Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5



Западный родич солнца, Дин. Хотя тетка предупредила, что он меня до добра не доведет, я уже слышал новый зов и видел новые дали — и верил в них, будучи юн; и проблески того, что действительно не довело до добра, и даже то, что впоследствии Дин отверг меня как своего кореша, а потом вообще вытирал об меня ноги на голодных мостовых и больничных койках разве имело все это хоть какое-нибудь значение? Я был молодым писателем и хотел стронуться с места.

Я знал, что где-то на этом пути будут девчонки, будут видения — все будет; где-то на этом пути жемчужина попадет мне в руки.

Перевод и вступительное слово Максима Немцова

ДЖЕК КЕРУАК: "НА ИНЫХ УРОВНЯХ БЕЗУМИЯ"

Джек Керуак, человек, давший голос целому поколению в литературе, родился 12 марта 1922 года в Лоуэлле, штат Массачусеттс, и умер в 47 лет. За свою короткую жизнь, проведенную, в основном, "на колесах", он успел написать около 20 книг прозы, поэзии и снов и стать самым известным и противоречивым автором своего времени.

Многие считали и считают его писателем никудышним, многие — классиком литературы этого столетия, но практически все сходятся в одном: без Керуака литературы «разбитых» просто не было бы. По его книгам и разговорам учились писать, наверное, все битники. Он придумывал названия их книгам, кормил их идеями и замыслами. Стиль «письмодействия», отчасти заимствованный им у Марселя Пруста и творчески видоизмененный, оказался очень привлекательным для Аллена Гинзберга, Уильяма Берроуза, Грегори Корсо и многих других — а уж опосредованным влияниям в мировой литературе несть числа.

…Стирай все пороги между глазом, рукой и листом бумаги — пиши как дышишь, как живешь — литература делается каждым твоим шагом. Если умеешь по-детски восторгаться живописным дощатым сортиром на склоне горы и густым среднезападным мороженым, ножками школьницы и закатом над товарной станцией — значит, ты тоже можешь делать литературу… Манерностью это не было. Керуак боролся за свое право писать так, как говорил и думал: сам язык, ритм, расхристанная пунктуация — все помогало ему кидаться головой в омут свободного самовыражения. Гинзберг называл его стиль "спонтанной боповой просодией" — а джаз не требует пауз в композиции, ему не нужна редактура. Почти бессознательный поток. Голая экзистенция кончика пера или клавиш машинки.

Это было неслыханно. Талантливого выскочку ставили на место: редакторы ортодоксального издательства «Вайкинг» постарались оградить читателей от стилистических инноваций Керуака при публикации романа "На Дороге"("On the Road") в 1957 году — через пять лет после того, как три сумбурных недели были истрачены на лихорадочную запись на рулон газетной бумаги мыслей и событий нескольких минувших лет, проведенных в скитаниях по всему континенту. Но к тому времени Джек в глазах богемной тусовки с Таймс-Сквер уже был признанным «писателем»: в 1950 году вышел "Городок и Город" — прото-книга многотомной "Легенды о Дулуозе", книги, которую он писал всю жизнь, и в которой — вся его жизнь. Поэтому, наверное, так трудно Керуака описывать — жизнь его задокументирована им самим, возможно, лучше кого бы то ни было в современной литературе.

Наверное, нет необходимости расшифровывать имена всех персонажей "На Дороге" — досточно сказать, что за ними всеми стоят реальные люди, часто обижавшиеся на Керуака, не подозревавшие, что он запоминал мельчайшие детали их поведения и разговоров. Но об одном человеке все же следует сказать: Дин Мориарти — Нил Кэссиди, ближайший «кореш» Джека Керуака, духовный "давно потерянный братишка" практически всех битников, совершенно неизвестный как писатель, человек, сильно зависевший от женщин и наркотиков всю свою короткую жизнь, которую превратил в нескончаемую череду приключений и которую стремился привести к состоянию покоя и умиротворения через учения странных религиозных сект, позже — участник передвижной провокации "Веселых Проказников" Кена Кизи, почетный железнодорожник, уголовник и ужасный семьянин, любимый женой Кэролайн всю жизнь, несмотря на разрыв… Когда он умер в 1968 году, его прах был отправлен именно ей — в жизни у него больше никого не осталось, Джек Керуак уже медленно угасал от алкоголизма во Флориде. Кен Кизи писал о нем: "Нил Кэссиди делал все, что делает роман, — вот только он все делал лучше, потому что он так жил, а не только писал об этом". Его жизни хватило бы на сотню романов. Из них Керуак написал четырнадцать.

Этим людям не суждена была долгая жизнь — они сжигали себя с обоих концов алкоголем, наркотиками, страстями… Джек Керуак умер в Сент-Питерсберге, Флорида, 31 октября 1969 года от обширного желудочного кровотечения. Еще при жизни его книги были переведены на 18 языков. На русском была издана лишь пара крохотных и изуродованных цензурой отрывков.



Джек Керуак Jack Kerouac

Подземные The Subterraneans 1958 by Jack Kerouac

Перевел с английского М. Немцов

А Publishing In Tongues/PW93 Studios Publication 1994.

М. Немцов, перевод, 1992.

Подземные The Subterraneans 1958 by Jack Kerouac

Перевод этой книги посвящается Светке

Когда-то я был молод и гораздо лучше разбирался в окружающем и мог с нервической разумностью говорить о чем угодно а также с ясностью и без этих вот литературных околичностей; иными словами вот вам история несамоуверенного человека и в то же время эгоманьяка, естественно, многогранного не годится — просто начать с начала и пускай истина себе просачивается, так и сделаю… Началось теплой летней ночью — ах, она сидела на крыле с Жюльеном Александером который… давайте вообще начну с истории подземных Сан-Франциско…

Жюльен Александер ангел подземных, а подземные это имя придумал Адам Мурэд, а он поэт и мой друг сказавший "Они хиповы без поверхностности, они разумны без банальности, они интеллектуальны как черти и все знают про Паунда без претензий или чрезмерной болтовни, они очень спокойны, они очень похожи на Христа". Жюльен сам определенно похож на Иисуса. Я шел по улице с Ларри О'Харой, старым моим собутыльником по всем тем долгим и взбалмошным и безумным периодам в Сан-Франциско, когда я надирался и по-настоящему выжуливал выпивку у друзей с такой «добродушной» регулярностью которую всем просто в лом было замечать или объявлять во всеуслышанье что во мне развиваются или уже развились с юности этакие дурные шаровые наклонности хотя конечно вс° они замечали но я им нравился и как Сэм сказал "Все приходят к тебе заправиться парень, ну у тебя там и бензоколонка" или что-то в том же духе — старина Ларри О'Хара всегда со мною мил, спятивший молодой бизнесмен-ирландец из Сан-Франциско с прямо бальзаковской какой-то каморкой в глубине своей книжной лавки где покуривают ча°к и говорят о былых днях великого оркестра Бейси или былых днях великого Чу Берри — о котором больше чуть позже поскольку она и с ним тоже спуталась потому как неминуемо путалась со всеми ибо знала меня кто нервен и многоуровнев и ни в малейшей степени не однодушен — ни кусочка моей боли еще не проявилось — или страдания — Ангелы, будьте ко мне снисходительны — я даже не смотрю на страницу а прямо перед собою на грустное мерцание стены в моей комнате и на радио-КРОУ-шоу Сары Вогэн Джерри Маллигэна на столе в форме радиоприемника, другими словами они сидели на крыле машины перед баром Черная Маска на Монтгомери-Стрит, Жюльен Александер Христоподобный небритый тощий моложавый спокойный странный про такого вы или Адам почти могли бы сказать апокалиптический ангел или святой подземных, определенно звезда (теперь), и она, Марду Фокс, чье лицо когда я впервые увидел его в баре у Данте за углом навело меня на мысль: "Ей-Богу, я должен связаться с этой маленькой женщиной" а может быть еще и потому что она была негритянкой. К тому же у нее было такое же лицо как и у Риты Сэвидж подруги детства моей сестры, и о которой среди всего прочего я грезил средь бела дня о том как она у меня между ног на коленях на полу туалета, а я на стульчаке, с ее особыми прохладными губами и по-индейски резкими высокими мягкими скулами — то же самое лицо, но темное, милое, с небольшими глазами честными блестящими и напряженными она, Марду склонялась говоря что-то очень настойчиво Россу Валленстайну (другу Жюльена) наклонившись над столом, глубоко — "Я должен с нею связаться" — я пытался стрельнуть в нее радостным взглядом сексуальным взглядом на который она так и не догадалась поднять голову или увидеть — Я должен объяснить, я только-только сошел с парохода в Нью-Йорке, меня рассчитали до рейса на Кобе Япония из-за лажи с буфетчиком и моей неспособности быть милосердным и на самом деле человечным и вообще обычным парнем выполняющим обязанности дневального в кают-компании (а вы теперь не можете не признать что я придерживаюсь фактов), что для меня типично, я относился к стармеху и другим офицерам с запоздалой вежливостью, это в конце концов разозлило их, они захотели от меня чего-то услышать, может чтоб я рявкнул поутру, ставя кофе им на столик а вместо этого молча на мягких подошвах я спешил выполнить малейшее их пожелание и ни разу не улыбнулся даже гадко, даже свысока, вс° это из-за моего ангела одиночества сидящего у меня на плече пока я спускался по теплой Монтгомери-Стрит в тот вечер и увидел Марду на крыле вместе с Жюльеном, вспомнив: "О вон девчонка с которой мне надо связаться, интересно ходит ли она с кем-нибудь из этих парней" — темно, вы б ее едва разглядели на тусклой улице — ее ноги в сандалетах-шлепанцах такого сексуально привлекательного величия что я захотел поцеловать ее, их — хоть и без малейшего понятия о чем бы то ни было.