Абрек из Мюнхена

Вновь заиграл туш. Саша сидел за столом с Карлом Мюллером, а трио в коридоре ублажало весь вагон. Тимур закрылся у себя в купе. Лона до поры и времени решила его не трогать.

Мюллер по-гусарски выпил вновь до дна, а Лона чмокнула его в щеку. Для помолодевшего сердца бизнесмена расцвела весна. Музыканты сразу сыграли: «каким ты был, таким остался», «чубчик», намекая на лысоватого Мюллера, и затем пошли играть подряд самые известные застольные песни.

Молодец Вася Пупкин. Он дал в дорогу столько вина и коньяка, что Карл Мюллер не знал, что с ним завтра делать. Пол ящика разошлось по вагону. Веселье стало общим. После поросенка пошла в ход дичь, жареные фазаны. Карл Мюллер все удивлялся.

– Я ел их. Они намного жестче и меньше. Откуда в России такие большие фазаны и почему они такие нежные?

– В молоке, в молоке их вымачивали! – гудел Саша. – А большие потому, что расстояния у нас большие. Маленький фазан не перелетит Россию, даже поперек. А представь если вдоль ему лететь?

Аккордеонист Семен занял место напротив Карла Мюллера, он тоже хотел с ним выпить. Фазанов убрали со стола. Появился осетр. Слава богу, он был небольшой и порезан на куски. Съели половину, а вторую Карл велел убрать обратно, а не скидывать в корзину, освобождая место за столиком. Удивительное дело, Карл Мюллер забыл про Лону. Он что-то на пальцах пытался втолковать Семену, и кажется, ему это удавалось.

А Лона слушала Сашины байки и безудержно хохотала.

– А то вот, был я молодой, жил в музыкальном интернате, лет пятнадцать мне было, и попал я на конкурс скрипачей в Японию. Престижно было раньше занять почетное место на конкурсе, особенно за границей. Если ты там стал дипломантом, и будешь дальше вести себя прилично, для тебя на всю оставшуюся жизнь, все дороги открыты. Ну вот, а попал я туда случайно.

Вызвали меня к директору училища.

Директор с министерством разговаривает, а мне глазами показывает, садись, мол, на диван, сейчас вопрос насчет Японии решу, и до тебя, паршивец, доберусь.

А как дело было. Проштрафился я. Ну, выпили чудок с ребятами, ну случайно окошко выбил я, еще старшекурснику в рыло заехал. Окошко то я на следующий день вставил, а вот два зуба третьекурснику никак. Да хоть сбоку бы они были, а то спереди. Представляете артист без зубов? Это сейчас модно, рот щербатый, деньги большие платят. А раньше, или зубы выбитые вставляй, или вылетай из училища. А я что, дантистом по совместительству работаю?

В общем, прошло уже комсомольское собрание, меня оттуда исключили, осталось только приказ на руки получить. Вызвали меня к директору училища. А я только поступил. Мать, на Днепропетровщине, всем соседям обхвасталась, сын ее в Москве будет учиться.

А тут нате вам, здоровеньки булы, я через пол года домой должен заявиться. Господи, легче повеситься. Когда я зашел к директору, он с министерством разговаривал, утрясал, кого на конкурс в Японию посылать. Рукой мне показал на диван, садись, мол, сейчас закончу и до тебя очередь дойдет. Лететь должен был другой, он уже заканчивал музыкальное училище, его, почти без экзаменов брали в консерваторию. Это был протеже Александры Яковлевны, начальника управления в министерстве, с ней директор разговаривал.

Короче, трубку он положил и говорит мне, сегодня секретарши нет, отпросилась она, но заходи завтра, приказ об отчислении получишь на руки, сдай все в общежитии, и вперед, и с песнями.

Я его спрашиваю, а нельзя никак переиграть? Можно, он мне говорит, если ты Саше Щербатому зубы, точно также, как стекло оконное, вставишь. Юморист тоже мне нашелся. Я и так тому в рот утром заглядывал, нельзя ли как-нибудь беду поправить? Нельзя. Выбить можно, а вставить нельзя. Вышел я от директора. Думаю, как в училище остаться?

И додумался. Вспомнил я, как у нас соседка, по коммунальной квартире, голос поменяет, и рычит в трубку: с вами народный контроль говорит. Что за безобразия, у вас творятся? Народ жалуется. Там сразу: кто жалуется? Вот она, имярек, жалуется! Ее вопрос у нас на контроле.

И представляете, помогало. Кому охота на свой зад цеплять лишние приключения. Все равно недостатки устраняет, не начальник, а подчиненные.

Ну, вот вышел я от директора и думаю, а что если я позвоню в министерство этой Александре Яковлевне. Номер-то я запомнил, пока я у директора в кабинете сидел. Определителей тогда не было, но у него под рукой лежал министерский справочник, а там было подчеркнуто ее имя и отчество и напротив телефончик. У меня профессиональная память, я если раз глянул, считай, на всю жизнь запомнил. Номер то, предположим я знаю, а что я ей скажу? Что я белый, и пушистый, и с одного удара два зуба выбиваю?

Короче. Вспомнил нашу соседку по коммуналке и придумал. Она всегда говорила, сколько ни проси, а дадут вдвое меньше. Вот я и подумал, что будет, если предположим, серьезная инстанция, типа народного контроля или высокий начальник попросит отправить на конкурс в Японию меня? Скорее всего ничего не будет, не отправят. У министерства всегда найдется причина отказать, он, мол, хулиган, пьяный, два зуба выбил Щербатому. Мы, сделали все что могли, на конкурс не послали, но и не выгнали из училища. Фифти-фифти, как говорится. И волки сыты и овцы целы.

А я голоса классно имитирую, хотите послушать?

Саша захрюкал, засвистел соловьем, зашипел змеей, запел тонким детским голоском.

– Соседка всегда учила, главное напор и еще раз напор, и не давай собеседнику, вставить ни одного слова. Сказал и бросай сразу трубку. Сработает хорошо, а нет, так нет, на нет и суда нет.

Все равно меня выперли бы из училища. Так я и поступил. Зашел в автомат, вытащил две копейки и набрал номер, этой Александры Яковлевны. Когда она взяла трубку я ей и говорю таким строгим, грубым голосом:

– Александра Яковлевна?

– Да!

– Это помощник генерального секретаря. С вами будет сейчас разговаривать лично, сам он!

Саша рассмеялся и вытер влажные губы. Затем продолжил:

– Если вы наше кино видели, то знаете, помощник Сталина всегда представляется: с вами говорит помощник Сталина, Поскребышем. А откуда я мог знать фамилию помощника генерального секретаря? Ниоткуда. Но здесь главное бить на психологию. Вы обратили внимание, в конце короткого монолога, я акцентирую ее внимание, что будет с ней лично генеральный разговаривать. Какая бы дошлая баба ни была, даже если она подумает, что ее разыгрывают, ей нужно время, чтобы это осмыслить. А тут в трубку уже кашляет и шамкает сам генеральный секретарь.

Саша показал, как он это сделал.

– «Узнали? Гмм! Александра Яковлевна. Я давно хотел поинтересоваться, как идут дела у вас в министерстве? А тут представился удобный случай. Гмм. Мой земляк по Днепропетровску, я хорошо знаю его мать, учится здесь в Москве. Саша, говорит, гмм, что хорошо учится, а в Японию посылают другого. Я, конечно, в скрипке ничего не понимаю, но вот его мать, гмм…красивая была работница, висела у нас в городе на доске почета. Он тут заходил ко мне, ее сын, привет мне из моего города привез. Гмм. Вы разберитесь, пожалуйста». И положил я трубку.

Саша, как хороший рассказчик замолчал на самом интересном месте. Лона не вытерпела и попросила его досказать эту историю.

– Я все ей сказал, и про Японию, и про скрипку, и про Днепропетровск. А из Днепропетровска был я один в училище. Эта Александра Яковлевна хитрой оказалась бабенкой. Найти ей Сашу, два пальца… Она не побежала сразу докладывать своему министру, что ей генеральный секретарь звонил, а сама решила пенки снять. Серьезных музыкальных училищ в Москве было всего три. Она звонит трем директорам и говорит, где сейчас этот Саша, что играет на скрипке, и что из Днепропетровска? Это потом мне все ребята рассказали.

Ну, наш директор трусоват немного был, он подумал, что эта дурацкая история с выбитыми зубами уже до министерства дошла, его на ковер вызывают, он и рапортует бодро наверх этой Александре Яковлевне… Я мол, так и так, уже приказ об его отчислении подписал. И из общежития выселил. Нет его.