно, несмотря на очень темный загар на его лице. Он несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, и несколько раз не решался этого сделать.
— Говорите, — разрешил я, — за это вас точно не расстреляют.
— Кто тебе сказал, щенок, — начал он с едва сдерживаемой яростью в голосе, — что я этого боюсь?
— Я и не говорил, что боитесь, — примирительно заметил я, — но мне очень не нравится, когда меня называют щенком.
— И что? Бежишь жаловаться папочке или дядюшке?
— Никогда в жизни никому и ни на кого не жаловался, — ответил я. (Запомни это, храбрец!)
Кальяри посмотрел на меня с интересом:
— Похоже, что ты правду говоришь.
— Угу, хотя, может, просто никто не рискует со мной связываться, — задумчиво проговорил я, — можете проверить свою храбрость.
Кальяри расхохотался:
— Прямо сейчас! Твою!
И как-то ускорил ход своей лошади. Дьявольщина, я этого не умею. Впрочем… Дар Контакта меня не покинул: через минуту я уже бросился вслед за своим собеседником. Конь заверил меня, что мы догоним.
Догнали. Пока мы это делали, конь успел объяснить мне, что я делаю неправильно. Я обещал исправиться и старался изо всех сил. Когда лошади шли уже голова к голове, Кальяри притормозил — или как это называется?
— Слушай, ты уверен, что никогда не сидел в седле раньше?
— Ну помню я себя лет с двух и уверен, что ни с какой лошадиной планеты меня не похищали. — Серьезный ответ на риторический вопрос всегда выглядит очень забавно, а мне надо исправлять свои ошибки. — Я обещал не удаляться от своей охраны, — с сожалением добавил я.
— Ладно, подождем.
— Кстати, как зовут этого красавца? — спросил я, поглаживая гриву своего коня.
— Зовут-то его Вулкан, но прозвище у него Злодей — так все и называют.
Услышав ненавистное прозвище, конь встрепенулся. Я успокоил его, похлопывая рукой по шее.
— Больше тебя не будут так называть! — сказал я вслух и мысленно одновременно.
— Как ты собираешься этого добиться? Пожалуешься папочке? — усмехнулся Кальяри.
— У меня свои методы, — серьезно ответил я.
Что же он собирался сказать? И почему не сказал? Боится? Не верит в мои добрые намерения? Конечно. Считает бессмысленным? Может быть. Но это что-то очень важное. Кальяри обожает лошадей, это видно. Почему он решил рискнуть их здоровьем и благополучием? Ради чего? Поиздеваться надо мной? Убедить себя, что он не боится всесильного нового хозяина? Стал бы я рисковать жизнью Геракла или Диоскуров ради какой-нибудь мелкой мести или каверзы? Ни в коем случае!
Кальяри тоже о чем-то задумался.
Обращенные на меня взоры догнавших нас Марио и Фернана были весьма выразительны: «Придушил бы тебя собственными руками», — но вслух охранники ничего не сказали. Я высокомерно проигнорировал эти взгляды, а Кальяри решил успокоить моих нянек:
— Не беспокойтесь! Этот парень с лошади не свалится.
— Я и не думал, что свалится, — огрызнулся Фернан.
Роли у нас такие: Энрик — демократичный аристократ; Марио — свой парень; Фернан — противный служака. Если такой компании не расскажут все тайны прошлого, настоящего и будущего — значит, тайн просто нет. Из распределения ролей ясно, что талантливый актер среди нас только один — Фернан.
Минут двадцать мы ехали молча. Затем Кальяри решил возобновить прервавшийся разговор:
— Щенок тебе не нравится, птенчик нравится, а рыбка, котенок — как?
— Майор Барлетта — лучший летчик на всей Этне, и к тому же это он научил меня летать. Так что имеет право.
— Хм, ну я лучший коннозаводчик на всей Этне, потому что других нет. Научить тебя ездить верхом?
— Вообще-то я на это надеялся. Это серьезное предложение или шутка?
— Зачем тебе на что-то надеяться? Ты можешь просто приказать.
— Я не так глуп, — заверил я Кальяри. — Есть вещи, которые нельзя получить силой.
— Объясни это своему дядюшке! — сказал директор и сразу же пожалел об этом.
Вот оно! Зацепка! Но больше из него ничего не вытрясти.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я (не буду на него давить).
— А?
— Насчет уроков верховой езды.
— Ты уже и так неплохо ездишь.
— Тем лучше для вас — быстрее от меня избавитесь.
— Завтра в пять утра, на манеже, и не опаздывай!
— Спасибо, — искренне сказал я.
Дорожка повернула направо, и мы выехали из сплошного коридора персиковых деревьев.
Кальяри махнул рукой:
— Вот он, наш — точнее, ваш — завод.
Впереди виднелись низкие бетонные здания с длинными узкими окнами вдоль крыши, ограды, зеленые луга. (Траву, наверное, сеют, сама по себе она такой ровной не вырастет.) И надо всем господствовал белый трехэтажный особняк с небольшим портиком, эркерами и полуколоннами.
— Ваш дворец, синьор Энрик, — с горькой иронией произнес Кальяри.
— Э-э, а разве вы в нем не живете? — наивно спросил я.
— Нет, это бывшая вилла синьора Каникатти, — немного удивленно (вроде парень не дурак) ответил директор.
— Ну и что? — еще более наивно (на Джильо, например, никакого отдельного здания для прислуги и охраны не было) добавил я. — Я не вижу больше ни одного подходящего дома.
— Подходящего для кого?
— Для людей. Все это, наверное, конюшни.
— С той стороны есть перестроенная старая конюшня, там мы все и живем.