Добрые услуги

Не скажу, чтобы я не обрадовалась, когда Алиса пришла за мной. Лицо у Алисы горело: видно, ее очень взволновал праздник и то, как они во всех подробностях обсуждали его на кухне с другими служанками и с мсье Родолосом.

— Мадам Франсинэ, вы просто чудо, — заявила она. — Уж конечно, хозяйка будет просто в восторге и станет звать вас всякий раз, как затеется праздник. Та, что приходила прежде, не смогла утихомирить собак, барышне Люсьенне даже пришлось оставить танцы и самой присматривать за ними. Взгляните только, как они спят!

— Гости уже ушли? — спросила я, чуть смущенная такими похвалами.

— Гости — да, но те, что чувствуют себя как дома, еще на минутку задержались. Выпили все на славу, это я вам точно говорю. Даже хозяин, на что уж он дома никогда не пьет, пришел на кухню такой довольный, шутил с Жинеттой и со мной, похвалил, как мы хорошо подали ужин, и подарил каждой по сотне франков. Думаю, и вам перепадет что-нибудь на чай. Барышня Люсьенна еще танцует со своим женихом, а мсье Бебе с друзьями резвятся: переодеваются в разные костюмы.

— Значит, я должна еще оставаться здесь?

— Нет. Хозяйка приказала выпустить собак, когда уйдут депутат и другие. Нашим всем нравится играть с собаками в гостиной. Я отнесу Фидо, а вы ступайте за мной следом на кухню.

И я пошла, такая усталая, до смерти сонная, но мне любопытно было поглядеть на праздник, хотя бы на грязные рюмки и тарелки в кухне. И я их увидела: целые кучи громоздились повсюду, а еще бутылки из-под шампанского и виски, в некоторых оставалось еще на донышке. На кухне горели лампы дневного света, и я поразилась, сколько там белых шкафов, сколько полок, где сверкали приборы и кастрюли. Жинетта, маленькая, рыжая, тоже была очень возбуждена, и когда Алиса вошла, захихикала и стала делать ей знаки. Бесстыжая, как многое девчонки в нынешние времена.

— По-прежнему? — спросила Алиса, кинув взгляд на дверь.

— Да,— ответила Жинетта с ужимками. — А это та женщина, что присматривала за собаками?

Мне хотелось пить, хотелось спать, но мне ничего не предлагали, даже не приглашали сесть. Их слишком волновал праздник: то, что они разглядели, пока накрывали на стол или принимали пальто в прихожей. Раздался звонок, и Алиса, все еще с мопсом на руках, выбежала прочь. Мсье Родолос прошел мимо меня, не глядя, и вскоре вернулся: пять собак скакали вокруг него, виляя хвостами. Я заметила, что в руке у него была зажата полная пригоршня сахару: он раздавал куски собакам, чтобы те шли за ним в гостиную. Я прислонилась к большому столу посередине кухни, стараясь не смотреть на Жинетту, а та, как только вернулась Алиса, продолжала болтать о мсье Бебе и о переодеваниях, о мсье Фрежюсе, о пианистке, которая, похоже, была чахоточная, и о том, что барышня Люсьенна вроде бы поссорилась с папашей. Алиса взяла полупустую бутылку и поднесла ее ко рту с таким нахальством, что я смутилась и не знала, куда глаза девать, но хуже всего было то, что она передала бутылку рыжей, которая допила остатки. Обе хохотали так, словно тоже порядком подпили на празднике. Может, поэтому им и не пришло в голову, что я голодна и ужасно хочу пить. Разумеется, если бы они были в себе, то догадались бы. Люди по природе своей не злы и чаще всего грубят, не замечая того, как, например, в автобусе, в магазинах и в конторах.

Снова зазвенел звонок, и обе девушки мигом выскочили. Раздавались взрывы хохота, время от времени — пианино. Я не понимала, почему меня заставляют ждать, — всего-то дела: расплатиться и расстаться по-хорошему. Я уселась и положила локти на стол. Глаза у меня смыкались, поэтому я не сразу поняла, что кто-то вошел в кухню. Я услышала звон бокалов и тихий-тихий свист. Подумав, что это Жинетта, я обернулась, чтобы спросить, долго, ли еще ждать.

— Ах, простите, сударь, — сказала я, поднимаясь. — Я и не знала, что вы здесь.

— Меня нет, меня нет, — заговорил этот господин, очень молодой. — Лулу, ну-ка иди взгляни!

Его чуть покачивало, и он оперся о какую-то полку. Он уже наполнил бокал чем-то прозрачным и теперь подозрительно разглядывал напиток на свет. Лулу не показывалась, и молодой господин подошел ко мне и усадил снова. Он был светловолосый, очень бледный, одетый во все белое. Когда я заметила, что он среди зимы одет во все белое, то опять подумала: а не снится ли мне все это? Я это говорю не для красного словца: стоит мне увидеть что-то странное, как я задаю себе именно этот вопрос: а не снится ли мне все это? Все может быть: я иногда вижу такие странные сны. Но господин стоял тут и улыбался устало, почти со скукой. Жаль было смотреть, какой он бледный.

— Вы, должно быть, та, что присматривала за собаками, — сказал он и отхлебнул из бокала.

— Я — мадам Франсинэ, к вашим услугам, — откликнулась я. Он был такой милый, и я ничуть не робела. Скорее хотелось быть ему полезной, оказать внимание. Теперь он опять глядел на приоткрытую дверь.

— Лулу! Придешь ты наконец? Тут есть водка. Почему вы плакали, мадам Франсинэ?

— Ах, нет, сударь, я не плакала. Наверное, зевнула как раз перед тем, как вы вошли. Я немного устала, а свет в той комнате... в другой комнате был довольно тусклый. А когда зеваешь, то...

— ...слезятся глаза, — закончил он. У него были великолепные зубы, а таких белых рук я у мужчины и не видала. Вдруг он поднялся и пошел навстречу какому-то юноше, который, покачиваясь, входил на кухню.

— Эта женщина, — провозгласил он, — избавила нас от мерзких тварей. Лулу, поздоровайся с ней.

Я снова поднялась в знак приветствия. Но господин по имени Лулу даже не глядел на меня. Он нашел в холодильнике бутылку шампанского и пытался ее открыть. Молодой человек в белом подошел помочь ему, и оба, хохоча во все горло, принялись возиться с бутылкой. А от смеха теряешь силы, и им никак не удавалось снять пробку. Тогда они решили сделать это вместе, и стали тянуть каждый в свою сторону, пока наконец не прижались друг к дружке, очень довольные, но бутылку так и не открыли. Мсье Лулу все твердил: «Бебе, Бебе, пожалуйста, пойдем», — а мсье Бебе хохотал все громче и в шутку его отпихивал и, наконец, сорвал пробку, и пенная струя ударила в лицо мсье Лулу — тот грязно выругался и стал бродить по кухне, протирая глаза.

— Бедный милый ребенок, он слишком пьян, — сказал мсье Бебе, выпихивая его. — Пусть составит компанию бедняжке Нине: человеку взгрустнулось. — Он снова расхохотался, но уже не так весело.

Когда он вернулся, то показался мне еще более милым. У него все время дергалась одна бровь: должно быть, нервный тик. Это повторилось два или три раза, пока он глядел на меня.

— Бедная мадам Франсинэ, — сказал он, ласково погладив меня по голове. — Ее оставили одну и уж наверняка не налили ничего выпить.

— Сейчас, должно быть, придут и отпустят меня домой, сударь, — ответила я. Меня ничуть не задела эта его вольность — то, что он погладил меня по голове.

— Отпустят, отпустят... Да разве кому-то нужно разрешение, чтобы идти куда-то или оставаться на месте? — произнес мсье Бебе, усаживаясь рядом со мной.

Он снова поднял свой бокал, потом поставил на стол, взял чистый и наполнил его жидкостью чайного цвета.

— Мадам Франсинэ, давайте выпьем вместе, — сказал он, протягивая мне бокал. — Вы, конечно же, любите виски.

— Боже мой, сударь, — всполошилась я. — Кроме красного да капельки перно по субботам за столом у Гюстава, я ничего и в рот не беру.

— Неужто и впрямь вы никогда не пробовали виски? — изумился Бебе. — Ну, один глоточек. Увидите, как это вкусно. Ну же, мадам Франсинэ, соберитесь с духом. Самое трудное — первый глоток. — И он стал читать стихи, которых я не помню: речь шла о моряках, которые попали в какие-то неведомые, странные края. Я выпила глоточек виски: напиток был такой душистый, что я отхлебнула еще, а потом и еще. Мсье Бебе смаковал свою водку и глядел на меня как зачарованный.

— Как приятно сидеть тут с вами, мадам Франсинэ, — повторял он. — К счастью, вы не так молоды, вы можете быть просто другом... Только посмотришь на вас — и сразу поймешь, какая вы добрая, точь-в-точь тетушка из провинции: вас можно баловать, и вы можете баловать — и ничего дурного не произойдет... Вот, например, у Нины есть тетушка в провинции, она посылает цыплят, овощи корзинами и даже мед... Правда, чудесно?