Страница 34 из 40
Сердце у Миши дрогнуло, а душа стала постепенно успокаиваться. Казалось, Натали знает всё, что сейчас происходило во дворе, но ни о чём не спрашивает. А Даша, хоть и смотрит сочувственно, но вот-вот навалится с вопросами. Мише этого не хотелось.
— Миша, а ты слышал что-нибудь про крошку Цахеса? — ни с того ни с сего спросила Натали.
Миша сразу забыл про свои горести и стал вспоминать что-нибудь про крошку Цахеса, но так ничего и не вспомнил.
— Мы скоро его увидим, — пообещала Натали. А Миша так и не понял, радоваться ему, опасаться или испугаться.
Натали тем временем надела серебристый широкий плащ и в нём стала похожа на обычную девочку. Нет, всё-таки не обычную! Она в этом плаще как будто светилась. Натали спрятала под плащом свой волшебный веер. Все вышли из дома.
«Куда это они?!» — подумал Миша и поплёлся следом за девочками. Через некоторое время они были у дверей неизвестной квартиры. Из-за двери высунулся смеющийся Щербатый—гроза Арбата.
Миша не успел ничего почувствовать: ни испуга, ни удивления… как Натали взмахнула своим веером, и тут же напор упругого ветра ударил всем в лицо. Невольно закрылись глаза.
Когда дети открыли глаза, то увидели, что находятся в огромном зале и прячутся за колонной. Но они могли бы и не прятаться. На них никто, ну абсолютно никто, не обращал внимания.
— Это дом профессора Моша Терпина, — тихонечко пояснила Натали. — Мы в сказке Гофмана «Маленький Цахес, прозванный Циннобером». В нашей семье, — тут Натали мечтательно вздохнула, — очень любили эту сказку.
Натали прервала свою речь и с беспокойством посмотрела на Щербатого. Мальчик явно ничего не понимал и столь же явно перепугался. Ни следа не осталось от его былой удали. Вот бы сейчас малыши посмотрели на своего грозного «героя» — Щербатого — грозу Арбата.
— Что с вами, Шурик? — спросила его Натали и нежно обняла мальчика.
— Он не знает французского, — злорадно буркнул Миша.
— Как не знает? Что вы, Мишель? Он же такой большой, то есть Шурик большой, — необычайно удивилась Натали. — Не беспокойтесь, Александр. Мы на несколько секунд отправимся в волшебное путешествие. А дома никто этого не заметит и вы скоро вернетесь.
Шурик задышал ровнее и стал прислушиваться к тому, что происходило в доме.
«Даже имя у него шипит — Шшшурик», — неодобрительно подумал Миша.
— Видите этого несчастного карлика? Это и есть маленький Цахес. Но теперь он уже стал знаменитым и его стали называть Циннобер. Он скоро будет назначен министром.
— Тот безобразный уродец станет министром?! — довольно громко воскликнула Даша.
— Потише, Дашенька, нас не должны заметить здесь, — мягко попросила Натали. — Послушайте, пожалуйста, стихи Валтазара. Он их посвятил Кандиде, вон той красивой девушке. Видите?
Даша слушала стихи о соловье и розе и невольно начала волноваться. Что-то в этих стихах заставляло её переживать. Даша заметила, что Кандида тоже сильно переживает. Щёки её пылали, как лепестки розы.
Миша не очень-то вникал в стихотворение. «Какие-то розы, соловьи! — мысленно отмахнулся от содержания мальчик. — Но вот Кандида и наша Натали чем-то похожи. Наверное, потому, что они обе красивые», — размышлял Миша.
Натали беззвучно произносила стихотворение. Видно, она давно его знала наизусть.
А Шура-Щербатый — в это время впился глазами в уродливого карлика. Тот нагло оглядывался по сторонам и даже пару раз сплюнул через кривые зубки на сверкающий паркет. Щербатого этот Цахес почему-то очень настораживал. Почему бы это? Но послушаем сказку про Валтазара и Цахеса.
«…Его чтение (т. е. Валтазара), всё более страстное, выдавало внутренний жар любящего сердца. Он дрожал от восторга, когда тихие „ахи“ и „охи“ женщин, когда возгласы мужчин: „Великолепно! Прекрасно! Божественно!“ убеждали его, что его стихотворение всех проняло.
Наконец он кончил. И тут все стали кричать:
„Какое стихотворение!.. Какие мысли… Какая фантазия… Какие замечательные стихи… Какое благозвучие… Спасибо… Спасибо, вам дорогой господин Циннобер, за божественное наслаждение…“
— Что? Что вы говорите? — воскликнул Валтазар.
Но никто не обращал на него внимания, все бросились к Цинноберу, который сидел на диване, надувшись, как маленький индюк, и противнейшим голосом сипел:
— Прошу покорнейше… Прошу покорнейше, не обессудьте!.. Это пустячок, я наспех накропал его не далее как прошлой ночью!
Но профессор эстетики закричал:
— Восхитительный, божественный Циннобер!.. Сердечный друг, если не считать меня, ты — лучший поэт на свете из ныне живущих! Дай мне прижать тебя к своей груди, душа моя!
С этими словами он высоко поднял малыша с дивана и стал прижимать его к сердцу и целовать. Циннобер вёл себя при этом весьма строптиво. Он колотил ножками по толстому животу профессора и верещал:
— Пусти меня… пусти меня… мне больно… больно… больно… Я выцарапаю тебе глаза… я откушу тебе пол носа!
— Нет, — вскричал профессор, сажая малыша на диван, — нет, милый друг, долой чрезмерную скромность!
Покинув карточный стол и тоже подойдя к ним, Мош Терпин взял ручку Циннобера, пожал её и очень серьёзно сказал:
— Превосходно, молодой человек! Мне не перехвалили, о нет, мне недохвалили вашу высокую одарённость.
— Кто из вас, — снова вскричал профессор в полном восторге, — кто из вас, девы, вознаградит великолепного Циннобера за его стихи, выражающие глубочайшее чувство чистейшей любви, поцелуем?»…
Натали закрыла лицо своими нежными длинными пальчиками. У Даши вырвалось: «Что они, с ума спятили все?» Миша машинально произнёс: «Ща, как дам!» — непонятно кому это адресовалось. «Цыц, козявка!» — пробормотал Щербатый. Это предназначалось всё же не Мише, а, надо думать, Цинноберу. Шурик весь нахохлился, но был чем-то смущён.
— Тише, господа! — сквозь пальчики прошептала Натали. — Смотрите и слушайте.
И сказка продолжалась после некоторой паузы дальше:
«…И тут встала Кандида, с пылающими щеками подошла к малышу, опустилась на колени и поцеловала его в гадкий синегубый рот.
— Да, — закричал тогда Валтазар, словно бы вдруг обезумев, — да, Циннобер… божественный Циннобер, ты сочинил проникновенные стихи о соловье и розе, тебе по праву причитается прекрасная награда, тобою полученная!..»
Даша теперь поняла, почему Натали закрыла лицо руками. Смотреть на это зрелище было тяжело, почти невыносимо. И Даша тоже прижала ладошки к глазам и тихо застонала: «Ой, ой, не могу!»
— Извините меня за то, что я причинила вам столько страданий? — совсем разволновалась Натали, а как известно, когда она сильно волновалась, то переходила на другой язык, которым владела так же, как и русским. — Извините меня. Пойдёмте скорей на воздух.
И они беспрепятственно выбрались из дома профессора Моша Терпина. И сразу следом за ними из парадного кто-то выскочил и помчался по улице. Это был Валтазар. Он спешил домой в лютой ярости от горя и несправедливости судьбы и людей.
Дети, проводив взглядом несчастного поэта, огляделись. Они стояли на булыжной мостовой старинной улицы средневекового немецкого городка. Все четверо потихоньку зашагали по блестящим после дождя булыжникам.
Во время прогулки Натали рассказала детям о крошке Цахесе и Валтазаре.
«У бедной крестьянки родился необычайно уродливый ребёнок, которого назвали крошка Цахес. Однажды эту крестьянку с малышом-сыном встретила в лесу фея Розабельверда… Бедная женщина так устала, собирая хворост, что крепко уснула, а крошка Цахес валялся рядом на траве. Фея была потрясена убогим видом несчастного малыша и ей захотелось его чем-то одарить. Фея Розабельверда была очень доброй и красивой.
Она даже не подозревала, какая злоба, грубость и жестокость, и к тому же презрение ко всем другим людям заключены в этом тщедушном корявом теле. Фея сделала так, что таланты других людей воспринимались, как необыкновенные способности Цахеса, которого впоследствии стали называть Циннобером, так как он становился всё более важным и могущественным. Он стал настоящим тираном».