Страница 3 из 7
Старик закрыл глаза и, будто живого, увидел перед собой невинно загубленного совсем молодого «длинноволосого».
Хуан никак не ожидал, что приятель воспримет все так серьезно, и уже жалел, что проболтался. А тут еще Тун-бао стал его всячески благодарить.
– Что за благодарность! – забормотал Даос. – О чем тут говорить? Ну, я пошел – некогда мне! До свидания! Еще увидимся! Не болей! Береги здоровье!
И он поспешил улизнуть, словно спасаясь от преследования. Тун-бао продолжал сидеть на земле, поглощенный невеселыми думами. Нещадно пекло солнце, но старик был ко всему безучастен. На память приходили истории о «длинноволосых», рассказанные отцу дедом. Вспомнился крестьянский мятеж в начале годов «Гуансюй»,[8] когда Тун-бао собственными глазами видел залитые кровью головы смутьянов. Старик был убежден: если бы смутами можно было чего-то добиться, «длинноволосые» наверняка давно хозяйничали бы в Поднебесной. И все же он чувствовал, что за время его болезни произошли какие-то перемены. Старика это пугало. Собственник по своей природе, он никак не мог расстаться с мечтой разбогатеть, хотя хозяйство его пришло в упадок.
2
Солнце уже село за горы, когда А-сы возвратился домой. Денег он не раздобыл, зато привез три доу риса.
– Господин У сказал, что денег у него нет, – мрачно сообщил А-сы. – Ну и злой же он был! Потом раздобрился и дал три доу риса. Лавка у него от риса ломится – там наверняка сто даней с лишком. Не мудрено, что крестьяне с голода пухнут. За эти три доу мы через полгода после весеннего урожая должны будем вернуть пять. Это еще ничего. А то ведь знаешь, какие богачи жадные!
Пересыпав рис в две глиняные кринки, А-сы пошел к полуразвалившемуся свинарнику за домом и стал тихо разговаривать с женой. О чем опи там шепчутся? Тун-бао покосился на сына, потом на бутыли, полные риса. Как-то странно А-сы себя ведет. Как ни ломал старик голову, стараясь догадаться, где сын все-таки добыл рис, а спросить не решился; и так сноха недавно обругала его «старым тупицей», когда он назвал А-до непутевым, да еще съязвила: «Что ж ты не жалуешься властям на сына, который отцу родному наперекор идет? Ты же грозился живьем его закопать. Как же, господа тебе за это золотой слиток дадут».
Тун-бао строго следовал завету предков: «У каждого должно быть чувство долга, даже у бедняка». Однако нынче это мудрое наставление, пожалуй, ни к чему. Долг – не еда, даже не тыква, им не насытишься. Разговор со снохой заставил Тун-бао задуматься о семейных делах. Взять хоть его сына А-сы – и честный, и искренний, только ума своего не имеет, во всем жену слушает. Вот и сейчас она его на что-то наущает. Однако старику ничего не оставалось, как скрежетать зубами от злости.
Тут мысли его перешли на свинарник. Лет шесть тому назад старик сам его соорудил. Одних досок ушло на десять юаней, и свинарник получился добротный. Но весь прошлый год он пустовал – не удалось скопить денег на поросенка. Да и в нынешнем году вряд ли удастся. Задумав строить свинарник, Тун-бао сразу же позвал геоманта;[9] кто мог подумать, что все окончится так неудачно?!
Всю свою досаду Тун-бао решил выместить на свинарнике. Трясясь от злости, он направился к сыну и еще издали закричал:
– Слушай, А-сы! Говорят, господину Чэню старые доски нужны. Завтра же сломаем свинарник, все равно не на что купить поросенка, чего ж ему без пользы стоять?
Услышав голос старика, сын и сноха перестали шептаться. Сноха была чем-то взволнована, и лицо ее порозовело.
– Много ли стоит твой свинарник? – сказала она. – Да и зачем господину Чэню эти грязные доски?
– Он их возьмет, – крикнул Тун-бао вызывающе. – Не может не взять, из уважения ко мне. Наши семьи дружны вот уже три поколения.
Тун-бао снова вспомнились рассказы о славном прошлом семьи: его дед и дед господина Чэня оказались в лагере «длинноволосых», горе их сблизило, и они вместе бежали. Деда Тун-бао в семье Чэней уважали, да и самого Тун-бао тоже. Случалось даже, что молодой господин называл его «старшим братом». И Тун-бао, исполненный благодарности, почитал не только Чэней, но и остальных богачей.
Сноха не произнесла больше ни слова и ушла в дом. Тут старик в упор посмотрел на сына и грозно спросил:
– Что вытворяет твой братец? Все скрываете? Потерпите маленько, вот не станет меня, будете делать, что захотите.
В это время на крыше закаркала ворона. А-сы запустил в нее осколком черепицы. Он ничего не ответил отцу, лишь пожал плечами и плюнул. Да и что отвечать? Отец говорит одно, жена – другое, брат – третье. А кому верить? Каждый из них вроде бы прав.
– Дождется – оторвут ему башку. И семья ни за что пострадает, – продолжал отец. – Уж поверь мне – я много повидал на своем веку.
– Неужто всем так и снимут головы? – с сомнением произнес А-сы, но тут заметил, как вздулись на лбу у отца жилы, и под его пристальным взглядом очень серьезно ответил:
– Ничего плохого А-до не делает. Все пошли – ну и он тоже. Любопытно ведь! Только в город они нынче не поехали.
– Хватит врать! Даос мне все рассказал. Он зря болтать не станет, – высокомерно произнес старик. Теперь ему было ясно, что и А-сы, и А-до, и сноха – все заодно.
– Да нет. А-до и вправду ничего плохого не делает. Твой Хуан, видать, тыкву с бобами перепутал.[10] Нынче люди подались в деревню Янцзяцяо, ту, что к востоку от нас. Заправляют всем бабы, мужики подсобляют, на веслах сидят. А-до тоже подсобляет. Верно тебе говорю.
Прижатый отцом к стенке, А-сы забыл про наказ жены и рассказал все, как есть. Только две вещи утаил: что А-до не помощник, а голова крестьянам и что сам он завтра тоже присоединился бы к сельчанам, если бы нынче не привез рису. Старик ничего не сказал, лишь недоверчиво покосился на сына.
Сгущались сумерки. Над домом вился беловатый дымок. В передней комнате Сяо-бао мурлыкал песенку.
– Отец Сяо-бао! – крикнула Сы данян.
А-сы откликнулся и поспешил к дому. Но, сделав несколько шагов, остановился и со вздохом сказал отцу:
– Три доу риса у нас есть, дней на восемь – десять хватит. А воротится вечером А-до, уговорим его, чтоб больше не ходил.
– Свинарник все одно ломать придется. Ведь отсыреет и развалится, как пойдут дожди. А так хоть какая-то прибыль будет.
Тун-бао не зря снова заговорил о свинарнике – пусть А-сы не думает, что дела у них так уж плохи. Нечего идти против закона, преступление совершать. Старик постучал по стенке свинарника с видом заправского плотника, – годится, мол, или не годится дерево, – и тоже поплелся к дому.
В это время со стороны рисового поля послышались голоса. Это возвращались из Янцзяцяо люди. Сао-бао, словно мышонок, выскочил из дому и побежал на ток искать своего дядю А-до. Сы, подбросив в очаг тутовых веток, тоже поспешила туда разузнать новости. Из котелка повалил пар, аппетитно запахло рисом. Тун-бао принюхался, и у него потекли слюнки. Живот подвело от голода, но он думал лишь об одном: как бы наставить на ум этого А-до, который вечно где-то носится, словно дикая лошадь. Да и полевые работы на носу. Тун-бао, пожалуй, единственный в деревне начинал беспокоиться еще за месяц до начала полевых работ.
Ни А-до, ни Лу Фу-цин, живший по другую сторону речки, в этот вечер домой не вернулись. Оба они, по свидетельству сельчан, остались ночевать в Янцзяцяо у какого-то крестьянина. Утром им предстояло плыть в Яцзуйтань на встречу с крестьянами трех деревень и уже оттуда всем вместе двинуться к городу. Об этом Сы узнала от Лю-бао – сестры Лу Фу-цина. Новость быстро распространилась по деревне, и все с жаром ее обсуждали. Одному Тун-бао из-за его строптивости ничего не сказали.
Но старик, видимо, смекнул, в чем дело, и за ужином, покосившись на А-сы, пробурчал:
8
Вступая на престол, китайский император объявлял девиз своего правления, призванный выразить цели и характер царствования. Под девизом «Гуансюй» правил предпоследний маньчжурский император Дэ-цзун с 1875 по 1908 г.
9
Истоки китайской геомантии фэншуй (воды и ветры) уходят далеко в глубь веков. При определении места какого-либо строительства геомант «учитывал» соотношение небесных и мистических сил, принимал во внимание рельеф местности, ее очертания, характерное для нее направление ветров и вод. Только после всего этого он «определял», насколько подходит данная местность для поселения, строительства дома, деревни, города или закладки могильника.
10
Соответствует выражению «слышал звон, да не знает, где он».