Страница 27 из 31
Глава двенадцатая
Схватка со льдом продолжается
Чтобы рассказать все происшествия, выпавшие на долю «Рузвельта» по пути на север, надо было бы написать целую книгу. Мы либо боролись со льдом, либо увертывались от него, либо, что еще хуже, укрывались в какой-нибудь бухточке и ждали, когда можно будет возобновить борьбу. В воскресенье, на шестой день после выхода из Эта, во льдах было достаточно разводьев, и мы до часу дня успешно продвигались вперед, но, приближаясь к бухте Линкольн, были остановлены паковым льдом. При помощи троса мы закрепили судно у большого ледяного поля, простиравшегося мили на две к северу и на несколько миль к востоку. Приливное течение, устремляясь на север, несло с собой мелкие льдины; «Рузвельт» покоился в своего рода озере. Пока мы стояли на месте, кто-то заметил вдали на льдине, у которой мы ошвартовались, какой-то черный предмет, и доктор Гудсел, Боруп и два эскимоса отправились на разведку. Хождение по льду всегда сопряжено с опасностью – во льду обычно полно трещин, причем бывают очень широкие, а в этот день трещины к тому же припорошило недавно выпавшим снегом. Перепрыгивая через разводье, разведчики чуть не утонули; подойдя к черному предмету на расстояние выстрела, они увидели, что это всего-навсего большая каменная глыба.
Прежде чем Гудсел, Боруп и эскимосы вернулись, лед вокруг судна стал смыкаться, и, как только они поднялись на борт, мы выбрали трос, и «Рузвельт» начал дрейфовать на юг вместе со льдом. В эту ночь лед был такой сплоченный, что пришлось завалить лодки за шлюпбалки на палубу, чтобы защитить их от торосов, которые временами подступали к самым поручням. В конце концов капитану удалось ввести корабль в другое небольшое озерко к юго-востоку от нашей прежней стоянки, и мы оставались там несколько часов, двигаясь под парами то вперед, то назад, чтобы разводье не замерзло.
Около 11 часов ночи, несмотря на все наши усилия, лед вокруг «Рузвельта» снова сомкнулся. Однако я заметил небольшую полынью к юго-востоку, которая вела к другому разводью побольше, и приказал пробиваться к ней таранными ударами. Введя нос корабля в полынью и расталкивая лед попеременно то вправо, то влево, мы сумели расширить проход к полосе чистой воды за нею.
В 4 часа утра «Рузвельт» снова пошел на север, пробиваясь сквозь разреженный лед, и около 9 утра снова был остановлен льдом, чуть пройдя за устье реки Шелтер. Тут мы взяли к берегу и приткнули нос судна к большому ледяному полю, чтобы не быть затертыми или снесенными к югу паковым льдом, который теперь быстро дрейфовал под воздействием прилива.
После ужина Макмиллан, Боруп, доктор Гудсел и два эскимоса отправились на берег по ледяному зажору с намерением поохотиться на какую-нибудь дичь; но прежде чем они достигли берега, начались такие сильные подвижки льда, что я счел путешествие слишком опасным для неопытных людей. Был дан свисток – сигнал вернуться, и охотники тронулись обратно по уже пришедшему в движение льду. Им очень мешали ружья; к счастью, они захватили с собой багры, без которых им едва ли удалось бы вернуться назад.
Используя багры в качестве шестов, они перепрыгивали с льдины на льдину, если разводья были не слишком широки. В противном случае они пересекали открытую воду на льдинах, отталкиваясь и подтягиваясь баграми.
Первым поскользнулся на краю льдины доктор и сразу же по пояс ушел в ледяную воду, но Боруп быстро вытащил его.
Во льдах пролива Робсон
Потом поскользнулся Боруп и тоже провалился в воду по пояс, но тут же выскочил.
Тем временем лед вокруг «Рузвельта» разошелся, и между людьми и судном образовалась широкая полоса воды, но мы подогнали корабль к большой льдине и забрали их на борт. Они тотчас же переоделись во все сухое и уже через несколько минут со смехом рассказывали о своем похождении заинтересованным слушателям.
Человеку, который не способен посмеяться над купанием в ледяной воде или принять как должное опасный переход по движущемуся льду, не место в серьезной арктической экспедиции. Вот почему я с глубоким удовлетворением наблюдал боевое крещение Макмиллана, Борупа и доктора Гудсела – моих арктических новичков, как я их называл.
Я избрал их из множества кандидатов в члены экспедиции, считая, что они особо приспособлены для похода на Север. Доктор Гудсел был крепкий, плотного сложения человек, врач пенсильванского закала, обязанный всем самому себе. Я надеялся, что ему как специалисту по микроскопии удастся получить ценные результаты в области науки, исследования в которой на арктической почве еще не проводились. Он занимался микроскопическим изучением возбудителей инфекционных заболеваний у эскимосов.
Макмиллана, тренированного спортсмена и преподавателя физкультуры, я хорошо знал на протяжении ряда лет. Он горел интересом к работе, горел желанием отправиться со мной на Север и как по своим нравственным, так и по физическим данным вполне подходил для суровых условий Арктики.
Боруп, самый младший член экспедиции, понравился мне своим энтузиазмом и выносливостью. Он поставил рекорд по бегу в годы обучения в университете, и я взял его с собой из общих соображений, считая, что он отлично приспособлен для работы в Арктике. Выбор себя оправдал: фотографиями, привезенными из экспедиции, мы в большой мере обязаны его искусству проявлять негативы.
Меня часто спрашивали, как развлекались члены экспедиции во время продолжительных стоянок, когда лед преграждал путь кораблю. Основным развлечением для новичков было изучение эскимосского языка. Переводчиком служил Мэттью Хенсон. Иногда, глядя с капитанского мостика на палубу, я видел там одного из новичков в окружении жестикулирующих и смеющихся эскимосов – это означало, что урок эскимосского языка в разгаре. Женщины особенно радовались возможности научить Борупа таким эскимосским словам, как куртка, капюшон, сапоги, небо, вода и так далее, явно считая его славным парнем.
Всю ночь 24 августа «Рузвельт» спокойно стоял на открытой воде, а утром 25-го вновь двинулся на север и дошел до мыса Юнион. Лед за мысом был сильно сплочен. Я поднялся на ванты взглянуть, как обстоят дела, и, не найдя подходящего укрытия, решил вернуться в бухту Линкольн, где мы поставили судно между двумя сидевшими на мели айсбергами. Если накануне день был спокойный и солнечный, то сегодня, 25 августа, шел снег и дул резкий северный ветер. Снег горизонтальными завесами проносило над палубой, вода была черная, как чернила, лед призрачно-белый, побережье поблизости казалось берегом земли призраков. Один из наших айсбергов унесло приливом, и мы переставили судно к внутренней стороне уцелевшего; впрочем, за ним было еще несколько сидевших на мели айсбергов, принимавших на себя натиск ледяных полей.
На следующий день мы выгрузили на берег часть наших припасов и устроили в этом месте склад продовольствия. Нам постоянно приходилось считаться с возможностью гибели судна, но даже при благополучном исходе плавания мы могли бы воспользоваться складом в сезон охоты. Деревянные ящики с припасами были попросту сложены на берегу. Бродячие полярные зайцы, олени и мускусные быки никогда не посягают на жестяные банки и деревянные ящики.
Я сошел с корабля и прошел по берегу до реки Шелтер, заново переживая все то, что мне довелось испытать в этих местах в 1906 году. В тот год, пока я был на мысе Томас-Хаббард, капитан Бартлетт – ибо он и тогда, как теперь, командовал «Рузвельтом» – пытался провести судно с места открытой стоянки на мысе Шеридан в какое-нибудь более укрытое место в бухте Линкольн, где я должен был сесть на корабль. У реки Шелтер «Рузвельт» был зажат между дрейфующим паком и вертикальной стенкой припая и получил почти смертельный удар. Судно было целиком выжато из воды, ахтерштевень и руль разлетелись в щепки, от гребного винта оторвалась лопасть. С судна сняли весь груз: Бартлетт опасался, что, когда сжатие прекратится и судно осядет на воду, оно даст такую сильную течь, что его невозможно будет удержать на плаву Команда со своим капитаном приложила героические усилия, чтобы заделать пробоины, и, когда сжатие льдов ослабло, «Рузвельт» остался на плаву. Однако судно простояло там почти месяц, и с него дважды снимали такелаж, когда гибель его казалась неминуемой.