Путь на эшафот

Вдовствующая герцогиня Норфолкская спокойно дремала в своем кресле. Нога ее автоматически постукивала в такт музыке, но она не видела парочку, сидевшую у спинета. Она думала о жизни при дворе и о страсти короля к этой великолепнейшей леди, ее дорогой внучке. Да! Этот интриган Томас Болейн получил наконец свой графский титул и все остальные почести. Уверена, теперь он доволен. Ведь деньги для него – это все. Его дочь теперь – леди Анна Рочфорд, вот так, а брат ее Джордж в прекрасных отношениях с королем, чего нельзя сказать о его отношениях с женой, этой лицемеркой. Бедный Джордж! Жаль, что ему нельзя развестись с ней. Почему бы не найти принцессу, которую твой брат мог бы взять в жены, как ты думаешь, Анна? Конечно, ты – королева. Но принцесса прекрасно бы подошла твоему брату… Эти двое, Анна и Джордж, всегда будут вместе, что бы ни случилось. Хоть бы она послала за мной! Думаю, она сделала бы это, если бы знала, как мне хочется уехать отсюда. А что если послать гонца… Жизнь при дворе! Маскарады! Правда, я несколько стара для таких развлечений. Как было бы хорошо, если бы она приехала повидаться со мной в Ламберт. Посидели бы с ней в саду, она рассказала бы мне о короле… Моя внучка – королева Англии!

И герцогиня уснула, а Генри Мэнокс, как бы почувствовав это, обернулся и посмотрел на нее через плечо.

– Вот так, – сказала Катерина. – Теперь лучше?

Он подвинулся к ней поближе.

– Великолепно!

Щеки девушки зарделись от удовольствия, и он заметил, как нежна ее кожа, какие у нее длинные и светлые ресницы, как прекрасны темно-рыжие волосы, ниспадающие на лоб. Его привлекала ее молодость. Он еще никогда не занимался любовью с такой молоденькой девочкой. А она, несмотря на свою молодость, была уже вполне зрелой женщиной.

– Я многих учил музыке, – прошептал он, – но никогда еще не получал от этого такого удовольствия!

Герцогиня тихонько похрапывала.

Катерина засмеялась. Генри тоже засмеялся, нагнулся к ней и поцеловал ее в кончик носа. Катерина почувствовала, что это ее возбуждает, главным образом потому, что происходит в присутствии герцогини. Мэнокс красив, считала она. У него такие черные и смелые глаза. Приятно, что ею восхищается человек, намного ее старше. Приятно, что он считает ее очаровательной, особенно после критики со стороны бабушки.

– Я рада, что вы считаете меня хорошей ученицей.

– Вы прекрасная ученица, и я тоже рад, что могу вас учить музыке.

– Ее милость, моя бабушка, считает, что я дурочка.

– Значит, это ее милость, ваша бабушка, дурочка!

Катерина пожала плечами и засмеялась.

– Выходит, сэр, вы не считаете меня глупой?

– Конечно, нет. Вы еще очень молоды и вам следует многому поучиться.

Герцогиня вдруг проснулась, и Катерина стала снова играть.

– Ты стала играть лучше, – заметила герцогиня. – Верно, Мэнокс?

– Да, ваша милость, значительно лучше.

– Ты считаешь, что твоя ученица делает успехи?

– Огромные успехи, мадам!

– Я тоже так думаю. А теперь, Катерина, можешь идти. А ты, Мэнокс, останься. Мне нужно с тобой поговорить.

Катерина ушла, а он остался, чтобы побеседовать с герцогиней. Они говорили о музыке, поскольку им больше не о чем было говорить. Но герцогине было все равно, о чем с ней беседуют молодые люди, лишь бы они что-то говорили и развлекали ее. Ей нравилась их молодость, их льстивые слова. И пока Мэнокс разговаривал с ней, она вспоминала о своей юности, потом представляла себе, что происходит сейчас при дворе, где царит ее самая очаровательная внучка.

– Думаю, нужно ехать в Ламберт, – вдруг сказала она и отпустила Мэнокса.

Катерина же отправилась в комнату, где жила. Там она увидела Изабел.

– Как прошел урок? – спросила ее Изабел.

– Очень хорошо!

– Ты любишь музыку и получаешь от нее огромное удовольствие. Ты выглядишь сейчас так, как будто бы встречалась со своим возлюбленным, а не разучивала музыкальную пьесу!

Они постоянно болтали о любви и возлюбленных. Катерина считала это в порядке вещей. Иметь возлюбленного – это не только естественно, это великолепно! Возлюбленный – неотъемлемая часть взросления, а Катерине очень хотелось поскорее стать взрослой.

Она все еще мечтала о Томасе Калпеппере, но с трудом могла теперь вспомнить, как он выглядит. Она мечтала о том, как он приедет из Хоршэма и скажет ей, что она должна с ним бежать. На его лицо, которое она со временем забывала, наплывало лицо Генри Мэнокса. Она с нетерпением ждала уроков музыки, и самым прекрасным моментом для нее было то время, когда она приходила в покои бабушки и встречалась там с Генри. Она всегда боялась, что он не придет или что бабушка найдет ей нового учителя. Она с нетерпением ждала, когда герцогиня захрапит, а они с Мэноксом начнут хихикать и смотреть друг другу в глаза.

Она играла, а он сидел совсем рядом, и его длинные пальцы музыканта касались ее колена, тихонько постукивая, помогая ей держать ритм. Герцогиня кивала, качала головой, засыпала, а потом вдруг просыпалась, удивленно озиралась вокруг, принимала вызывающую позу, как бы утверждая, что она вовсе не спала.

В один прекрасный день, по истечении нескольких недель занятий, когда весеннее солнце ярко светило в окно, а птицы пели на деревьях в саду, Мэнокс шепнул ей:

– Катерина, я все время думаю о тебе.

– Значит, я очень хорошая ученица?

– Я думаю не о музыке, Катерина, я думаю о тебе! Понимаешь?

– Не понимаю, почему вы все время должны обо мне думать?

– Потому что ты такая милая.

– Я? – удивилась Катерина.

– И ты не такая уж маленькая девочка, какой кажешься.

– Я не маленькая, – сказала Катерина. – Иногда мне кажется, что я совсем взрослая.

Он дотронулся своей изящной рукой до ее груди.

– Да, Катерина, я тоже так считаю. Очень приятно быть взрослой, Катерина. Когда становишься женщиной, ты удивляешься, что могла так долго оставаться ребенком и терпеть это.

– Да, я верю вам. В детстве я была несчастлива. Мама моя умерла, я поехала жить в Холлингбурне, но только стала привыкать к новому месту, только мне начало там нравиться, как меня забрали оттуда.

– Не грусти, маленькая Катерина. Скажи, что тебе не грустно.

– Теперь уже нет.

Он поцеловал ее в щеку.

– Я хотел бы поцеловать тебя в губы, – сказал он ей. Когда он поцеловал ее, она удивилась. Его поцелуй так не похож на поцелуй Томаса. Катерина поцеловала его в ответ.

– Я еще никогда не испытывал такого счастья, – прошептал Генри.

Они были столь поглощены друг другом, что забыли о герцогине, о ее храпе и тяжелом дыхании. Герцогиня вдруг проснулась и, не услышав музыки, взглянула в их сторону.

– Все болтаете! – воскликнула она. – Это урок болтовни или музыки?

Катерина начала играть. Она все время ошибалась. Герцогиня зевнула и стала постукивать ногой в такт музыки. Через пять минут она снова спала.

– Ты думаешь, она видела, как мы целовались? – спросила Катерина.

– Вряд ли, – ответил Мэнокс. Он был уверен, что герцогиня ничего не заметила. В противном случае она немедленно запретила бы ему давать уроки музыки своей внучке и даже могла бы выгнать его из дома, а Катерину бы хорошенько побила.

Катерина вся дрожала.

– Я так испугалась, что она увидела, и отныне запретит нам заниматься.

– Значит, для тебя наши занятия так много значат?

Катерина посмотрела ему в глаза.

– Да, очень, – сказала она. Она была еще совсем ребенком по своему разуму, но тело ее уже созрело и жаждало любви. По природе она была не слишком умной, но достаточно хорошо развитой физически, что и преобладало в ее натуре. Ей нравились мужчины, нравилось находиться с ними рядом, нравилось целоваться. Ей был симпатичен Мэнокс, и она рассказывала ему о своих чувствах. А он, не отличаясь щепетильностью, считал создавшееся положение очень интересным и занимательным и пользовался этим вовсю.

Ему нравилось держать ее в своих объятиях и целовать в губы в то время, как герцогиня похрапывала, находясь в одной комнате с ними. А Катерина поворачивала к нему свое лицо в ожидании поцелуя, как цветок поворачивается к солнцу.