Страница 47 из 48
Как бы там ни было, прошло еще недели две, пока я как-то вечером не отправился в ресторан, куда мы с Лу ходили в первый день нашего знакомства. В хорошем стокгольмском ресторане - даже с музыкой и танцами - никогда не шумно. Не знаю уж, как им это удается, но шведы, набившись в зал до отказа, могут есть, пить, разговаривать, смеяться, извергая при этом значительно меньше децибелов, чем такое "же количество американцев. Я это говорю не в плане рассуждении о своей родине. Это просто констатация факта.
Сидя за двухместным столиком у стены и не ожидая ничего из ряда вон выходящего, я воспользовался этим тихим местом, чтобы спокойно перечитать только что полученное мною письмо. Поэтому, услышав над головой свое имя, я вздрогнул от неожиданности. Я сразу, конечно, узнал странный, чуть хрипловатый, низкий голос. Такой голос невозможно забыть. Я вскочил на ноги. Она стояла с метрдотелем, который, Увидев, что ее узнали, поклонился и ушел.
- Привет, Мэтт! - сказала она.
- Привет, Лу.
Она почти не изменилась. У нее по-прежнему были короткие волосы. Впрочем, прошло не так уж много времени, чтобы они успели отрасти. На ней было новое платье, темно-синее, с длинной юбкой и стоячим, довольно высоким воротничком. Ее наряд походил на те строгие платья на пуговках, которые носят девушки-работницы, хотя и был пошит из очень дорогого материала. Когда она садилась, платье приятно зашуршало. Я тоже сел. Мы долго смотрели друг на друга и молчали.
- Мне нужно было все обдумать, Мэтт, - сказала она вдруг без всякого предисловия. - Мне надо было свыкнуться с мыслью, что Хэл все-таки умер.
- А ты не знала?
- Я... я не была уверена. Я это подозревала, конечно, в противном случае я бы ни за что не решилась обратиться к американскому агенту за помощью, но бывают такие моменты... Вот, например, сразу же после ареста Каселиуса, когда все вдруг пошло вкривь и вкось. Вдруг я решила, что Хэл мертв и что я сделала ставку на его жизнь и проиграла. Конечно, я никому никогда не говорила, даже Веллингтону, о своих сомнениях - что Хэл умер. Если бы произошла утечка, если бы Каселиус что-то узнал, он бы понял, что я веду с ним двойную игру.
Старая песня! Но это все уже было в прошлом. Она махнула рукой.
- Что это за письмо, можно спросить?
- От моей жены. От бывшей жены, я бы сказал. Это официальное послание. Она встретила хорошего человека, он владелец ранчо и обожает детей. Они его тоже любят. Или им нравятся его лошади. Мальчики, во всяком случае, всегда с ума сходили по верховой езде. Мне можно не беспокоиться об алиментах, оговоренных решением суда. Я могу уплатить их в удобное для меня время, и она отложит их для обучения детей в колледже. Она не требует для себя никакой денежной компенсации. У нее все хорошо, и она надеется, что и у меня тоже все в порядке. "Искренне твоя. Бет". - Я скроил гримасу и отложил письмо. - "Искренне твоя". Что ж, она всегда отличалась искренностью.
- Не надо, Мэтт, - покачала головой Лу.
- Знаю. Зачем злословить! Она старается быть со мной милой, насколько это ей удается. Нет, правда, она ужасно милый человек, и я отстегаю этого ранчеро его же собственной уздечкой, если он будет ее обижать... - я осекся и, помолчав, добавил: - Наверное, мне не следовало бы упоминать о намерении кого-то отдубасить. А то кто-нибудь подумает, что я и впрямь это сделаю.
Она посмотрела на свои руки и ничего не сказала. Я стал озираться в поисках официанта - и он тотчас вырос за моей спиной. В этой стране официанты не заставляют себя долго ждать.
Я заказал выпивку.
- Ты хочешь сухой мартини? - удивилась она. - Я же предупреждала тебя о качестве местного джина.
- Если я от него загнусь, то лучшего способа умереть и не придумаешь. - Потом я опять замолк. Что-то тема телесных повреждений и смерти возникала в нашем разговоре слишком часто.
Наконец она спросила:
- А что произошло после моего отъезда из Кируны?
- Развернулась операция прикрытия по всем правилам идиотизма. Ты что, не читала газет? Ты оказалась богатой американкой, которую похитили международные гангстеры с целью получения выкупа, Элин была отважной шведской девушкой, игравшей роль моего провожатого, а я пытался тебя вызволить. Кто я, не вполне ясно. Слово "шпионаж" не было упомянуто, о фотосъемках не сказано ни слова, а некая великая держава, расположенная к востоку от Швеции, к данному происшествию не имела никакого отношения. - Я бросил на нее взгляд. - У меня для тебя сюрприз. Твою статью опубликуют - с моими фотографиями.
- Как это тебе удалось? - изумилась она.
- После того, как в местной полиции проявили пленки и уничтожили все кадры, представляющие хотя бы отдаленный интерес для потенциального противника, они разрешили мне взять жалкие остатки. Ты же помнишь, мы отсняли кучу пленок, и к тому же я время от времени снимал понравившиеся мне виды - пока ты отвлекалась... Ну и вот, просмотрев материал, я понял, что там можно кое-что выбрать. Статья выйдет в ближайшем номере, и редактору грех было бы жаловаться - вот он и предложил мне поработать с тобой вместе над новой статьей в таком же духе. - Я взглянул на нее. - Ну что скажешь - поработаем?
- Ну... - ответила она после минутного замешательства, - это звучит заманчиво, Мэтт...
На ужин нам подали рыбу. Здесь не умеют готовить мясо, может быть, по той причине, что у них нет стоящего исходного материала, но зато они способны взять любое водоплавающее существо и устроить праздник гурмана. Потом я поймал такси и довез ее до отеля. На этот раз мы с ней остановились в разных отелях. Когда мы дошли до двери ее номера, она не стала долго раздумывать. Она просто вошла, оставив дверь открытой - для меня. Я тоже вошел и закрыл за собой дверь. Она бросила на кресло перчатки и сумочку. Платье приятно зашелестело, когда она повернулась ко мне.
- Как оно чудно шуршит, - сказал я, указывая ладонью на платье.
- Ну, наконец-то ты заметил! - Потом в ее глазах вспыхнул шаловливый огонек, зажегший во мне надежду.
- Оно не очень дорогое, - промурлыкала она. - Можешь разорвать, если хочешь.
- Сцена изнасилования в Кируне - нервных просим не смотреть, - сухо заметил я. - Я теперь до конца своих дней не отмоюсь, да?
Она молчала, улыбалась, ждала. Говорить было нечего. Я шагнул к ней, не зная толком, что же теперь делать. Я чувствовал себя как подросток на первом свидании. Я стал расстегивать крючки на ее платье, начав с самого верхнего. Потом вдруг она оказалась в моих объятиях, как то и должно было случиться, и все вроде бы шло как по маслу, все было просто великолепно, а потом все вдруг кончилось - и уже совершенно безнадежно.
Она издала сдавленный всхлип. Я отпустил ее и отступил на шаг.
- Прости, Мэтт, - прошептала она. - Мне ужасно неловко. Вот почему... Мне казалось, что, если я немного отвлекусь... казалось, я могу забыть...
- Я понимаю, детка.
- Тот человек со сломанной шеей в кустах у дороги, - шептала она. - И еще один у хижины с пулей в спине. В спине, Мэтт!
- Да. В спине. Так уж получилось, что он не туда смотрел.
Она резко помотала головой.
- И сам Каселиус... Я ненавидела его, как никого в жизни. Но он же сдался, Мэтт. Он же поднял руки вверх.
- В детстве я знал одного парня, который любил кидать в ребят камнями и обзывал всех ужасно обидными кличками, но стоило тебе врезать ему как следует, он начинал молить о пощаде. Так ему удавалось избегать синяков и шишек.
Она снова упрямо замотала головой. Тогда я сказал:
- Работа у меня такая, Лу. Мне надо было выполнить задание, вне зависимости от того, куда он девал свои руки. Я не мог допустить, чтобы какому-нибудь бедняге пришлось начинать опять все сначала.
- Знаю, - прошептала она. - Знаю. И знаю, что он хотел убить и тебя и меня, и что ты меня спас, но все же...
- Да, - сказал я, протянул руку и застегнул все крючки на ее платье. - Ну вот. Не бери в голову, детка. В местной больнице есть парень по фамилии Веллингтон - ты, может быть, помнишь. Он в гипсе, и у него все болит. Не сомневаюсь, что он нуждается в сочувствии. Сходи проведай его. У вас двоих масса общего. Он тоже считает меня мерзавцем.