Сама себе враг

Странно, но при назначении нового доверенного лица выбор пал на герцога де Шевреза, поскольку он являлся дальним родственником короля Карла. Мне было интересно, помнит ли он собственную свадьбу и не жалеет ли о браке со своей обворожительной женой, поведение которой дает пищу скандальным сплетням и слухам повсюду, где бы ни появилась герцогиня.

Пока мне на голову надевали маленькую корону, Мами вертелась вокруг меня. Корона очень подходила к наряду.

– Корона вам к лицу, – заметила Мами.

Я счастливо улыбнулась. Я должна была уехать в чужую страну, но, поскольку Мами отправлялась со мной, беспокойство мое почти улеглось.

Незаметно пролетело утро, и я была рада, когда мы наконец отправились в собор Парижской Богоматери. Процессия очень медленно двигалась к западным воротам, поскольку церемония не могла состояться в самом соборе; так венчали когда-то и моего отца с королевой Марго. Ведь если один из вступающих в брак был протестантом, то церемонию не имели права проводить в стенах храма.

Вслед за швейцарскими стрелками и трубачами шагало множество воинов, герольдов и пажей. За ними шествовала я в своем великолепном сверкающем платье. По одну сторону от меня шел Людовик, по другую – Гастон, а за нами следовали моя мать и королева Анна.

Когда мы приблизились к помосту, расположенному у западного входа в собор, я шагнула под балдахин, мой брат Людовик остался в стороне, а герцог де Шеврез подошел ко мне и замер рядом. Он был очень красив в черном бархатном камзоле с прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из золотой материи. Через плечо у герцога была переброшена лента, усыпанная бриллиантами, а поскольку бриллианты поблескивали у него и на камзоле, то сверкал он почти так же, как и я.

Так я вышла замуж – хотя и по доверенности – за короля Англии.

После церемонии я вместе со своими родными вошла в собор, чтобы присутствовать на торжественной мессе, а герцог де Шеврез, будучи доверенным лицом короля Карла, не присоединился к нам и удалился вместе с лордом Кенсингтоном: так поступил бы сам Карл, если бы был здесь. Этот эпизод напомнил мне, что моя вера отличается от веры моего жениха. Я ощутила легкую грусть, хотя и была полна решимости привести моего мужа в лоно святой католической церкви.

После мессы мне позволили вернуться в резиденцию епископа и немного отдохнуть перед пиром. Часы эти я провела в обществе Мами, которая возбужденно рассуждала о церемонии венчания, а также о великолепии моих бриллиантов и бриллиантов герцога де Шевреза.

А вечером был пир, и на нем царило веселье. Я восседала во главе стола по правую руку от моего брата; с другой стороны со мной соседствовала моя мать. Я заметила, что теперь оба они относятся ко мне по-другому. Я перестала быть маленькой мадам Генриеттой; я превратилась в королеву.

Потом я танцевала с герцогом де Шеврезом, пытаясь представить себе вместо его лица лицо с портрета; затем я прошлась в танце с Людовиком, а в конце мы с Анной исполнили один из наших маленьких балетов. Кружась в паре с Анной, я трепетала от радостного возбуждения: ведь теперь обе мы были королевами.

Этот день никак нельзя было назвать грустным, хотя он оказался страшно изматывающим, и под конец я была даже рада скинуть с себя свой роскошный наряд и лечь спать.

– Это моя брачная ночь, – сообщила я Мами.

Та взбила подушки.

– Ну, вам недолго осталось спать одной, – сказала она.

Я задумалась, а Мами вдруг обвила меня руками и крепко прижала к себе.

– У него доброе лицо и ласковые глаза, – успокаивающе произнесла она.

За чем и последовала моя брачная ночь.

В знак признательности за помощь в устройстве этого брака лорду Кенсингтону был присвоен титул графа Голланда, а через две недели во Францию приехал герцог Бэкингем. Его появление наделало много шума. Бэкингем был так жизнерадостен и так красив! А как великолепны были его наряды!

– В этих одеждах, – объявила Мами, – он собирался блистать, заключая с вами брак по доверенности.

Когда мне впервые представили герцога Бэкингема, он был в белом атласе, усыпанном бриллиантами. Мами слышала, что один только камзол – учитывая количество драгоценных камней – оценивался в двадцать тысяч фунтов. А сколько у герцога было таких нарядов?! Он любил бриллианты и украшал ими все, что можно: они сверкали у него на шляпе и даже на пере шляпы, не говоря уж об эфесе шпаги и шпорах.

Он словно хотел ослепить всех своим богатством. Впрочем, он и правда был одним из влиятельнейших людей в Англии. Король Яков любил его до безумия – ибо король Яков вообще питал склонность к красивым молодым мужчинам. Теперь же герцог стал лучшим другом и советником Карла. Официально Бэкингем приехал, чтобы сопровождать меня в Англию, однако Мами полагала, что у него могла быть и другая цель. Он хотел заключить с французами союз против Испании.

Но в любом случае Бэкингем был здесь – во всем своем блеске, в сиянии славы и богатства. И держался герцог так, словно был ровней моему брату, моей матери и молодой королеве. В честь его приезда устроили большие торжества – ведь в Париже все еще продолжали праздновать свадьбу. Было решено, что после недели пиров и балов, на которых будет присутствовать герцог, мы с ним отправимся в Англию.

Моя разлука с семьей пока откладывалась, поскольку моя мать с Людовиком, Анной и Гастоном собрались сопровождать меня до Кале. Там я должна была проститься с ними и пересечь Ла-Манш в обществе герцога Бэкингема и лорда Кенсингтона – новоиспеченного графа Голланда. Герцог де Шеврез, женившийся на мне по доверенности, должен был оставаться со мной до тех пор, пока меня не передадут настоящему мужу; а поскольку ехал герцог, то вместе с ним отправилась и ветреная герцогиня. Я почти примирилась с потерей родины – в конце концов никто из моей семьи никогда не испытывал ко мне особой нежности, а в качестве главной придворной дамы меня сопровождала Мами.

Это было веселое путешествие. При нашем появлении люди поспешно выбегали из своих домов и приветствовали нас радостными криками. К тому же затевалась интрига – весьма романтического свойства. Впрочем, где бы ни появилась герцогиня де Шеврез, без этого было не обойтись. А что могло быть более захватывающим для этой дамы, чем роман с одним из наших спутников?

Мами сказала, что красавица и граф Голланд совершенно не скрывают своих чувств – и сомнительно, чтобы герцог де Шеврез не ведал о скандальном поведении супруги.

А вскоре внимание наше привлекла еще одна пара… Об этом как-то упомянула Мами.

Однажды вечером, укладывая меня после долгой дороги в постель, Мами спросила:

– Вы заметили, как ведут себя герцог Бэкингем и королева?

– А что такое? – не поняла я.

– Кажется, герцог бросает на королеву весьма томные взгляды, – сообщила Мами.

– На Анну?! – от удивления я села на ложе.

– Конечно, на Анну. И должна заметить, что меня это ничуть не удивляет. Людовик – самый нерадивый супруг на свете, – заявила Мами.

– Герцог просто восхищен ею! – возразила я.

– А она любит, когда ею восхищаются… – уточнила Мами.

– Тебе, наверное, просто показалось. Уверена, что показалось! – рассердилась я.

– Ну, может быть… – сдалась Мами, но тут же объявила: – Хотя я редко ошибаюсь!

Мы заговорили о другом, но на следующий день, когда мы продолжили наше путешествие, я заметила, что Бэкингем исхитрился устроиться рядом с королевой и завязать с ней разговор. Они смеялись, глаза Анны искрились от восторга, а герцог Бэкингем, казалось, был очень доволен собой.

И хотя я еще не познала близости с супругом, но любовная связь герцогини де Шеврез и графа Голланда, столь явно выставлявшаяся напоказ в присутствии мужа-рогоносца, а также упорные попытки герцога Бэкингема завоевать королеву открыли мне глаза на те нравы, которые царили в придворных кругах.

Не успели мы доехать до Компьеня, как у Людовика случился очередной приступ лихорадки. Наша мать была очень обеспокоена и настояла, чтобы мы прервали путешествие, пока короля не осмотрят доктора. Мы все приуныли, и часть празднеств была отменена. Впрочем, меня это не слишком огорчило, несмотря на мою любовь в танцам, пению, музыке и веселью. Несколько тихих вечеров с Мами приободрили меня сейчас гораздо больше, чем шумные пиры и балы.