Страница 73 из 82
В заключение разговора о том, «а кому он нужен…», нельзя не подумать ещё об одной — далеко не последней! — стороне дела: о влиянии космических полётов на умы, на души человеческие, на весь нравственный климат общества.
А влияние это существует. И немалое! Пропагандистский, воспитательный, наконец, просто облагораживающий души эффект космических полётов бесспорен. Соразмеряя связанные с космическими исследованиями «расходы и доходы», сбрасывать со счётов эту сторону дела было бы, честное слово, грешно.
Правда, нередко мне кажется, что и тут мы не всегда «снимаем все центнеры с гектара»: пишем о космических делах, показываем их в кино, театре и на телевидении, используя далеко не полностью все фактические и эмоциональные богатства, в этих делах заложенные. Живой интерес, более того — сопереживание безотказно появляются у людей всякий раз, когда они получают подробную, откровенную информацию о том, что задумано, когда и как будет сделано, какие трудности придётся при этом преодолеть — и какие встретились в действительности. Кто, наконец, всю эту непростую работу делает… Словом — все по правде.
Кстати, это не только моя точка зрения. После гибели В. Комарова Гагарин заметил: «Может быть, чересчур бодрые репортажи о нашей работе способствовали тому, что космические полёты воспринимались некоторыми как заведомо счастливый и лёгкий путь к славе».
И жизнь эти горькие слова Гагарина подтвердила.
Незадолго до того погибли американские астронавты Гриссом, Уайт и Чаффи. Несколько лет спустя так же трагически закончился полет экипажа корабля «Союз-11» — Г.Т. Добровольского, В.Н. Волкова и В.И. Пацаева. В январе 1986 года катастрофа американского корабля «Челленджер» унесла жизнь ещё семи человек.
Несколько раз космонавты попадали в сложные положения, к счастью завершившиеся благополучно благодаря их высоким волевым качествам и профессиональной подготовленности.
Так, космический корабль В.Г. Лазарева и О.Г. Макарова, не выйдя на орбиту, устремился по крутой параболе вниз, к земле. Экипаж перенёс огромные, не встречающиеся в нормальном космическом полёте перегрузки; в довершение всего, приземлился их корабль на крутой склон заснеженной горы, в безлюдной, труднодоступной для эвакуационной службы местности. «Экипаж проявил мужество и стойкость и благополучно вышел из очень трудной обстановки», — писал впоследствии об этом Г.Т. Береговой.
В не менее сложное положение попали В.Д. Зудов с В.И. Рождественским, когда их корабль «Союз-23» приземлился… Нет, точнее будет сказать — приводнился в небольшое солёное озеро, затерявшееся в раскинувшейся на сотни километров степи. Нарочно попасть в него вряд ли удалось бы. А вот случайно — пожалуйста. К тому же дело было ночью, при сильном ветре, густом снегопаде. Берега озера оказались заболоченными — что называется: ни пешком, ни вплавь. Казалось бы, все силы природы, будто нарочно, объединились против космонавтов. Вместо нужного им режима реадаптации их встретила сильная качка, холод, полная неясность возможных сроков эвакуации. Но все это Зудов и Рождественский выдержали с должной невозмутимостью: выбрались без посторонней помощи из скафандров, исправно поддерживали связь со спасателями, даже поели…
Что говорить, нелегко досталось экипажу «Союз-23» возвращение на Землю!
Но в полёте Н.Н. Рукавишникова и болгарского космонавта Г.И. Иванова на корабле «Союз-33» из-за неисправности силовой установки под угрозой оказалась сама возможность возвращения! Поиски выхода из создавшегося положения, предпринятые совместно экипажем и Центром управления, привели к тому, что такой выход был найден — у космического корабля оказались резервные возможности, которые и были успешно использованы.
Слов нет, риск в каждом космическом полёте присутствует. Не может не присутствовать. Ведь даже обычный автомобиль считается «источником повышенной опасности». А в космосе — глубокий вакуум, метеоритная опасность, ответственные задачи выведения на орбиту в начале полёта и спуска на Землю в конце. Неудивительно, что эти факторы время от времени напоминают о себе… Скорее стоило бы удивиться тому, что при всем при том подавляющее большинство космических полётов протекает «как по нотам». Вернее, даже не столько удивиться, сколько подумать о том, какая титаническая работа тысяч людей, объединённых в мощные научные, конструкторские, учебно-методические коллективы, стоит за этой благополучной статистикой!
И все же прав был Гагарин. Эта работа — летать в космос — под определение «заведомо счастливый и лёгкий путь к славе» не очень-то подходит…
Полет «Восхода» был последним, в котором я наблюдал космонавтов непосредственно на космодроме — начиная от старта и кончая послеполётным отчётом. На том моё посильное участие в делах, связанных с пилотируемыми космическими полётами, практически закончилось.
Подоспели новые проблемы, новые задания — снова в родной мне авиации (хотя по солидности возраста и небезукоризненности здоровья, увы, уже не за штурвалом испытуемого самолёта, а на грешной земле).
Космонавтов последующих лет я, естественно, знаю гораздо меньше. Хотя многим из них — в плане, так сказать, частного знакомства — по-человечески искренне симпатизирую. Но все-таки в том самом деле, на котором они проявили свои знания, умение, волю, я их вплотную не наблюдал. Поэтому и рассказывать о них чувствую себя не очень-то вправе.
И тем не менее об одном из них скажу!
Скажу потому, что хотя и не принимал участия в подготовке и не видел его космического полёта вблизи, но зато хорошо знают многие, очень многие его «докосмические» полёты.
Читателю, наверное, уже ясно, что речь пойдёт о Георгии Тимофеевиче Береговом.
В произведениях художественной литературы — того же Теодора Драйзера, например, — мы читали о людях, вынужденных несколько раз в своей жизни «начинать с нуля». Но почти всегда именно вынужденных — в результате какого-то постигшего их делового или иного жизненного краха. И умение человека встать на ноги после глубокого нокдауна всегда вызывало у нас уважение.
Береговой в своей жизни начинал заново трижды! Причём — только по собственной воле, никак не вынужденно! Более того — вопреки жизненным обстоятельствам, которые складывались у него так, что, казалось бы, прямо толкали не на какие-то изменения, переломы судьбы, а на продолжение и естественное развитие указанных, более чем благоприятных для Берегового обстоятельств.
Первый раз он начал с нуля тогда, когда оно и положено — как все, — в начале своей сознательной жизни. Точнее, несколько раньше, чем все: шестнадцатилетним юношей (я чуть было не написал: мальчиком) он поступил в аэроклуб, а годом позже — в школу военных лётчиков. Поначалу его не брали, говорили, что лет маловато (много времени спустя возраст снова станет помехой для осуществления его жизненных планов: в отряд космонавтов ему опять придётся прорываться сквозь недоверие, вызванное возрастом — теперь уже не недостаточным, а, напротив, избыточным). Однако не раз было замечено, что человека целеустремлённого, твёрдо знающего, чего он хочет в жизни, препятствия подобного рода только подстёгивают — или, если хотите, мобилизуют. И, попав все-таки в лётную школу, Береговой вполне успешно в ней учился и столь же успешно закончил. Закончил, как говорится, в самый момент — к началу войны.
Воевал он на штурмовике Ил-2 — без преувеличения, самой нужной над полями сражения летающей машине. Воевать на ней было почётно, но очень нелегко: атакуя противника с малых высот, штурмовики подвергались встречному огню буквально всех калибров и родов оружия, а потому и потери несли немалые. Берегового тоже за время войны трижды сбивали — и трижды он возвращался в свою часть. Каково оно, сбитому лётчику добираться до своих — отдельная тема, так что ограничимся здесь тем, что скажем: честное слово, не такое это простое дело!
Как-то, ещё до своего полёта в космос, Береговой, что называется, к случаю рассказал нескольким своим коллегам, будущим космонавтам, и работникам Центра о том, в каких условиях воевали штурмовики — условиях почти рукопашного боя самолёта с танками, с артиллерией, чуть ли не с автоматчиками противника. Рассказал очень спокойно, по-деловому, явно желая просто проинформировать собеседников, а никак не поразить их. Но тем не менее конечно же поразил. И один из слушавших покачал головой: