Страница 33 из 75
Bad Girls
Плохие девочки любят пить виски, курить сигареты и нюхать трубочный дым. Отращивают длинные когти и острые языки. Они кусают словами и притягивают глазами. А потом опять кусают и бьют током самих себя. Девочкам нравится быть творческими, писать истерику разумно и жарко. Они любят мужчин и любят, когда их любят. Закатывают глаза и говорят: «Сколько можно…», говорят: «Кто считает», — а сами помнят, как он смешно целовал ее в кончик носа, а потом дверь в квартиру захлопнулась, а вот он подарил медвежонка, но у него оторвалась лапа почему-то. Плохие девочки не любят плакать. Иногда все равно, ночью, носом в подушку, чтобы никто. Но редко, да, редко. А внутри у них живет маленькая пугливая зверинка. Пушистая такая. Очень боится, но не плачет. Дрожит только иногда сильно. Особенно когда ее бьют. Она тогда смотрит глазами своими изнутри и когти выпускает — держится.
Destination anywhere
Так о чем это мы? О свободе, да… Что ж, слушай.
Зимней ночью нужно выйти на улицу. Только предварительно подготовиться, надеть свитер мягкий и шарф. Ты почувствуешь, что это та самая ночь. Хлопнешь дверью, непременно поскользнешься на пороге и выберешься на улицу. Под фонарем будет волноваться белое, небо будет тяжелым и невидимым. Нужно несколько минут постоять, глядя на подфонарную круговерть, а потом подставить руку и поймать снежинку. Если она будет красивая, значит, тебе повезет. Кутаясь и пряча нос, нужно пойти туда, куда глаза глядят. Это, знаешь, вот если человека умотать по самое не хочу, а потом на минутку оставить в покое, он так и будет смотреть — не то насквозь, не то вообще внутрь себя. Вот так, да… Если сделал все правильно — сам не заметишь, как окажешься на автобусной остановке, когда-то давно лишившейся крыши и таблички с номерами. Не волнуйся, теперь тебе осталось только ждать. Сколько? Никто не знает. Через некоторое время подойдет автобус без номера. Если захочешь, ты в него сядешь. Впрочем, если бы не хотел, ты бы и остановку не нашел. Нужно зайти, сесть и расслабиться. За окнами будет мелькать что-то, а ты смотри и попытайся решить, чего же ты хочешь.
Может быть, в автобус будут заходить люди. Некоторые начнут отдуваться, озираться тревожно и вопрошать: «Это пятый?.. Это сто шестнадцатый?..» Другие просто усядутся, кто куда, и затихнут. Вот кому-то повезло — он достал из кармана билет, взглянул и улыбнулся. На следующей остановке сошел. Ну что, ты уже понял? Опусти руку в карман. Доставай. Смотри. Ну-ка, покажи… Да-а… Ну, не знаю. Ничего не могу сказать. Права не имею. Позже. А ты пока осваивайся, братишка. Сиденья еще мягкие, особенно то, справа. Почти не дует, даже у окна. Располагайся поудобней. Будет мне теперь с кем время коротать…
Эшвиш
Эшвиш, как обычно, пришел на работу без пяти девять. О такой работе мечтали многие — сидишь в теплом кабинете, от звонка до звонка, заполняешь карточки, заносишь в компьютер. А вечером домой. Красота. Не то, что за гроши рвать спину тяжелыми мешками или на ледяном ветру покрывать раствором новую кладку. Эшвиш сидел за столом и тупо разглядывал серый заоконный пейзаж — до начала рабочего дня было еще пять минут. Он всегда старался прийти пораньше, потому что за опоздания сурово штрафовали, и даже провели пару показательных увольнений. До сих пор Эшвишу удавалось не опаздывать. Поэтому никто на работе не догадывался, что ранние пробуждения для него являлись самым настоящим ужасом. И подвигом.
До самого рассвета Эшвиш мог делать все, что угодно. Единственное, чего он не мог — спать. К утру он задремывал, успевал увидеть во сне что-то высокое и летящее, но совсем скоро ему приходилось выдирать себя из теплой постели. Жизнь превращалась в ад каждое утро. И так было до самого вечера. Только когда в длинных офисных кабинетах загорались тусклые лампы, Эшвиш начинал себя хоть как-то чувствовать.
Сегодня предстоял день выплаты премий, а Эшвиш едва не опоздал. В прошлом месяце он проспал и пришел на работу в девять ноль пять. Премию ему тогда не дали. Эшвиш задумался о постели и быстро выпрямился. Не хватало еще заснуть…
У него был один секрет. Маленькая подушка, набитая сушеными травами, в нижнем ящике стола, закрытом на ключ. На ее атласной поверхности можно было выспаться буквально за четверть часа. Подушку ему когда-то подарила мама.
Она умерла восемь лет назад. Еще до того, как он стал взрослым и получил хорошую работу. Она не дожила до его совершеннолетия. И некому было рассказать ему в самый торжественный день, кто он такой и как ему следует жить дальше…
Эшвишу удалось сосредоточиться и нормально проработать до обеда. Когда все ушли в столовую, он аккуратно закрыл дверь и только было собрался прибегнуть к верному противо- (или за?) сонному средству, как вернулся коллега, забывший кошелек. Потом начали звонить все телефоны одновременно. Затем его вызвали к начальству — вручать премию. В общем, поспать так и не удалось… А вечером им объявили о неделе аврала — начиналась подготовка к ежегодной комиссии, работа без обеда.
Через четыре дня Эшвиш, как обычно, сидел за столом. Стояла серая дождливая погода. Люди работали, и только у него все валилось из рук. Он по-прежнему не мог уснуть ночью, а днем ему спать не давали. Чтобы развеяться, он подошел к окну. Встал, прижавшись лбом к стеклу, и смотрел, как летят вниз дождевые капли. Он вспомнил, как мама называла дождик — соннышко. Пробормотав что-то о проветривании помещений, Эшвиш открыл окно. В кабинет ворвались мокрые запахи и звуки будничного города.
Никто не заметил, как он ступил на широкий карниз. Постояв секунду, он повернулся направо и медленно пошел к углу дома. Там была глубокая ниша, защищенная от дождя. Он сел, подтянул ноги и закурил.
Заметили его исчезновение не сразу, а когда в кабинете стало холодно. Окно закрыли, мимолетно удивившись, куда подевался Эшвиш. Впрочем, все тут же забыли о нем — разбирали архивы, не до того… А он стянул пиджак, рубашку, накрылся ими и уснул. Ему снилась большая птица, парящая над городом…
Наступал вечер, дождь затих и Эшвиш проснулся от рева пожарных машин. Это кто-то из младших служащих, возвращаясь с поручения, заметил скрюченную фигурку в нише, а дежурная, перепугавшись, позвонила в пожарную охрану.
Когда Эшвиш понял, что сейчас к нему доберутся люди в ярко-желтых спецовках, он поморгал, выпрямился и шагнул в сторону от поднявшейся лестницы. Тело затекло, нога неуклюже поехала по скользкому карнизу…
Он летел вниз, медленно, как во сне. Мимо проскальзывали окна, освященные всеми оттенками желто-белого цвета, иногда попадались зеленые или синие. Мелькали удивленные или испуганные фигуры, застывшие в нелепых позах. Внизу ждал город — мокрый, встрепанный, покрытый серым асфальтом.
Эшвиш улыбнулся, распахнул руки, будто хотел обнять этот город, и плавно заскользил вниз — в сторону — вниз — в сторону… Он понял, что летит.
«Я — сова», — думал Эшвиш. — «Я — сова».