Дочь Птолемея

19. ПИРШЕСТВЕННОЕ ЗАСТОЛЬЕ

Застучали тимпаны, загремели барабаны, засвиристели флейты.

Появилась танцовщица Юла под дружные хлопки своих почитателей. Пунцовые шальвары её скреплялись на щиколотках цепочкой с бубенчиками; по бокам следовали разрезы, сквозь которые были видны голые ноги до бедер; колпачки в виде цветков лилий прикрывали сосцы открытых грудей; вокруг неглубокой ямочки пупка — два желтых круга, символизирующие солнце, по всему животу расходились лучи.

Подняв над головой обнаженные руки, Юла начала танец в такт стукам тимпана и повизгиванию флейты, сгибаясь в коленях. Движения рук её были настолько быстры, что казалось, их у неё несколько. Она вскидывала ноги, вертелась на месте, как волчок, изгибалась, подобно тростнику, колеблемому ветром; отбегала, падала на колени, кого-то манила, звала; колокольчики на её бедрах позванивали в такт бубенцам на щиколотках.

Трижды ударил барабан. С левой стороны выбежали девушки, все одинакового роста, стройные и гибкие, и начали танец. Издали, в своих тонких, облепляющих одеждах, они казались голыми, желанными, пленительными, ожившей стенной росписью.

Смотря на танцовщиц, мужчины оживились: одни поднимали головы, прекращая жевать, другие осторожно ставили на столы чаши с недопитым вином, переглядывались, улыбались, движением пальцев манили к себе юных прелестниц.

Раздался вопль, пронзительный, визгливый, с высоких нот снизившийся до продолжительного шипения. То дала услышать свой сильный, богатый оттенками голос певица Тара, высокая полногрудая женщина. Она сменила Юлу и запела низким приятным голосом под веселую греческую мелодию. Захмелевшие мужчины стали ей подпевать, подмигивая друг другу и жестами рук выражая свой восторг.

Ирада сказала:

— Мужчины опьянены и возбуждены, а женщины, моя царица, хотели бы продолжать пир по-этрусски.

Клеопатра улыбнулась и проговорила:

— По-этрусски так по-этрусски. Я не против, Ирада. Объяви!

Хармион простонала, как капризная девочка:

— Хочу Миния.

— О нет, сладострастная, — возразила Клеопатра, кося на неё влажным поблескивающим глазом. — Сегодня ты развлекаешь Нофри. Постарайся ублажить его так, чтобы он помнил об этой ночи всю жизнь. А ты, — сказала Ишме, займи вон того, что рядом с ним. Видишь? Тебя, кажется, это не воодушевляет, душа моя?

Ишма покривила губы.

— Так он же старый и бородатый.

— Для тебя все стары, девочка. Зато он забавный шутник и доставит тебе немало веселья своими прибаутками. К тому же с ним тебе можно не опасаться…

Ирада захлопала в ладоши и, напрягши голос, закричала:

— Послушайте меня!

Тара кончила петь, шум, разговоры стали стихать, головы мужчин и женщин, увенчанные венками, повернулись в сторону говорившей, а та продолжала:

— По общему желанию женщин — надеюсь, наши доблестные мужчины не будут возражать — в дальнейшем мы будем продолжать пир по-этрусски.

Раздались одобряющие хлопки и радостный визг женщин. Все они дружно поднялись со своих мест и по двое, по трое, а то и целыми стайками стали покидать пиршественную террасу и скрываться в одном из ближайших залов дворца.

Дидим едва не подавился пирогом. Он удивленно взглянул на Нофри, ничего не понимая:

— Чему они рады? И что, в конце концов, означает: проводить пир по-этрусски?

Нофри улыбнулся.

— Как? Разве ты не знаешь, как этруски в старину справляли свои пиры?

— Я слышал, что на пирах этрусков главенствуют женщины и что они сами себе выбирают напарников. Но этого никогда не видел.

— Сейчас увидишь.

Дидиму немного стало не по себе, он повел плечами, точно от щекотки между лопатками.

— Ты не разыгрываешь меня, надеюсь?

— Какой уж тут розыгрыш!

— И что ж, меня сейчас кто-нибудь скушает? А если я не хочу? А если это не по моим правилам?

— Ах, оставь! Ты, думаю, не посмеешь отказать женщине? Это неучтиво! К тому же все женщины хороши. Что тебя беспокоит?

— Мне как-то непривычно. До сих пор выбирал я.

Нофри рассмеялся и сообщил ещё одну новость:

— Но это ещё не все, что тебя выберут. В своей этруске тебе будет трудно узнать кого-либо из женщин. А это уже по-египетски. Мы же не можем без тайн!

— То есть как? — изумился Дидим.

— Все женщины будут одинаково одеты и у каждой на лице — маска. А светильники и факелы затушат. Как видишь, — указал Нофри на группу рабов, которая появилась во главе с управляющим Селевком и стала гасить огни, сейчас на нас падет египетская тьма.

— Слушай, Нофри, — зашептал Дидим, подвигаясь к нему, — а если меня выберут двое? Я же с ними не справлюсь.

Нофри захохотал, откидываясь на спину.

— Да ты ещё и трус вдобавок! Не скажи ещё кому-нибудь, а то тебя засмеют. Успокою тебя — обычно этого не случается. Женщины между собой договорятся, кого они выбирают. Можешь быть уверен в одном: без внимания не останешься. — Затем он сделал серьезное лицо и проговорил печально: — А если вдруг окажется, что тебя выберут двое или трое… Тогда действительно они обглодают твою сладкую палочку. Берегись!

— Нет, мне надо улепетывать, — проговорил Дидим и собрался слезать с ложа.

Нофри схватил его за полу хитона и потянул на себя.

— Да стой же ты! Я пошутил. Вот, понимаешь, друг, бросает на поле сражения.

А Тара все пела, теперь что-то печальное, нежное, бередившее душу; приятная мелодия всех взволновала. Когда она кончила, мужчины, оставшиеся одни, без женщин, молчали некоторое время с растроганными лицами. Потом раздались крики, более восторженные, чем можно было ожидать.

Тара раскланялась и удалилась.

Нестор тоже захотел петь; он попробовал свой голос, однако его никто не услышал, ибо всякий шум тонул в общем гуле. Тогда он поднялся во весь рост и забасил, воздев руки над головой.

— Замолчи, Нестор. Что ты ревешь, как павиан?

Его усадили, но он освободился, не без борьбы, и, поднявшись снова, на этот раз на стол, возопил:

— Не трогайте меня! Я хочу спеть одну непристойную песенку. Не-при-стой-ную! Ясно? Со всякими сладостями.

— Да перестань!

— Кто тебя будет слушать?

— Шел я раз по улице, — запел все же Нестор, но его дернули за руку, и он со стола перелетел на ложе, — молод ещё был…

Ему стали закрывать рот ладонями, но он вырывался и тянул свое, вращая глазами и улыбаясь мокрым ртом:

— А одна бабенка… тра-та-та-та. Сейчас, сейчас будет такое… Вы только послушайте.

В это время рослый Зет, известный своей отвагой и силой, стукнул себя в грудь кулаком и предложил любому из собравшихся помериться с ним силой.

Ближайшие к нему мужчины переглянулись и засмеялись: никто не решился принять вызов силача. Зет разочарованно махнул рукой.

— Я могу! — воскликнул молодой Деметрий и посмотрел на царицу, в окружении своих дам бесстрастно восседающую на ложе, — на своих гостей она глядела совершенно спокойно, ничему не удивляясь.

Деметрий подошел к Зету, и они тут же сцепились, как настоящие борцы. Они боролись с переменным успехом, катались по полу, сбили столы, приходя в ярость от напрасных усилий.

Клеопатра повелела их развести, сказав, что она довольна обоими. И тут началось: одни кричали, что они дальше или выше всех прыгают; другие бегают, как антилопы; третьи совсем не пьянеют, сколько бы они ни пили.

Двое обжор, долго не рассуждая, принялись за жареные бычьи ляжки, с треском обдирали с костей мясо и пережевывали крепкими зубами.

Кудрявый Атис вызвался переплыть пруд, кишевший крокодилами. Его сдерживали, уговаривали друзья. Он оказался безумно упрям, двоих оттолкнул, с третьим завалился подле стола, порвав на нем хитон.

— Это же верная смерть, — говорили ему.

— Я переплыву, — настаивал Атис.

— Иди, с тобою бог! — пьяно проговорил Пикус и опустошил свой кубок.

И толпа зевак двинулась поглазеть, как он будет плыть среди водорослей и мерзких тварей.

Через некоторое время он возвратился, торжествующий, мокрый, с зелеными травинками в волосах. С его одежды ручейками стекала вода.