Охота на Сталина

— Если ты, Волков, не сдашь нам все ваши точки, тебя расстреляют. И не поможет тебе твой Фон Штрассер. Да что там, тебе сам Мюллер и Адольф Гитлер не помогут, — американец приблизил свое лицо вплотную к Сергею, — понял, сволочь?

Михеич стоя в дверях, прилаживал на рукав белую повязку и ухмылялся, глядя на приунывшего Витюню, — говорил я тебе, не называй сэра Донахью хером офицером. Ладно, один раз, так ты снова.

— Да разве ж я виноват? Три года в германском лагере оттарабанил, — заскулил Витюня, — и кажный день, хер официр, хер официр, — он пнул соседа и они вдвоем подхватили начинающий уже коченеть труп свежепредставившегося. Третий горемычный сгреб три лопаты, стоящие в углу и поплелся за ними.

— Этого, — офицер кивнул в сторону Сергея, — в комендатуру на допрос.

Два белоповязочника подхватили Волкова под руки и выволокли наружу.

В сгущающихся сумерках угадывались знакомые очертания лагеря, откуда он бежал в октябре тридцать седьмого. Вот северная вышка, столовая, хозблок, а вот и лазарет с чокнутым фельдшером, сортир справа от лазарета… А что? И подкоп тоже там?

Сергей покосился на конвоиров. Двое белоповязочников беспечно лузгали семечки, закинув новенькие американские карабины за спину. Американские же вояки держались от Волкова на почтительном расстоянии и едва ли не держали пальцы на спусковых крючках своих диковинных винтовок.

Дамс, это не есть хорошо! Интересно, кого это они так боятся? Его что ли?

Обогнув угол лазарета, процессия наткнулась на Витюню, примостившегося на завалинке, чтобы перекурить в укромном местечке. Осознав, что его застукали, он открыл рот и судорожно сжал тлеющий еще бычок в грязном кулаке. Но конвоирам, по-видимому, было наплевать на нарушающего режим зека. На блатных они вообще смотрели сквозь пальцы.

Проходя мимо Витюни, Сергей неожиданно для себя самого плюнул тому в лицо.

— Ты че, в натуре? — зек подался в сторону Волкова. Оба белоповязочника обернулись на Витюню. Это стоило им слишком дорого. Слишком.

Спохватившись, ближайший к Сергею конвоир потянул карабин с плеча. Вздрогнув от хруста шейных позвонков, Витюня метнулся прямо под ноги американцам. Конечно он этого не хотел. Оно как-то само собой получилось.

Один из янки спотыкнувшись о Витюню, во весь рост растянулся на снегу. Гибрид сковородки и винтовки заскользил по покрытой наледью тропинке.

Второй американец удивленно смотрел на барахтающегося на снегу товарища, а когда поднял глаза, то единственное, что он успел увидеть — это истоптанная подошва ботинка. Больше он не видел ничего. Ни валяющихся белоповязочников. Одного со сломанной шеей, а другого с вошедшим в подбородок и застрявшим где-то в черепной коробке штыком. Не видел и то, как его товарищ, отпихиваясь от Витюни ногами, пытался добраться до своей чудной винтовки, но не дополз-таки, пришпиленный штыком к тропинке, словно бабочка булавкой коллекционера. Зато все это видел зек Витюня, тщетно мечтавший о белой повязке. Поэтому он и предпочел зажмуриться и не глядеть на опускающийся на его голову приклад.

Волков перевел дух, огляделся и подобрал заморскую винтовку.

Что произошло? Как это так он? Один и без оружия уложил четверых конвоиров. Повезло? А откуда эти молниеносные, словно отточенные не одним десятком тренировок движения? Будто кто-то сверху дергал за ниточки, а он, Волков повторял движения чьих-то пальцев. Он и Витюню-то убивать не хотел. Просто сработала многолетняя привычка не оставлять свидетелей.

Сработала? Привычка?

Волков зачерпнул пригоршню снега и растер им лицо.

Уже почти совсем стемнело. Впереди слева слабо светились три окна. Похоже, это и есть комендатура. Раньше там было лагерное управление.

Раньше?

Сергей тряхнул головой и пошел на свет. Конечно, надо бы прямо сейчас рвануть к сортиру и проверить есть ли там подкоп, а потом вдоль речки в лес, к лесопилке.

Однако, внезапно проявившееся «второе я», испугавшее его не на шутку, настойчиво советовало пойти в комендатуру, чтобы запастись едой, патронами и теплой одеждой. Да и сэра Донахью неплохо было бы прихватить с собой. Надо как-то выбираться отсюда. Пусть послужит проводником и заодно расскажет, наконец, что тут вообще происходит! Точки, Гитлер. Дурдом какой-то!

На лицо упало несколько полосок света, просачивающегося сквозь странные, будто изрезанные поперек занавески. Пробравшись сквозь темные сени и, чудом не задев пустое оцинкованное ведро, Сергей осторожно приоткрыл дверь в комнату.

— Не люблю я эти их автоматы, — бубнили за углом. Волков узнал голос сутулого парня.

— Стреляют очередью. Хуй попадешь. То ли дело моя трехлинеечка. Один патрон — один враг.

— Это ты зря! «Томсон» — отличная штука. Я бы взял себе такую. Да только хер кто даст, — ответили сутулому, и по задергавшейся тени на стене Сергей определил местоположение любителя автоматического оружия.

— Да ну бля, какая на хуй отличная. Левой рукой за этот блин ебаный держаться…

— Да ни хуя ты, Голобородько, не понимаешь в колбасных обрезках. Технико-тактические данные Томсона в наступательном и оборонительном бою…

— Да ни пизди ты, чурка. Хуйня говорю, и все. Давай лучше накатим по одной, пока этого беглого не привели. Кстати, что-то нет их, — возле тени башки того, кого обозвали чуркой, появилась вытянутая тень чуба Голобородько. Послышался звук льющейся жидкости.

— Ну, хоть карабин возьми, как у меня.

— Не, я со своей старушкой до самого Урала драпал под чутким руководством товарища Хрущева. Вместе с ней полгода по лесам шманался. Вдвоем мы и в СФОР поступили.

— Ну, как знаешь. Вздрогнем?

— Вздрогнем. За победу демократии во всем мире.

Томсон значит. Как пулемет значит. Что ж, это нам подходит.

Волков передернул затвор автомата, одновременно толкнув плечом дверь.

Голобородько, увидев Сергея, подавился водкой. Она у него, сердешного, встала поперек горла. Тяжелый приклад автомата помог проскочить ей дальше, одновременно кроша зубы и вдавливая вглубь черепа переносицу.

Фанат Томсона так и застыл с опрокинутым стаканом — словно пытался спрятаться за его кромкой, как за бруствером окопа. Потом все-таки опустил граненый, медленно встал с деревянного табурета и начал пятиться к углу, где стоял его карабин.

Волков в это время, не отводя взгляда от сфоровца, навел на того автомат, держа Томсон в согнутой правой руке, а левой взял за цевье трехлинейку. Сфоровец начал шарить правой рукой по бревенчатой стене и пропустил тот момент, когда Сергей метнул трехлинейку, словно туземец племени тумба-юмба, копье. Сам виноват. Теперь вот стоит, удивленно разглядывает, что у него там торчит в районе солнечного сплетения.

Нет, уже не стоит. Сполз по стене. Ну и ладушки.

А что там у нас досточтимый сэр Донахью?

Сергей распахнул ударом ноги дверь в бывший кабинет начлага.

Сидевший справа от стола офицер моментально вскочил и цапанул холеной ручкой за кобуру. Волков выстрелил первым, но все получилось не так, как он хотел. С непривычки очередь получилась слишком длинной и ушла влево и вверх, пробуравив потолок. Но перед этим она отшвырнула к стене шустрого офицеришку, и буквально смела Донахью со своего рабочего места.

Хорошо еще по окну не полоснула, а то бы сейчас сюда весь лагерь сбежался. Нет, прав был все-таки покойный Голобородько. Дрянь автомат.

Однако плохо дело! Похоже, и проводника у него не будет, и правды он не узнает. По крайней мере, в ближайшее время.

Волков обошел дом, собирая все, что он запланировал. Собранное он положил в сидор, найденный в сенях. Из оружия взял карабин и, немного подумав, автомат. Покружив по кабинету, Сергей подошел к столу, на котором лежали какие-то документы.

«Входящая документация».

И чуть ниже и помельче:

«Комендатура Усть-Илимкого лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа.»

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.