Сама себе враг

– Арестован! – вскричала я. – Но он же принц крови!

– И принцев крови могут арестовать, если они выступают против государыни! – заявила Мами.

– А он действительно выступал против моей матери? – недоверчиво осведомилась я.

– Дорогая принцесса, он хотел низвергнуть маршала д'Анкра, а это вполне можно считать заговором против королевы-матери. В городе очень неспокойно. Множество людей искренне желало принцу успеха. Но итальянец слишком хитер… Его голыми руками не возьмешь!

– Что же будет с принцем? – спросила я.

– Сомневаюсь, что его осмелятся казнить, – ответила Мами. – Скорей всего Конде засадят в какую-нибудь крепость.

– Что ж, – сказала я, – по крайней мере, принцесса де Конде избавилась от ненавистного мужа.

Внезапно Мами крепко сжала меня в объятиях.

– О, моя дорогая принцесса, нам выпало жить в тревожную пору!

Все обсуждали этот провалившийся заговор; впрочем, он имел весьма неожиданные последствия. Принц был выслан в Венсен, а принцесса де Конде, вместо того чтобы поздравить себя с избавлением от докучливого супруга, объявила о своем намерении последовать за ним и жить с мужем в заточении. Она решила разделить судьбу узника, как и подобает законной супруге!

– Люди – весьма странные существа, – пожала плечами Мами. Затем она рассмеялась и поцеловала меня. – И хорошо, что они такие, – продолжила она. – Это делает жизнь интереснее.

Примерно в это же время у нас появилась мать Магдалина, монахиня ордена кармелиток, призванная заботиться о моей душе. Я проводила с матерью Магдалиной долгие часы; мы молились вместе; мы просили Господа помочь нам и защитить нас от врагов; и монахиня заставила меня понять, что нет в жизни ничего важнее, чем способствовать распространению святой католической веры и обращать в нее всех тех, кому Истина пока недоступна. Я вспомнила, что и моя мать говорила мне то же самое…

Летели дни… Они были заполнены религиозными наставлениями матери Магдалины, занятиями с Франсуа Савари де Бревом, играми с Гастоном и детьми из знатных семейств, танцами, пением, задушевными беседами с Мами… Да, это было счастливое время!

Правда, именно тогда я и начала опасаться, что всему этому может прийти конец.

После того как принц де Конде оказался в заключении, все вокруг только и говорили о Кончини.

– Люди его просто ненавидят, – заметила однажды Мами, – а король становится все старше… И все больше сближается с Шарлем д'Альбером. Правда, ни д'Альбера, ни короля никто не принимает всерьез, а Кончини поддерживает королева-мать…

– Ты говоришь так, будто моя мать и король – враги, – удивилась я.

– Вполне возможно, что именно так оно и есть, – промолвила Мами.

И она начала перечислять все огромные владения Кончини.

– У него несколько прекрасных загородных замков и два дворца в Париже. Он – хозяин виноградников и поместий. Говорят, он один из богатейших людей во Франции, а народу это не нравится: ведь сюда Кончини приехал сущим голодранцем.

– Но он верно служил моей матери, – возразила я.

– Да и себя не забывал, – усмехнулась Мами.

Однажды, отбросив всякую осторожность, она воскликнула:

– Что-то витает в воздухе! Я это чувствую! Да и в городе неспокойно… Сейчас за власть борются две группировки: король с Шарлем д'Альбером – с одной стороны и королева-мать с Кончини – с другой. Д'Альбер и Кончини… оба итальянцы… и обоих народ терпеть не может.

– Ну, – заметила я, – моя мать итальянка, так что и мой брат, и я тоже наполовину итальянцы.

– Вы французы! – с горячностью вскричала Мами. – Вы дети своего отца, а он был одним из величайших французов, живших на этой земле!

Все это приводило меня в полнейшее замешательство, однако слушать всякие новости мне нравилось. Должна признаться, что я бывала несколько разочарована, когда повсюду воцарялись мир и покой. Порой мне отчаянно хотелось, чтобы что-нибудь произошло, и даже самая ужасная трагедия была бы лучше, чем полное отсутствие событий. Она явно привнесла бы разнообразие в мою монотонную каждодневную жизнь.

– Я слышала, Кончини и его жена переправляют свои богатства в Италию, – однажды поведала мне Мами. – Кажется, эта парочка решила сбежать. И судя по тому, что я слышала в городе, это был бы весьма мудрый поступок с их стороны. Народ ополчился против них… и уже точит ножи… – Она засмеялась. – О, я просто образно выразилась, дитя мое. Я хотела сказать, что французы собираются изгнать Кончини с женой из страны.

Прошло всего несколько дней, и разразилась буря. Оказывается, Шарль д'Альбер с королем устроили заговор, решив избавиться от Кончини, без которого королева-мать становилась совершенно бессильной. Ее не интересовало искусство управления государством – что было очевидно с тех самых пор, как она стала регентшей. Для того чтобы править страной, королеве требовалась помощь Кончини – и его друзей, конечно. Мария Медичи любила поесть – и растолстела; она обожала развлекаться, молиться и демонстрировать свою королевскую власть. «А чего же еще ждать от дочери банкира?[24]«– мрачно говорили в народе.

По-видимому, Шарль д'Альбер решил, что пришло время действовать. Король стал взрослым. Он должен отстоять свои права – или останется марионеткой на долгие годы.

Людовик подписал приказ об аресте Кончини, шестеро королевских стражников явились с этим приказом к маршалу д'Анкру. Могу представить себе изумление Кончини, когда его – всесильного фаворита – внезапно окружили люди короля. Должно быть, итальянец пожалел, что не послушался своего внутреннего голоса и не отбыл на родину. Позже мы узнали, что остаться Кончини уговорила жена, считавшая, что у них еще есть время и что им надо напоследок прибрать к рукам побольше сокровищ и драгоценностей, приумножив тем свои богатства.

Но Элеонора Галигаи ошиблась…

Столь могущественный вельможа, как маршал д'Анкр, естественно, потребовал объяснить, на каком основании его заключают под стражу, а когда ему приказали молчать и немедленно следовать за людьми короля, Кончини отказался им повиноваться и выхватил шпагу, чтобы защищаться. Все только этого и ждали. Стражники, вооруженные кинжалами, набросились на него, и через несколько секунд у их ног лежало окровавленное тело. Между тем, заметив, что стражники входят в резиденцию всесильного маршала д'Анкра, парижане заволновались. На улице стал собираться народ, а когда стражники появились на балконе, волоча труп человека, который еще вчера правил всей страной, толпа обезумела от восторга.

– Вот тело итальянца Кончини, маршала д'Анкра! Вы оплачивали все его прихоти и капризы! Он купался в роскоши, а вас обирал до нитки! – прокричал один из стражников.

И они сбросили тело с балкона. Толпа подхватила труп и с ревом растерзала на куски, проклиная всех итальянских интриганов и вопя, что впредь Франция будет только французской.

Таков был глас народа.

– Теперь, – пророчила Мами, – грядут перемены.

Как она была права! Мой брат, не теряя времени, назначил Шарля д'Альбера первым министром и пожаловал ему титул герцога де Люиня. Жена Кончини была арестована. Ходили слухи, что она ведьма. Ведь она вертела королевой-матерью как хотела, и объяснить это можно было только колдовством. Мами сказала, что суд над Галигаи будет лишь пустой тратой времени, поскольку судьи уже заранее вынесли ей приговор. Она обвинялась в колдовстве, с помощью которого полностью подчинила себе государыню.

– Не было никакого колдовства, – заявила на суде Элеонора Галигаи. – Если я и оказывала влияние на королеву, то только по причине превосходства сильного ума над слабым.

Моей матери, конечно, не понравились бы эти слова, однако ее уже отправили в ссылку и поселили почти как узницу в замке в Блуа.

Бедная Элеонора Галигаи – «мадам маршальша», как ее называли. Она ненадолго пережила своего мужа. Ее признали виновной, и по закону о колдовстве она была обезглавлена, а тело ее предано огню.

24

Намек на происхождение состояния рода Медичи, представители которого разбогатели на банковских операциях.