Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 48

Я внимательно осмотрел свой револьвер, поскольку понял, что пришло время постоянно иметь его при себе. Потом я поехал в больницу проведать своего компатриота. Я с превеликим трудом пробился сквозь оборонительные рубежи, но в конце концов меня все же провели в палату к Веллингтону. Он уже был зашит, в гипсе и перебинтован. Когда я затворил за собой дверь, он открыл глаза.

- Ах ты, паскуда! - прошептал он.

Я почувствовал себя куда лучше. Стало совершенно ясно, что он отделался легким испугом. Это был все тот же малоприятный забияка и грубиян. А я-то боялся, что он сказанет что-нибудь такое, что заставит меня сгорать от стыда.

- Ты же прекрасно знал, что они там засели, - шептал он.

Я пожал плечами.

- Такая вероятность была. Ты и сам должен был подумать своей головой. А теперь-то чего обижаться? Ты же, парень, готов был сдохнуть - только бы не просить у меня помощи, не забыл? Мне что, надо было водить тебя за ручку и отговаривать превращаться в живую мишень, стоя у раскрытых окон?

Мы долго смотрели друг на друга, потом он слабо усмехнулся.

- Ладно. Ладно, по крайней мере, ты хоть остался верен себе, паскуда. Если бы ты пришел и начал хныкать, что ты бы отдал все что угодно, ну просто все что угодно, лишь бы оказаться на моем месте, я бы плюнул тебе в рожу! - Он прикрыл глаза, потом снова открыл их. - Слушай, найди мое пальто, а?

Поиски пальто заняли немало времени, но, в конце концов, его обнаружили в комнате сданных вещей и отдали мне. Я принес пальто ему в палату и положил н кровать.

- Дверь закрыта? - прошептал он.

- Закрыта.

- В шве. Спереди справа. Воспользуйся ножом. Это чертово пальто уже все равно ни к черту не годно.

Я достал свой нож, вспорол шов, нашел под подкладкой маленький рулончик бумаги и отдал ему.

- Черт, для меня это китайская грамота, - заявил он сердито. - Нечего махать у меня перед глазами. Если тебе это что-нибудь скажет, буду очень рад.

Я развернул рулончик и сразу узнал шифр. Я взглянул на Веллингтона, но он уже закрыл глаза. Я отнес листок к столу в углу палаты и стал расшифровывать сообщение. Там стоял мой кодовый номер и код связника, который мне был незнаком, потому что сообщение пришло не через Вэнса: он уже больше не был моим связным. Сообщение было из Вашингтона. Текст гласил:

"ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ ИНСТРУКЦИИ В СИЛЕ, ИЗМЕНЕНИЯ ОТМЕНЯЮТСЯ. БЕРИ ЕГО. МАК".

Я достал спички, сжег листочек и вернулся к кровати, Веллингтон недовольно сморщил нос.

- Перед тем как провонять всю комнату, надо спрашивать разрешения, - прошептал он.

- Кто бы говорил!

- Ну, доволен! Ты сможешь его найти?

- Мне не надо его искать, - сказал я. - Он сам меня найдет. У меня есть кое-что, что ему очень нужно.

Из-под бинта на лице Веллингтона показалась кривая улыбка.

- Ага. Я так и решил. Я догадался, пока валялся тут. Ты, эти чертовы пленки... Ты не мог его и пальцем тронуть. У тебя не было приказа. Приказ был у меня. И ты все засветил, чтобы никто не понял, что там было, а сам сохранил настоящие, чтобы, когда наступит время, использовать их как приманку.

- Я внимательно тебя слушаю. Мне кажется, раньше ты меня обвинял в том, что я это все сделал, чтобы досадить тебе. Я жду извинений.

- Мне бы надо было опять натравить на тебя Гранквиста, хитрец ты хренов!

Я долго смотрел на него. Этот распластавшийся на больничной койке парень не казался мне теперь таким мерзким.

- Я могу для тебя что-нибудь сделать?

- Да. Добудь Каселиуса. И проваливай. Я спать хочу.

Вернувшись в отель, я увидел девушку у стойки портье. На сей раз я сразу узнал узкие клетчатые брюки. Раз увидев такие брюки, их уже невозможно забыть. Ее волосы по-прежнему были аккуратно зачесаны назад и собраны в пучок на затылке, как и вчера вечером. У нее был изумительный профиль. Это я успел заметить, пока она не почувствовала моего присутствия и не обернулась. Я подумал, что как-нибудь надо будет придумать повод и сфотографировать ее - как-нибудь, когда моя голова не будет забита никакими делами и я смогу опять сосредоточиться на такой простой вещи, как красота и истина. А сейчас она была досадной помехой.

- Доброе утро, кузина Элин.

- Утро было добрым, - ответила она. - Но уже день. Я вас ищу. Я собралась на прогулку, чтобы поснимать на цветную пленку - в это время года такая красивая листва. Но у меня что-то заело аппарат. Затвор барахлит. Вот я и подумала: может, вы сумеете мне...

Трудно было осознать, что кто-то по-прежнему живет обычной нормальной жизнью, и хорошенькие девушки по-прежнему ходят на прогулки, чтобы сделать десяток цветных слайдов и потом долгими зимними вечерами мучить скучными просмотрами своих родственников и друзей.

- Я посмотрю ваш аппарат, - ответил я. - Давайте поднимемся ко мне в номер. У меня там есть кое-какие инструменты и запасные детали.

Она отдала мне свой фотоаппарат, и мы пошли наверх. Это был небольшой 35-миллиметровый "цейсс" в кожаном футляре с клапаном на кнопке спереди, похожем на откидное сиденье допотопного секретера. Когда видишь парня с такой штукой в руках, не стоит спрашивать его, для какого журнала он работает. Будь он профессионалом, он не стал бы запаковывать свой инструмент в такое количество кожи. Я отпер дверь, впустил Элин, вошел следом, закрыл дверь и повел ее к ближайшему столику.

- Я думаю, вы повредили перфорацию на пленке, - сказал я. - То есть зубчикам на вале перемотки не за что зацепиться и пленка не перекручивается, когда вы взводите затвор. Я сейчас посмотрю у себя, может быть, там есть...

Я замолчал. Она подошла ко мне сзади - чтобы, как я подумал, заглянуть мне через плечо, - но штука, которая ткнулась мне в ребра, была твердой, и я сразу понял, что это, хотя и не поверил.

- Не двигайтесь, - сказала она напряженным голосом. - Не двигайтесь, или я выстрелю. Вы знаете, что нам надо. Где?

Глава 26

Там, где я во время войны проходил учебный курс, у нас был предмет под названием то ли "готовность", то ли "бдительность", то ли еще что-то вроде этого. С тех пор его изъяли из учебных программ. Полагаю, для мирного времени предмет был слишком сложным и грубым. Курсанты во время практических занятий иногда получали травмы. Когда я недавно проходил курс переподготовки, нам просто прочитали пару вдохновляющих лекций на эту тему.

В военное время практические занятия проходили следующим образом: ты шел как ни в чем не бывало по территории школы или пил пиво в столовке и вполне по-приятельски болтал с инструктором о том о сем. И вдруг, не переставая улыбаться, и похлопывая тебя по плечу, и говоря, какой же ты отличный парень - каких мало среди его учеников, он выхватывал незаряженный пистолет и тыкал тебе стволом под ребра. По крайней мере, хотелось надеяться, что пистолет не заряжен. Там никогда ничего нельзя было знать наверняка. Это, кстати, мог быть совсем и не инструктор, а твой приятель, с которым ты не раз пил, или симпатичная девчонка, с которой ты только что познакомился в столовке. Надо было как-то реагировать, и очень быстро, даже если бы это был сам Мак. Если же ты начинал выступать, то сразу можно было считать, что завалил экзамен...

Она допустила две ошибки. Их обычно делает любой неопытный человек, которому в руки попало оружие: она подошла ко мне слишком близко - зачем вообще пользоваться пистолетом, если действуешь в радиусе действия ножа? - раз. И два - она направила пистолет на человека, которого убивать не собиралась. Ведь ей нужны были только пленки. Будучи трупом, я бы не сумел помочь ей в поисках. Не скажу, что я все это сразу же обдумал во всех деталях. Просто иногда, так сказать, интуитивно чувствуешь благоприятную погоду: есть у тебя шанс или нет?

Времени на то, чтобы выронить аппарат из рук, v меня ушло не больше, чем обычно требуется в такой ситуации. Затем различные предметы мебели, фотоаппарат и пистолет разлетелись в разные стороны. Элин фон Хоффман переломилась пополам, схватившись за то место, куда я вонзил ей сложенные вместе негнущиеся пальцы, точно лезвие кинжала. Я сдержался как раз вовремя, чтобы не нанести ей машинально заученный резкий удар ребром ладони по шее, которому было суждено сразу положить конец этим гимнастическим упражнениям.