Участковый – Васька Генерал

Но водителя плохо слушали. Все взоры были устремлены на Эдит. Ее поступок, не вязался ни с какими нормами обычного человеческого поведения. Иметь детей и скрывать от окружающих? Костя Мясоедов ошалело крутил головой по сторонам, пока не уткнулся взглядом в свою супругу.

– Доигрался, мерзавец! – прошипела та. Костя глухо промямлил.

– Что-то такое я подозревал! Но надо бы экспертизу! Мои, не мои…

– Экспертизу сделал я, мои дорогие. – ухмыльнулся водитель. – Ты Зоинька никогда не интересовалась, что это у тебя одно дитё на другое не похоже? И у тебя Полина мальчишка, уж очень на эту красавицу смахивает. Сдается мне, что Эдит подложила вам своих кукушат, а ваших забрала… Случайно я узнал. А потом стал сообразить, почему она их не показывает, и вообще о них нигде не заикается.

– Как ты узнал, что у нее двое детей? – спросил водителя Костя Мясоедов.

– Нечаянно вышло это. Попал я в Ростов, адрес у меня был ее родителей. Смотрю улица та. Дай, думаю, зайду стариков ее проведаю, гостинец передам, скажу от нее. Я ведь ее стервой считал. Думал, про родителей забыла. Захожу во двор. Господи, бегают два чеграша. Один вылитая копия Романа, второй, ты дорогой Костенька. Я промолчал, что я твой знакомый Эдит, что хорошо тебя знаю, спрашиваю стариков, чьи это такие пригожие детки. Дочкины отвечают, в Москве трудится. А ты зачем зашел мил человек? Соврал я, что с тобой учился в институте. Ищу тебя. А они мне и пожаловались, что одна ты живешь. Деньги шлешь, одежду, все остальное, а сидишь как в подполье. Только адрес в Москве до востребования.

Приехал я из Ростова, стал приглядываться к остальным. Смотрю, нет ребята, деньги портят человека. Не в ту степь вы зарулили. Ничем хорошим думаю, у вас дело не кончится. Передеретесь вы. И точно. Мочить друг друга вздумали. Мне наплевать на Романа Кизяка свысока. Кто из вас его заказал, я не знаю. Но могу с полной уверенностью заявить, что этот человек сидит в этой квартире. Не исполнитель, а заказчик сидит.

– Что ты болтаешь? – возмутился Мясоедов. – Не соизмеряешь свои поступки, так хоть соизмеряй свои слова.

Водитель Володя неожиданно нахмурился. Молча, он раздумывал, говорить или нет, а потом махнул рукой.

– Костик! Дорогой ты наш товарищ! Не хочешь рассказать, как ты всех продал за тридцать сребреников?

– Ты это о чем?

– О том! О том самом! Ты правильно подумал! Я с самого начала грешил на Полину, что это ее заказ. А теперь поменял свое мнение. Заказчик это ты. Роман пропал по твоей заявке. Ты думал, что никто не догадается, а вот видишь, как вышло. Шило вылезло.

Мясоедов свел посреди лба мохнатые брови.

– Прекрати, надоел! – лицо его внезапно покраснело и он грозно, встал. Водитель нажал на плечо и посадил его обратно в кресло.

– Сиди, сиди! Да, да, это ты! Мне сам Роман сказал, что ты ему яму роешь. Я сначала не поверил. Думал, мотива нет у тебя. А потом, когда узнал настоящую причину, согласился с ним. То, что вы делите одну любовницу на двоих, это, конечно, при твоей морали, не мотив.

– И что же ты узнал? – глухо спросил Костя Мясоедов. – Обратно будешь впутывать мою жену?

В зале стояла гробовая тишина. Вдруг Зоинька протяжно вскрикнула, волчицей завыла:

– Костя, ты не верь ему. Не мог он прочесть мои мысли. А фэнтези – не преступление!

– На вору шапка горит? – зло спросил Мясоедов и оттолкнул от себя жену.

Он схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыл одиноким шакалом.

– Ой…ё…ё! Кто тебя топтал шалява, сознавайся, этот краснобай Володька или Роман? Страна бардак, и семья бардак! Господи куда податься честному человеку?

– Э…э…э! Честный человек! – вернул его к действительности водитель. – Ты не дослушал, а торопишься делать выводы! Цирк не устраивай здесь! Стрелки не переводи на дам. Будь мужиком. И ты успокойся, – цыкнукл он на Зоиньку, – Кому ты нужна была, кроме своего Ванька. А ты Костик лучше перед честным народом повинись и скажи, что кроме генерального директора и друга Кизякова Романа, заказал еще и коммерческого директора Сергея Каймана. Оба сейчас где-нибудь на дне болота пускают пузыри.

Константин Мясоедов медленно встал с кресла. В глазах его появился нехороший блеск, а в голосе зазвучал металл.

– Ну, ты! Гегемон паршивый, не много ли ты берешь не себя? Здесь тебе на партийное собрание, за слова свои парень ответ держать придется. Понял?

– Ты меня на понял не бери, я и без тебя понятливый. – отгрызнулся Володя водитель. Всем показалось, что он окончательно выпустил пар из котла, и на этом закончил раздавать всем сестрам по серьгам. Самую миролюбивую позицию занял Мясоедов. Он решил пожурить выпившего лишку водителя и на этом закрыть дискуссию.

– Ты Володя, – с укоризной сказал он, – сегодня наговорил здесь семь верст и все до небес. Ну, да бог тебя простит. У тебя сегодня знаменательный день. Сын родился. Мы все тебя поздравляем.

Однако водитель и не думал останавливаться. Он отвел в сторону успокаивающую его руку хозяйки дома и ткнул пальцем в Мясоедова.

– Хоть у меня нет алиби, и вы все думаете на меня, я ответственно заявляю, что это не я убрал Романа, а ты Костик заказал его, и не только его, но и Каймана. Оба они на твоей совести, и ни финти мне, не крути хвостом, не уводи разговор в сторону. А решил ты это сделать, когда шило из мешка вылезло. Ты думал, что будешь по тихому грабить свою же фирму и никто об этом знать не будет? Нет, дорогой. Заложили тебя строители. С потрохами заложили. И хоть ты им отдал втихаря двухмесячную невыплаченную зарплату, они факс нам прислали, где описали все твои проделки Все тайное дорогой, когда-нибудь становится явным.

Костя Мясоедов набычившись, молчал. А водителя несло.

– Десять процентов маржи. Десять процентов прибавочной стоимости. Десять процентов сливочного масла и черной икры себе на бутерброд. И все это из денег фирмы. Неплохо ты, однако, устроился. Интересно, когда ты оставлял Эдит Роману и уходил к своей Зоиньке, с него ты тоже получал мзду, свои десять процентов?

– Стоп! Стоп! Стоп! – остановила водителя Эдит. – Ты можешь толком объяснить, о каких десяти процентах идет речь?

– Почему не могу? Могу! Наш Костик дорогой, который был акционером, учредителем, и одновременно заместителем генерального директора, практически со всех сделок, что совершались в фирме, имел свою долю – десять процентов. Канцелярские товары покупал, договаривался с продавцом, что тот ему отстегнет десять процентов наличными. Строители работали, эти с опроцентованных сумм за выполненные работы, тоже должны были ему отдать в конверте десять процентов. Раньше сотрудники фирмы сидели не в собственном помещении, а на договоре аренды, он и тут имел свою долю. Знаете, как его контрагенты за глаза называли?

– Как?

– Костя – десять процентов! Кличка у него такая была. А когда Каймана назначили коммерческим директором, тот сел на договора и раскрутил эту тайну полишинеля. И доложил естественно генеральному директору. Что нашему Костику оставалось делать в этой ситуации? Могут ведь остальные пайщики предложить вернуть незаконно экспроприированное. Он думал, что знают об этом только два человека, генеральный директор и Кайман, коммерческий директор. Не показала ему секретарша факс. Вот этот умник, я думаю, и заказал не только Романа, но и Каймана. Где теперь они оба? Нету их! А давайте его спросим, что он может сказать в свое оправдание?

Взгляды сидящих в зале непроизвольно обратились на Константина Мясоедова. Тот не думал теряться и сам перешел в наступление.

– То же мне, Пинкертон, криминал нашел. Это обычная практика на постсоветском пространстве. Везде, сверху и донизу, с утра и до вечера пилят бюджеты. Десять процентов стандартная ставка. Ты мог бы мне претензии предъявить, если бы я с них пятнадцать процентов потребовал. А я в пределах неписаной нормы. Чудик, ты что сегодня родился? Это же обычный откат. Или ты хочешь что б я назвал его газетным, официальным языком. Пожалуйста, могу и официальным. На официальном языке это звучит не как откат, а как коррупция. Только, ты уважаемый, новоиспеченный папаша, должен знать, что эта коррупция слишком старая дама, старуха, ей уже тысячи лет, и присутствует она во всех странах. У этой старухи свои «правила игры», свои легитимные законы, свои традиции, своя общественная мораль, и свои вековые традиции. И тот, кто играет не по ее правилам, бывает жестоко наказан. Если бы я не брал эти десять процентов, надо мною бы наши клиенты смеялись. С какой луны мол он свалился? А так я поддерживал честь нашей фирмы.