«Златник» князя Владимира

– Хватит врать, – остудила его Настя, – а не ты ли зажилил монету, и теперь сваливаешь, бог знает на кого? Фитиль может быть ни слухом, ни брюхом не ведает о том, что ты ему приписываешь.

Данила забожился:

– Да вон хоть Макса спроси, Фитиль у меня всю мелочь из кармана выгреб, а с ней и «златник». Ничего я не зажилил, – и Данила вывернул карманы.

– Посмотри мне в глаза, – сказала ему Настя. – Я тебе не верю. Мне кажется если тебя хорошо потрясти, то из тебя золотые монеты посыплются.

Данила не на шутку обиделся и стал животом толкать Настю. Он давно приспособил его вместо тарана. Другие головой пробивают стены, грудью лезут на неприятеля, а у него своя тактика.

– Ты не меня тряси, а Фитиля. Монета у него, – сорвался на крик Данила. – И этот хмырь пока не знает ее настоящую стоимость.

– Не все же такие темные и неграмотные как ты? – не унималась Настя. Видно пропажа так негаданно свалившегося на нас богатства не давала ей спокойно дышать и думать о чем-нибудь другом.

Переругиваясь и обвиняя друг друга в головотяпстве и отсутствии серого вещества, мы остановились перед воротами дома Хромого. У нас еще оставалась серебряно-медная часть клада. Пора было посмотреть, что там в банках. К нашему удивлению на двери висел замок. Только этого нам не хватало.

– Может, он за молоком пошел в город? – высказал предположение Данила.

Мы поднялись на крыльцо. В дужку замка была вложена записка. Настя прочитала ее вслух.

– «Мои молодые друзья, Настя, Данила и Максим. Не стал вас беспокоить. Срочно, должен выехать. Буду обратно через неделю. Ключ от дома под половиком, обе банки с монетами на столе. Присмотрите за Балбесом. Ваш покорный слуга. Петр Петрович».

Вот те и на. Тут столько событий, а наш главный консультант уехал в неизвестном направлении. Не зная, что и подумать, растерянные, мы нашли ключ и открыли замок. Видно было, что хозяин дома собирался второпях. Обычно, у аккуратного Петра Петровича, посуда на кухне не была вымыта, а навалом свалена в раковину, дверца гардероба раскрыта. На диване лежала видимо забытая свежая сорочка. Что могло случиться? Куда он мог так спешно уехать?

– Может быть он нашел какую-нибудь супердревнюю монету, когда с них ржавчина сошла? – высказал догадку Данила, – и поехал срочно в Москву, в Академию монетных наук.

Настя презрительно на него посмотрела:

– Нет такой академии, и не было ее сроду.

– Ну да рассказывай, как же, Монетный двор есть, а «монетной» академии нет.

Но Даниле так понравилась собственная версия отъезда Петра Петровича, что он стал ее дальше развивать:

– Я думаю, Петр Петрович нашел такой же старинный «сребренник», как наш «златник» и подался на Монетный двор. Монетный двор знаете, был еще когда?

– Когда?

– Еще во времена Ивана Грозного.

– А что ему делать на Монетном дворе? – не поняли мы с Настей.

– Как что? Если двор такой старый, там по углам знаете, сколько хлама валяется? Вон в монастыре хотя бы, раньше был хлебозавод, а посмотрите рядом какая свалка, чего там только нет. Так и на Монетном дворе, если монета какая не получилась, или криво вышла, куда ее девать, небось на свалку как обычно выбрасывали. Там, во дворе у них если по углам покопаться, не один кувшин такой ржавчиной, как мы нашли можно заполнить.

– Ты серьезно так думаешь? – спросила Настя.

– А чего тут думать. Монетный двор, обычный завод. Я вон был на лесопилке, там кругом одни опилки.

– В голове у тебя одни опилки, – перебила его Настя.

Но Данила с увлечением рассказывал нам про порядки на монетном дворе.

– Помните, в прошлом году была буря, с корнями деревья выворачивала, ракушки на сто метров по воздуху переносила?

– Хорошо, положим было, – согласились мы с фантазером.

– А то не помните, как из цеха где печатали пятихатки, их ветром повыдувало. Говорят все ближайшие улицы от монетного двора, как осенью листьями, были деньгами усеяны. Их метлой даже собирали. А один мужик на мусороуборочной машине, так вообще их два контейнера наподметал, сейчас на «шестисотом» Мерседесе ездит.

Я решил поддакнуть Даниле:

– Насчет «шестисотого», ты немного загнул. Те деньги, что повыдувало через окна, были только с одной стороны пропечатаны, с аверса, а реверсная сторона была абсолютно чистая, так, что хоть водитель на мусороуборочной и насобирал два контейнера, но купить на них ничего не смог.

– Аверс, и реверс только у монет бывает, – жалобно пропищала Настя.

Пока врал Данила, веры ему никакой не было. Но когда подключился я, у обоих вытянулись лица. Про Москву, мне москвичу можно было безбожно врать, съедят. Что я хуже Данилы?

– Там еще солдатами оцепили весь район. Даже нам в Новые Черемушки их ветром занесло. У меня дома хранится штук двадцать пятисот рублевок. С одной стороны Кремль, а с другой ничего.

– И никак их нельзя… – Данила непроизвольно сглотнул слюну. И так было понятно, то он хотел спросить, нельзя ли было их как-нибудь использовать. Врать, так врать.

– Почему нельзя, – сочинял я дальше. Импровизированный рассказ начал приносить мне удовольствие. – Я склеил обе половинки, и разменял их на рынке. Только склеил их неправильно.

– Как неправильно? – заволновался Данила.

– Неправильно, вверх ногами. На одной стороне Кремль смотрит в небо, а на другой вниз, в Москву реку. Продавец на рынке долго так смотрел на них, никак не мог понять, в чем дело, пока я ему не объяснил, что эти деньги выпущены по специальному заказу для игры в казино.

– И взял?

– Еще как.

– А дальше?

Я рассмеялся:

– А дальше, в тот же вечер он пошел в казино.

– И…и…и?

– И ему начистили, как положено рыло.

Насте видно надоело слушать нашу с Данилой трепотню. Она резко меня перебила на самом интересном месте.

– Посчитайте монеты, и сразу узнаем, куда он уехал. Если все монеты здесь, значит у него какие то свои дела, а если не хватает одной монеты, значит, он уехал к специалистам на консультацию.

Данила принес с кухни тряпку и разложил ее на столе. Деревянной ложкой, замутив очищающий раствор, он стал вытаскивать монеты. Первая банка была с серебром. На стол ложились тонкие монетки, больше похожие на лепестки. За ночь с них слетел вековой нарост, накипь, как сказал Данила. Мы пересчитали монеты. Семьдесят три. Серебряные все были на месте. Настала очередь медных. Они легли рядом с серебром, отливая, как сазан на солнце краснотой. Шестьдесят. Все на месте.

– Уехал по своим делам, – сделали мы вывод.

– Как вы думаете, ценные они? – забеспокоился Данила.

– Сказано же тебе было, монеты семнадцатого века. Медные, это копейки. А серебро – деньга, – поучала Данилу Настя. – Ценные наверно. Видишь, как хорошо сохранились. Глянь, – сунула она одну монету Даниле под нос, – мурло тут нарисовано, прям как у тебя.

Мои друзья, чуть не подрались. Пришлось их разнимать. Успокоившись, мы задумались, о том, что нам делать дальше с нашим кладом. По хорошему сдать бы его государству. Только куда?

Мы остановились на промежуточном варианте, решили подождать, пока вернется Петр Петрович. На всякий случай, собрав монеты, мы высыпали их обратно по своим банкам и поставили на подоконник. Пусть с улицы будет нам видно, на месте ли они. Для верности, Данила как шеф-повар помешал еще внутри ложкой. Раствор и так был мутный, теперь же стал серо-буро-малиновым. В это время во дворе залаял Балбес. Мы выглянули в окошко. У калитки, заглядывая в дом, стояла почтальонша.

– Петр Петрович!

– Чего надо? – на крыльцо вышел Данила.

– Как же грубо он разговаривает с женщинами, – пожаловалась мне Настя.

Я промолчал. Для грубости у Данилы была веская причина. Телеграмму принесла наша старая знакомая Виолетта. А между ней и Данилой пробежала черная кошка. До работы на почте, она ударно трудилась старшим кассиром в кассе пересчета филиала «Рашэн банка», пока не встретилась с нами.

Из старших кассиров мы с Данилой помогли ей перейти в почтальоны, а это резкое понижение общественного статуса. Теперь Виолетта и Данила смотрели друг на друга, как мангуста на кобру и наоборот.