Страница 303 из 313
* * *
Львов прибыл в Ставку 24 августа. Генерал Корнилов заявил ему, что необходимо учреждение диктатуры при обязательном участии Керенского и что он, Корнилов, готов подчиниться кому укажут.
Вернувшись 26 августа в Петроград, Владимир Львов заявил Керенскому, что Корнилов требует себе всю верховную власть — как военную, так и гражданскую, что он не верит Керенскому и Савинкову и не ручается за их жизнь. Испуг Керенского был велик. Но он не заслонил расчета, вдруг вставшего перед ним: опираясь на все силы революционной демократии, от Савинкова до Ленина включительно, раздавить обнаружившийся генеральский заговор и этим раз навсегда избавиться от опасного соперника. Интересы государства всегда были у Керенского на третьем плане (после личных и партийных). Сейчас они окончательно перестали для него существовать.
Керенский вызвал Корнилова по прямому проводу и спросил его, верно ли то, что передал ему Львов, нарочно не поясняя, что именно сказал Львов. Далекий от мысли о провокации, генерал Корнилов лаконически ответил, что правда, не догадавшись ни расспросить Керенского, ни повторить вкратце содержания своей беседы со Львовым. Тогда Керенский приказал Корнилову сложить с себя звание Верховного главнокомандующего. Ошеломленный Корнилов отказался сойти со своего ответственнейшего поста. Сношения Петрограда с Могилевом были прерваны.
27 августа вся Россия была потрясена манифестом Временного правительства, объявившего генерала Корнилова вне закона. В этом манифесте Керенский назвал героя Карпат изменником… Когда в июле ему были представлены доказательства службы большевиков у германского командования, то Керенский Ленина изменником не называл. Любопытнее всего, что из революционной общественности громче всех об измене Родине кричал министр земледелия Либерман — по псевдониму Виктор Чернов, активный деятель Циммервальдского съезда пораженцев в 1915 году, тот самый, от которого Керенский на совещании 3 августа предостерегал Корнилова. Чернов уже третий год занимал штатную и хорошо оплачиваемую должность в германской разведке, и тайны это ни для кого не составляло. Керенский называл Чернова товарищем, а Корнилова — изменником…
Корнилов не остался в долгу, заклеймив в своем воззвании все Временное правительство немецкими наемниками. Генерал Деникин считает это воззвание ошибкой, так как из всего состава Временного правительства один Чернов мог по справедливости считаться немецким наемником. Враждебно к Корнилову относились только Керенский, Чернов и Некрасов. Остальных Корнилову не следовало от себя отталкивать. В этом утверждении генерала Деникина нельзя не видеть чрезмерного его уважения к общественности.
Керенский приказал военачальникам не подчиняться мятежному Верховному, а войскам не повиноваться начальникам. Он амнистировал арестованных большевиков, призвав их к совместной защите завоеваний революции, и приказал раздать оружие революционному петроградскому пролетариату.
Пока Керенский организовывал и вооружал большевиков, Корнилов бездействовал в Ставке. Ему надо было стать во главе шедшего на Петроград III конного корпуса и лично возглавить спасительную контрреволюцию. Вместо этого он оставался в Могилеве, застигнутый провокацией врасплох. Его полувоенное-полукомиссарское окружение изменило ему и покинуло его.
Конница Крымова разбросалась от Пскова до Луги, дойдя передовыми своими частями до этого города. Два слова корниловцы идут! преобразили весь распущенный тыл Северного фронта. В частях, давно вышедших из повиновения, сама собой и мгновенно воцарилась аракчеевская дисциплина.
Однако генерал Крымов не сумел воспользоваться столь благоприятно складывавшейся обстановкой. Не получая из Ставки никаких указаний, никакой ориентировки, подобно Корнилову ошеломленный неожиданной провокацией правительства, он задержал 29 августа свои войска у Луги, а сам отправился для выяснения обстановки в Петроград. Там он был предательски убит. По одной версии Крымов был застрелен адъютантами Керенского, по другой — застрелился сам. Выяснено только, что он сразу не был убит и что Керенский запретил перевязку истекавшего кровью генерала. Заступивший его место князь Багратион-Мухранский по приказу Временного правительства отвел III конный корпус в район Псков — Великие Луки. Гидра контрреволюции была побеждена. Армия вновь погрузилась в анархию, чтобы больше из нее не выходить…
1 сентября Керенский торжественно провозгласил Россию демократической республикой, а себя самого Верховным главнокомандующим сухопутными и морскими силами этой демократической республики. Начальником штаба Верховного главнокомандующего был назначен небрезгливый генерал Алексеев, а военным министром — честолюбивый и беспринципный младотурок — полковник Верховский. Полу корниловцу Савинкову Керенский больше не доверял.
Первым и единственным мероприятием Керенского как Верховного главнокомандующего была расправа с крамольными генералами. Прибывший в Ставку генерал Алексеев именем Керенского арестовал генералов Корнилова и Лукомского. Одновременно были арестованы открыто солидаризировавшиеся с Корниловым главнокомандовавший Юго-Западным фронтом генерал Деникин, его начальник штаба генерал Марков и командовавший Особой армией генерал Эрдели. Арестованные военачальники были заключены в Быховскую тюрьму. Алексееву удалось настоять на охране заключенных преданными Корнилову текинцами. Корнилов и его сподвижники были спасены этим от самосуда озверелой черни.
Председательствование во Временном правительстве и выступления в новосозданной говорильне — так называемом предпарламенте отнимали все время Керенского и делали его главнокомандование сухопутным и морским бессилием российской демократической республики чисто номинальным. Сознавший всю неловкость своего положения генерал Алексеев оставался в Ставке всего несколько дней и ушел. Начальником штаба и фактическим Верховным главнокомандующим был назначен новый начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Духонин, а генерал-квартирмейстером генерал Дитерихс — оба доблестные боевые начальники и талантливые офицеры Генерального штаба. Однако проявить свои дарования на этом посту им уже не пришлось. Армия превратилась в толпу_
* * *
Выступление Корнилова было последней попыткой предотвратить крушение великой страны.
Удайся оно, Россию, конечно, ожидали бы еще потрясения. Прежде всего немцы попытались бы утвердить своего Ленина штыками, и нашим неокрепшим еще армиям пришлось бы в сентябре — октябре выдержать жестокий натиск и отступить в глубь страны. Затем надо было считаться с тем, что за шесть месяцев керенщины анархия успела беспрепятственно пустить глубокие корни в народную толщу. При всех своих достоинствах героя Корнилов не был государственным человеком и правителем. Его убогое окружение было только немногим выше Временного правительства. Выздоровление России было бы долгим и тяжелым. Но она осталась бы Россией…
Оставшись в Могилеве и не возглавив лично шедшие на Петроград войска, Корнилов совершил роковую ошибку. Некоторым оправданием для него была полная неожиданность провокации. Пассивность Верховного предрешила неудачу спасительной контрреволюции.
Провокаторская работа Вл. Львова очевидна. Как низко ни расценивать его умственные способности, нельзя предположить, что он только напутал, передав Керенскому прямо противоположное тому, что говорил ему Корнилов. Львов, сразу после октябрьского переворота примкнувший к большевикам, был, по-видимому, уже в августе их сотрудником.
Во всяком случае, Керенский поверил Львову, потому что хотел ему поверить. Разговор Керенского по прямому проводу с Корниловым выдает его с головой. Его вопрос, правда ли то, что сказал Львов, без пояснения, что же именно сказал Львов, можно считать непревзойденным образцом провокаторского мастерства.
Трагически сложившаяся обстановка потребовала от главы Временного правительства выбора между Корниловым и Лениным. И Керенский выбрал Ленина. Выбор этот был для Керенского естественным. Воспитанный на культе революции и преклонения перед светлыми личностями, Керенский был человек своей среды упадочников.