Самозванка

Не обращая внимания на других посетителей, Хавьер нагнулся над столом, отправил вторую часть креветки в собственный рот и приник губами к губам Кэти.

От взрыва восторга и жгучего желания она вцепилась в его ладони, лежавшие на снежно-белой скатерти. А он по-хозяйски переплел свои пальцы с ее пальцами и спросил, не отрывая от нее губ:

— Ты выйдешь за меня?

— Да! — выдохнула она, ничуть не жалея о вырвавшемся слове. Тело жаждало его любви, а в голове не осталось ни единой мысли. В ней больше не было ни сожалений, ни предчувствий, ни угрызений совести — ничего, кроме горячей любви.

— Хорошо. Это очень хорошо. — Он опять легко прикоснулся к ее губам и отодвинулся, откинулся на спинку кресла. В глазах его плясали чертики. — После той ночи, что мы провели вместе, я был уверен, что мы смотрим на все одними глазами. К сожалению… — его плечи поднялись в полном фатализма жесте, — пришлось дать тебе время хорошенько соскучиться, чтобы из тебя вышло все твое упрямство. — Он внезапно улыбнулся ей и сразу стал похож на большого пушистого кота. — Последние семь дней я провел в страданиях, и, как выяснилось, из-за ничего!

Страдал ли он так, как страдала я? — с горечью подумала Кэти. Нет, это невозможно. Просто невозможно. Я только что согласилась стать его женой, и, естественно, он считает себя обязанным сделать парочку комплиментов. Если бы я твердо отказалась, он просто списал бы всю идею в убытки и вернулся к первоначальному плану, приведя все свои угрозы в действие. За его спиной все богатство семьи Кампусано, а деньги всегда притягивают власть. Особенно когда их более чем достаточно… Перестань! — одернула она себя, не позволяй черным мыслям омрачить единственный светлый час.

Ей хотелось наслаждаться моментом, наслаждаться прекрасной едой, вином, ароматом цветов, ласковым шепотом сверкающего моря и легким ветерком, пробивающимся сквозь листья винограда. Хотелось купаться в отданном ей одной внимании, целиком отдаться своей любви к нему. Она была как ребенок, который держит на ладони снежинку, любуясь ее превосходной симметрией, хотя знает, что через секунду вся эта красота превратится просто в капельку воды.

Когда подали кофе, Хавьер, извинившись, встал и проговорил:

— Я всего на минуточку, enamorada . Потом я отвезу тебя домой.

И, глядя, как он уходит, лавируя между столиками, Кэти почувствовала, что у нее напряглось все тело, а глаза расширились от мгновенно вспыхнувшего ужаса. Что я наделала? О Господи, что же я наделала?

Всю прошлую неделю она мучилась над проблемой, как ей быть, и наконец решила: я должна все ему рассказать, объяснить, почему лгала, и потом, только потом, спросить, хочет ли он по-прежнему взять меня в жены. И если — каким-нибудь чудом — он все-таки этого захочет, нас ждет впереди чудесное будущее. Он не любит меня, я знаю. Он считает, что не способен больше полюбить никого. Но я разбудила в нем страсть, и к тому же он хочет усыновить сына Франсиско. Может быть, благодаря всему этому он когда-нибудь полюбит меня?

Хавьер вернулся очень довольный собой. Кэти допила кофе, стараясь спрятаться за чашкой. Осталась последняя возможность открыть ему всю правду — во время возвращения в Херес. Это последняя возможность, сказала она себе. Нельзя позволить ему сделать объявление о свадьбе без этого. Если я буду и дальше скрывать, кто я такая, он почувствует себя загнанным в ловушку. И будет абсолютно прав.

Она никак не могла набраться храбрости, чтобы начать разговор, найти подходящий момент и прервать беззаботную болтовню, которой он ублажал ее всю дорогу назад, в Херес.

— Ты какая-то притихшая, querida. — В быстром взгляде, брошенном на нее, читалось беспокойство, и Кэти поспешила отвести глаза, разглядывая пробегавший мимо пейзаж.

— Это все из-за жары, — попыталась она найти отговорку. — Не говоря уже о выпитом хересе. — Машина была оборудована кондиционером, и за весь обед она выпила лишь бокал вина. А для того, чтобы опьянеть, ей было достаточно его общества. Она быстро переменила тему разговора: — Как же мне нравятся ваши дикие цветы! — Ей были знакомы всего лишь фиолетовый ирис, барвинок, метелки дикого ячменя и пурпурные колокольчики, названия которых она не знала. Голос у нее стал высоким и тонким: — В Англии ни за что не найти столько диких цветов. Все поливают гербицидами, а фермеры…

— Ты нервничаешь, — оборвал он ее. — Вот это уж совсем ни к чему. Как моя жена ты будешь принята абсолютно всеми, в обществе тебя будут уважать и любить. — Голос его звучал со всей возможной надменностью и высокомерием, как будто тот несчастный, что осмелится поставить под вопрос его выбор жены, горько пожалеет об этом.

Кэти сморгнула непрошеную слезу. Я его так люблю. И вот теперь наверняка потеряю. Пора во всем признаться. Прямо сейчас.

И вдруг он предоставил ей спасительную отсрочку:

— Из ресторана я позвонил матери и сообщил, что встретил тебя здесь и что мы пару дней проведем в finca. Нам нужно побыть хоть немного вдвоем, прежде чем мы окунемся в весь этот счастливый хаос приготовлений к свадьбе. Тогда у нас вряд ли будет время, чтобы перекинуться хоть парой слов, не говоря уже о чем-нибудь ином.

Она повернула голову, встретила на мгновение его теплый взгляд, прежде чем он опять перевел его на дорогу, и поняла, что он заметил, как порозовело ее лицо при упоминании о ?чем-нибудь ином?.

Мучившее Кэти напряжение неожиданно отпустило ее. В finca, где мы будем вдвоем, мне хватит времени, чтобы попытаться объяснить ему все. Он ведь простит меня!

Она плохо представляла, что с ней будет, если он этого не сделает, и как она переживет угрозу навсегда потерять Хуана.

Позже, сидя за овальным столом в просторной столовой загородной усадьбы за роскошным ужином, Кэти могла только благодарить судьбу, приведшую Хавьера к решению побыть с ней здесь. Он был удивительно нежен и предупредителен, проводил ее в ту же комнату, где она жила раньше, попросил отдохнуть, принять душ и никуда не торопиться, потому что у них целый вечер впереди, а потом еще два дня.

Через несколько секунд он вернулся, неся в руках шелковый халат.