Неугомонная

— Мы получили ваше заявление на перевод в Лондон. Резолюция — положительная.

— Ох, как хорошо. — Сердце у Евы забилось сильнее от радости: теперь что-нибудь произойдет. Она почувствовала, что ее жизнь снова обретает новое направление, однако постаралась сохранить на лице бесстрастное выражение.

Комо сообщил Еве, что новая группа, состоящая из пяти «молодых женщин» из министерств в Оттаве, отправляется восемнадцатого января из Сент-Джона в Гурок, это в Шотландии.

— Я так рада, — сказала Ева, подумав, что ей нужно было как-то прокомментировать полученное известие. — Это так важно для меня…

— Если, конечно… — перебил ее Комо, пытаясь изобразить веселую улыбку, но у него это не получилось.

— Если, конечно, что? — спросила она тоном более резким и грубым, чем хотела.

— Если, конечно, нам не удастся уговорить вас остаться. Вы здесь так хорошо освоились. Нам очень нравятся ваше старание и способности. Мы обсуждали возможность вашего повышения, мисс Аттердайн.

Ева ответила, что польщена, что на самом деле это предложение удивило и поразило ее, но, к сожалению, ее решение окончательное. Она осторожно намекнула на свой неудачный опыт в Британской Колумбии, на то, что воспоминания об этом теперь преследуют ее повсюду, и она хочет просто вернуться домой, к своему овдовевшему отцу. Последнюю новую подробность своей биографии Ева придумала буквально на ходу.

Господин Комо слушал, сочувственно кивая головой, говорил, что все понимает, и даже признался, что он тоже вдовец, поскольку госпожа Комо умерла два года назад, и что ему самому прекрасно известно то состояние одиночества, которое испытывает ее родитель. Теперь Еве стало ясно, откуда взялась его меланхолия.

— Но подумайте еще раз, мисс Аттердайн, — сказал он. — Эти переходы через Атлантику очень опасны, рискованны. Лондон все еще бомбят. Не лучше ли остаться здесь, в Оттаве?

— Полагаю, отец очень ждет моего возвращения, — возразила Ева. — Но спасибо вам за участие.

Комо поднялся со стула и подошел к окну. Мелкий дождик стучал в стекло, и хозяин кабинета водил указательным пальцем вслед извивавшимся по стеклу каплям. И Ева моментально почувствовала себя в Остенде: вот она стоит в кабинете Ромера на следующий день после Пренсло. У нее закружилась голова. Сколько раз на дню она вспоминала Лукаса Ромера? Ева думала о нем осознанно и умышленно, прикидывала, как он организует ее поиск, размышляла, как он думает о ней, соображая, где она и как ее отыскать. Но в такие вот случайные моменты, когда воспоминания накатывали на нее волной, Ева терялась от неожиданности.

Комо что-то сказал ей.

— Извините?

— Мне интересно было бы знать, есть ли у вас какие-нибудь планы на рождественские каникулы? — застенчиво спросил он.

— Да, я проведу их с друзьями, — моментально ответила Ева.

— Видите ли, я собираюсь к своему брату, — продолжил господин Комо, как будто не слыша ее. — У него собственный дом недалеко от Норд-Бэя, на озере.

— Все это великолепно, но, к сожалению…

Комо продолжал настаивать на своем приглашении, не взирая на все Евины возражения.

— У него трое сыновей, один из них женат, очень хорошая семья, энергичные дружелюбные молодые люди. Мне бы хотелось пригласить вас присоединиться к нам на денек-другой, в качестве моей гостьи. Все свободно и непринужденно — костер, рыбалка на озере, домашняя пища.

— Вы так добры, господин Комо, — сказала Ева, — но я уже обо всем договорилась со своими друзьями. Было бы очень неудобно отказывать им, когда до праздника осталось уже так мало времени. — И она изобразила расстроенную улыбку, как бы сожалея, что отказывает ему.

Господин Комо снова стал грустным. Ева поняла, что он очень надеялся. Одинокая англичанка, работающая в машинописном бюро, приглянулась ему своей привлекательностью, привычкой к тихой, незаметной жизни. Ей было понятно, что ее перевод в Лондон всколыхнул его, подвинул его на решительные действия.

— Да, ну конечно, — сказал Комо. — Возможно, мне следовало пригласить вас заранее. — Он развел руками с несчастным видом, и Еве стало его жалко. — Но я и представить себе не мог, что вы покинете нас так скоро.

Тремя днями позже Ева заметила эту машину во второй раз. Мшисто-зеленый «форд» 1938 года выпуска был припаркован у дома Пеппердайнов. До этого он стоял у дома мисс Нокс, и Ева знала, что эта машина не принадлежала ни мисс Нокс (пожилой старой деве, державшей трех терьеров), ни семейству Пеппердайн. Она быстро прошла мимо автомобиля, заглянув внутрь. На пассажирском сиденье лежали газета и карта, в дверном кармане со стороны водителя — что-то напоминавшее термос. «Термос, — подумала Ева. — Кто-то проводит много времени в машине».

Двумя часами позже она вышла «прогуляться». Машины уже не было.

Этой ночью Ева думала долго и напряженно, с самого начала убеждая себя в том, что если она увидит эту машину в третий раз, то нужно будет переезжать. Но она понимала, что неправа; еще в Лайне ее учили: при возникновении аномалии реагируй на нее немедленно. Это было правилом — правилом Ромера. Если она увидит машину в третий раз, то тогда, возможно, будет слишком поздно, во всяком случае, для нее. Той же ночью Ева упаковала свои нехитрые пожитки и оглядела из мансардного окошка дома напротив, чтобы убедиться, нет ли там еще засады от БЦКБ. Она вынесла свои вещи к двери, поразившись, как мало они весили, как мало было у нее имущества. В ту ночь она не спала.

Утром Ева сказала супругам Ричмонд, что ей необходимо срочно уехать по семейным обстоятельствам и что она возвращается в Ванкувер. Они сожалели, что она уезжает, и попросили не обижаться, поскольку, вероятно, не смогут вернуть ей остаток месячной платы за проживание, которую она внесла вперед. Ева сказала, что все понимает, и попросила извинения за неудобства, которые она причинила.

— Кстати, — спросила она, задержавшись в дверях, — мне никто не оставлял никаких записок?

Супруги посмотрели друг на друга, беззвучно проконсультировавшись, прежде чем госпожа Ричмонд ответила:

— Записок? Да вроде нет. Нет, моя дорогая.

— Никто не заходил ко мне?

Господин Ричмонд хихикнул.

— Один молодой человек заходил вчера, спрашивал, нельзя ли ему снять у нас комнату. Мы сказали, что здесь живут только девушки — он, как мне показалось, очень удивился.

Ева подумала, что, возможно, в этом и не было ничего такого, просто совпадение, но ей вдруг захотелось поскорее убраться с Брэдли-стрит.

— Если кто-нибудь вдруг позвонит, то скажите, что я вернулась в Ванкувер.

Ева вышла из дома и, вместо того чтобы как обычно повернуть направо, свернула налево и быстрым шагом прошла извилистую крученую милю до другой автобусной остановки.

Она поселилась в гостинице «Франклин» на Банк-стрит, одном из самых больших, функциональных и современных зданий, в котором имелось более трехсот номеров, оборудованных по всем правилам противопожарной безопасности, с душем и телефоном, однако в этом отеле не было ни ресторана, ни кафе. Тем не менее, даже при том, что ее одноместный номер стоил три доллара в сутки, Ева поняла, что очень скоро останется без денег. Без сомнения, в Оттаве можно найти и более дешевые гостиницы или же просто жилье, сдаваемое в наем, но ей требовались безопасность и анонимность большого центрального отеля. До отъезда в Англию оставалось чуть более трех недель, и это время Еве нужно было где-то переждать.

Комната ее была небольшой, простой и находилась на седьмом этаже. В просвете между зданиями напротив были видны широкое зеленое пространство Выставки и поворот реки Ридо. Ева распаковала вещи и повесила свою немногочисленную одежду в шкаф. В этом вынужденном переезде был и свой плюс: теперь, по крайней мере, она могла ходить на работу пешком, экономя на автобусных билетах.

Ева все еще продолжала размышлять над тем, правильно ли она сделала, переехав в гостиницу, не слишком ли она нервничала, и не был ли столь неожиданный отъезд из пансиона Ричмондов сигналом уже сам по себе… Незнакомая машина на окраине — что здесь такого особенного? Но Ева напомнила себе, что выбрала Брэдли-стрит и пансион Ричмондов именно потому, что в том месте, где он находился, легко было заметить все необычное. На Брэдли-стрит не только все всех знали, но и были в курсе, чем кто занимался — такой это был район. И что это, интересно, за молодой человек, который не смог прочесть надпись «Только для дам» на вывеске пансиона? Невнимательный путешественник? Явно не полицейский, поскольку полицейский просто представился бы и попросил журнал регистрации. Может быть, это кто-нибудь из БЦКБ, кому было приказано проверить все гостиницы и пансионы в Оттаве? Но почему именно в Оттаве, почему не в Торонто? Как мог кто-нибудь догадаться или вычислить, что она в Оттаве? Вопросы продолжали накапливаться, изводя Еву, забирая у нее энергию. Она пошла на работу как обычно, весь день печатала письма и документы в машинописном бюро, а потом возвратилась в свой номер. Она почти не соприкасалась с городом. Она покупала бутерброды по пути с работы, а потом сидела в своей комнате с видом на Выставку и реку Ридо и слушала радио, дожидаясь Рождества и нового 1942 года.